Соломинка

Соломинка

Родился в 1946 году в селе Гбелце (Юго-Западная Словакия). Окончил факультет естественных наук университета им. Коменского по специальности "геология / химия". Преподаёт на факультете кино и телевидения Института искусств. Входит в число наиболее значительных словацких прозаиков, пишет рассказы для детей, а также сценарии для кино- и телефильмов. Автор более пятнадцати сборников прозы. В качестве сценариста сотрудничал с известными словацкими режиссёрами Душаном Ганаком («Розовые сны», «Я люблю, ты любишь») и Мартином Шуликом («Сторонка»). В 2000 году получил премию им. Доминика Татарки.

Старые девы, как соломинки, их красота никуда не исчезает, просто потихоньку увядает, покрывается пылью. Гана - такая соломинка. Ей тридцать лет, она не замужем, полжизни у неё за спиной и ровно столько же в перспективе. Гана верила, что, когда она умрёт, ей будет шестьдесят – неизменно красивая, совсем ещё молодая. Однажды утром она вдруг решила померить свой рост, прислонилась спиной к дверному проёму между кухней и спальней и приложила к голове треугольную линейку, прямым углом к стене. Затем Гана осторожно высвободилась из-под линейки, обернулась, прошлёпала босиком по ковру и прислонила треугольник к оконной раме.

Она намерила сто шестьдесят семь сантиметров, на один сантиметр меньше, чем двенадцать лет назад, когда она получала аттестат зрелости, – тогда она напоследок решила померить рост и взвеситься в приёмном кабинете школьной амбулатории. Год спустя она стала ниже ещё на сантиметр – и всерьёз поверила, что, когда она умрёт, её рост будет составлять один метр тридцать шесть сантиметров.

Она размышляла о своём теле.

Оно осталось невостребованным, собственно, она сама его каким-то непонятным способом использовала просто для того, чтобы ей было где (вернее, в чём) жить.

Это глупое и одновременно приятное настроение всегда накатывало на неё по вечерам, когда она ложилась в постель, ощущение на грани жизни и смерти, в промежутке между сном и недвижным бодрствованием, ей казалось, что душа отделяется от тела, поднимается ввысь на невидимой нити и пускается лететь по ветру точно бумажный змей, при этом в любой момент невесомая душа может посмотреть вниз и только из жалости вернуться к скучающему телу...

Одна отрада: ей казалось, что она похорошела.

В эти дни её стал преследовать на улице незнакомый мужчина в тонком плаще, который волочился за ним по земле и менял цвет, подстраиваясь под небосвод. Иногда он был серым, иногда синим – а когда год клонился к концу и наступала осень, плащ был красно-жёлтым, словно бы вспыхивая от заката и отражаясь во всех окнах улицы. Но это Гана поняла уже позднее. Сначала она разглядела лицо мужчины, затем изучила его походку, он никогда не улыбался, и она ни разу не слышала шум его шагов. Она представляла себе, что ботинки у него с резиновыми подошвами, а сверху мягкая и податливая замша, которая не оставляет отпечатков и заглушает все звуки. На самом деле мужчина ходил босиком. Но и об этом Гана узнала только потом, а плащ на мужчине был длинный, она никогда не видела его ног, но о его походке тем не менее гадала – в том числе о ботинках, поскольку одно немыслимо без другого. Он ходил очень быстро, но умел ходить и медленно. Порой он по часу мог красться за ней ровно с той же скоростью, что и Гана, которой эти прогулки всё больше начинали нравиться. Однако стоило ей обернуться и на миг потерять его из виду, как он, такой маленький издалека, пропадал с противоположного конца улицы, и вот уже вырастал в двух-трёх шагах за ней, и продолжал шагать следом. И опять она ничего не слышала, ни ходьбы, ни бега.

Сперва она боялась и не знала, что ей делать, как от него отделаться; он всегда ждал её после работы (Гана была секретаршей на метеорологической станции) и шёл за ней через весь город из конца в конец, пока Гана не исчезала в дверях дома, где у неё была на верхнем этаже однокомнатная квартира... Как-то раз она попыталась его обмануть и вышла через чёрный ход: мужчина поджидал её во дворе, он даже не улыбнулся, просто смотрел на неё и ждал, пока она пройдёт рядом. В итоге она привыкла к нему и каждый раз радовалась этим совместным прогулкам до дома. Однажды его не было пару дней. Накрапывал дождь, дул ветер, на лужах причудливо расплывались снежинки, Гана с нетерпением ждала, когда же слякоть наконец кончится. Золотая пора в этом году и так продержалась очень долго, подобная осень выдаётся, дай бог, один раз в сто лет, к тому же спустя неделю, даже меньше, небо снова расчистилось, и воздух стал ещё прозрачнее.

Мужчина снова ждал её.

Гана улыбнулась ему. Она правда была рада видеть его: всю неделю ей казалось, что она заболевает, ходила еле-еле, ломило суставы и все хрящики в локтях, коленях, лодыжках; она говорила себе, что в запястьях у неё как будто скрипит не то пыль, не то ржавчина; голова болела, практически раскалывалась, у неё даже пошла кровь из носа, она приложила себе на затылок холодное полотенце, но гул в голове не исчез, а только усилился, превращаясь в болезненный шум; потом кровь остановилась, перестала капать, и Гана впервые в жизни поняла, что у крови привкус железа. Словом, после работы она снова заметила мужчину в плаще, и ей тут же стало гораздо легче, напряжение спало, мышцы расслабились, боль утихла, тело покрылось приятной испариной.

Она захотела остаться с ним подольше – а потому не пошла домой привычной дорогой через город и отправилась через парк, который на холме переходил в лес, она шла по отдалённым тропинкам, по которым прежде боялась ходить. Летом здесь лучи яркого света терялись в глубокой тени, трава одичала и разрослась, поэтому тропинки вели сквозь настоящие заросли, здесь всегда было очень тихо, лишь насекомые чуть слышно потрескивали над лоснящейся водой ручья. Мужчина исчезал и появлялся. До сих пор он ходил так, что она в любой момент могла увидеть его позади, близко, далеко ли, но сегодня он обнаруживал себя весьма редко, хотя шла она медленно, Гана даже остановилась, но мужчина не появился. И всё же он должен был быть где-то поблизости, через минуту она заметила, как он выходит из зарослей облетевшего кустарника и следует за ней. Странным было только то, что именно в тот момент, когда он исчез у неё из поля зрения, она всем своим существом почувствовала, что он совсем близко, гораздо ближе, чем прежде. Она с недоверием следила, как на руках у неё появляются мурашки, как постепенно ими покрывается всё её тело, словно ветер гонит их волной, как она слабеет, до того, что не может даже удержаться на ногах. Она чувствовала, как тает глыба льда в её груди, как холодеет всё у неё внутри, и как потом наваждение исчезает, и она снова может идти.

Гана говорила себе, что их пути пересеклись, что только сейчас, когда они идут вместе, один за другим, её шаги приобрели некую внутреннюю осмысленность. И тому подобные глупости. Дома она разделась догола и встала на весы: судя по их показаниям, она похудела ещё на килограмм, ни больше ни меньше, и сказала себе, что завтра проверит: ей страшно, ужасно хотелось спать.

Потом он опять пропал на месяц. Начинался декабрь, а холода всё не наступали, лишь ночью как-то раз прошёл тихий и печальный дождик, и от воды воздух стал чище. А его, того мужчины, всё не было.

Через три недели к ней начали приходить открытки со всего света: Швеция, Финляндия, Канада (вид на мост в Монреале, где в углу соревновались друг с другом две спортивные яхты), Куба, Бразилия, Кейптаун, Марокко и Голландия (две ветряные мельницы над сверкающим льдом канала), Швейцария и Прага. Снова ей стало страшно, поскольку на открытках не стояло ни поздравлений, ни подписи, ни адреса, ничего, лишь негашёные марки, воздушные поцелуи из чужих городов.

Гана таяла: она стала худеть всё быстрее, кило за месяц, кило за неделю, она уменьшалась в размере – и уже твёрдо понимала это без метра и весов, поскольку платья стали ей безнадёжно велики, юбки спадали, а блузки надувались воздухом. Но она продолжала взвешиваться, всегда нагая и озябшая, погруженная в свои мысли, пока однажды в её квартире не появился мужчина в плаще.

Он сказал, что принёс ей снег.

Он стоял в комнате возле открытого окна, плащ на нём развевался, открывая босые ноги, солнце в проёме казалось невыразимо прекрасным: на пол падал снег.

Он сказал, что она единственная женщина, которую он способен вынести, не сейчас, правда, но скоро, совсем скоро.

Гана закрыла глаза и снова открыла: она удивилась, что ей не холодно, всё её тело покрылось мелкой крупой, а жилы мраморно потемнели.

Он сказал ей, что он ветер.

Плащ скользнул на землю, мужчина отбросил его и – кинулся к ней.

Перевела Дарья ВАЩЕНКО