За десять недель до десяти дней, которые потрясли мир

За десять недель до десяти дней, которые потрясли мир

На протяжении четырех августовских дней (не путать! — 1917 года), Временное правительство Российской республики, ясно понимая, что государственный корабль вот-вот пойдет ко дну, собрало в Москву, на Государственное совещание более двух тысяч представителей всех социальных слоев тогдашнего общества. Собрало с единственной целью — достигнуть консолидации и тем самым отстоять демократическую Россию. Вы прочтете здесь фрагменты речей А. Ф. Керенского — главы Временного правительства, Н. Д. Авксентьева — министра внутренних дел, С. Н. Прокоповича — министра продовольствия, Н. В. Некрасова — министра финансов; В. Д. Набокова — депутата I Государственной думы, отца знаменитого ныне писателя; казацкого атамана генерала А. М. Каледина; одного из руководителей Всероссийского Совета Крестьянских Депутатов Г. А. Мартюшина; предводителя российских промышленников А. И. Гучкова; В. А. Маклакова — депутата IV Государственной думы; И. Г. Церетели — представителя меньшевиков; П. Н. Милюкова — представителя кадетов; Мачавариани (его инициалы, к сожалению, нам неизвестны) — представителя близкой к кадетам грузинской Национальной демократической партии; О. О. Грузенберга, выступавшего от имени еврейской национальной группы, в которую входили и сионисты; мусульманина А. М. Топчибашева; и двух патриархов российского революционного движения — анархиста князя П. А. Кропоткина и основоположника социал-демократии Г. В. Плеханова.

Причины, по которым предложенные ими — и другими участниками Государственного совещания — рецепты спасения Российской республики не могли быть реализованы, достаточно прозрачно изложены в документе, завершающем нашу публикацию — Декларации большевиков.

Речи печатаются по изданию: Государственное совещание. Стенографический отчет. М. — Л., 1930.

Постановление

Временного Правительства.

Об организации Государственного Совещания

в Москве

1. Ввиду исключительных событий и в целях единения государственной власти со всеми организованными силами страны, созвать 12–14 августа Государственное Совещание в Москве.

2. Поручить организовать упомянутое в предшедшем 1-м отделе Совещание министру почт и телеграфов совместно с министром торговли и промышленности и путей сообщения.

3. Отпустить по смете канцелярии Временного Правительства 1917 г. на расходы, сопряженные с созывом упомянутого в отделе 1-м Совещания, 50 000 руб., с отнесением этой издержки на счет кредитов на непредусмотренные сметой экстренные, в течение года, надобности.

(Выписка из журнала заседаний Временного Правительства № 144 от 31 июля 1917 г.)

Телеграмма

Временного Правительства

от 31 июля.

О созыве

Государственного Совещания

(Городским думам, земским управам, университетам и ученым учреждениям, кооперативным и профессиональным организациям, Советам Р., С. и Кр. Д., фронтовым армейским Советам и т. д.)

Временное Правительство, в виду исключительности переживаемых событий, в целях обращения правительства ко всем организованным силам страны, постановило созвать в Москве с 12 по 14 августа Государственное Совещание. К участию в этом Совещании привлекаются: представители политических, общественных, демократических, национальных, торгово-промышленных и кооперативных организаций, руководители органов демократии, высшие представители армии, научных учреждений, члены Государственной Думы четырех созывов. Особые приглашения будут посланы верховному главнокомандующему и бывшему министру-председателю кн. Львову. Собрание предполагается устроить в Николаевском дворце, в Кремле. Государственное Совещание откроется докладом министра-председателя, который ознакомит членов Совещания с положением страны и с программой деятельности нового правительства. Затем выступят с докладом представители отдельных ведомств — с речами, посвященными выяснению отдельных отраслей государственного управления и государственного хозяйства.

Ожидается свыше тысячи участников.

Из выступлений участников

Государственного совещания

12–15 августа 1917 г.

А. Ф. КЕРЕНСКИЙ. В великий и страшный час, когда в муках и в великих испытаниях рождается и создается новая свободная великая Россия. Временное Правительство не для взаимных распрей созвало вас сюда, граждане великой страны, ныне навсегда сбросившей с себя цепи рабства, насилия и произвола. (Бурные аплодисменты.) Временное Правительство призвало вас сюда, сыны свободной отныне нашей родины, для того, чтобы открыто и прямо сказать вам подлинную правду о том, что ждет вас и что переживает сейчас великая, но измученная и исстрадавшаяся родина наша. Мы призвали вас сюда, чтобы сказать эту правду всенародно в самом сердце государства Российского, в городе Москве. Мы призвали вас для того, чтобы впредь никто не мог сказать, что он не знал, и незнанием своим оправдать свою деятельность, если она будет вести к дальнейшему развалу и к гибели свободного государства Российского. (Аплодисменты.)

А положение, граждане, очень тяжелое, и государство наше переживает час смертельной опасности. Нам говорят, что, может быть, мы нарочно сгущаем краски, преувеличиваем опасность, чтобы запугать кого-то, застращать кого-то и тем усилить авторитет своей собственной власти. Но вы знаете, граждане, что до сих пор мы такого собрания не созывали. Мы только, каждый из нас в частности, и Временное Правительство все в целом, и я, неоднократно предупреждали о том страшном часе, который может настать. Я не буду пред вами подробно излагать положение государства нашего. Все вы люди земли, каждый из вас кровными узами связан с той или другой территорией, с тем или иным классом, с теми или другими служебными, гражданскими или профессиональными обязанностями. И я думаю, все мы ощущаем в душе смертельную тревогу. Все мы это знаем, но не хватает у нас великого мужества самоограничения, и у многих из нас не хватает достаточно стремления и чувства к жертве, к подвигу и к великому самоотвержению. А между тем то небывалое в истории нашего государства дело, которое мы творим, — создание свободной нации из распыленных масс, стонавших под пятой варварского самодержавия, — эта задача, одновременно выпавшая на нас с великой борьбой с организованным, мощным, беспощадным врагом, эта задача подлинно требует жертвенности, подвига, великого пламени любви к родине и самоограничения и отказа от своих личных, групповых и классовых интересов. (Аплодисменты.) Голодающие города, все более и более расстраивающийся транспорт, эта артерия питания и армии, и тыла, и всех граждан государства Российского, падение производительности в промышленной и заводской работе, открытый отказ поддерживать государство великими жертвами имущества и достояния своего со стороны многоимущих и многим владеющих (аплодисменты), — привело к тому, что падение производительности, т. е. расхищение, исчезновение национальных богатств и орудий защиты и творчества, одновременно сопровождается опустошением государственной казны и великим финансовым и денежным кризисом. Но то же и еще большее мы видим и в политических настроениях, где процесс распада и распыления на все новые и новые враждующие между собой партии и группы сталкивается с все более и более поднимающим голову стремлением некоторых национальностей государства Русского искать спасения не в более и более тесном единении с живыми силами государства Российского, а в стремлении все больше и определеннее отмежевать судьбу свою от нас, одинаково и бескорыстно боровшихся за свободу и самоопределение всех народов нашей державы. (Аплодисменты.) И, наконец, все это было покрыто великим испытанием и непереносимым позором, который свершился на фронте, когда части русских войск не под напором и натиском вражеских сил, а по малодушию и презренной трусости уходили назад, забывая свой долг перед родиной и завоеванной свободой. (Аплодисменты.)

Недоверие к власти, неуменье творчески работать, стремление только разлагать и только критиковать, восторг и наслаждение не от творчества, не от подчинения своих личных желаний и иногда партийных интересов железному закону государственного уклада и государственной необходимости — не в этом свободные русские граждане черпают для себя вдохновение и великий восторг творчества (голоса: «Браво»), а только в разрушении, только в новой критике, только в стремлении каждую творческую попытку, если она в чем-нибудь не совпадает с абсолютным желанием той или другой группы, превращать в средство нового разрушения и в средство нового распыления России. (Аплодисменты.)

Это отсутствие творчества и стремления к нему, эта постоянная борьба между собою — это есть наследство от старой власти, это русская болезнь, которая прививалась столетиями к телу русского народа, потому что ненавистная государству власть могла управлять, только натравливая части населения друг на друга и развращая отдельные элементы населения подачками и привилегиями на службе врагам народа. (Аплодисменты.) Но к этому, господа, прибавилось то, о чем мы часто говорили во всех Государственных Думах: это — насилие, издевательство над правом и правосудием, это — воспитание всего населения не в нормах закона, не в праве и справедливости, а в подчинении права и справедливости интересам имущих и власть имеющих. Если теперь мы встречаемся с великим разгулом, произволом, неуважением к человеку и его правам, издевательством над новым правом, то мы, стоящие во главе государства и умудренные не летами, может быть, но опытом управления, мы знаем, с каким наследством мы имеем дело, и с великим терпением и с великой любовью мы стремимся возродить, вернуть, а если понадобится, и заставить признать общее право и великие нормы всемирной человеческой справедливости.

Н. Д. АВКСЕНТЬЕВ. Мы, Временное Правительство, во внутреннем строительстве должны при помощи всех живых сил страны поставить во главу угла идею государственности и идею порядка (аплодисменты), идею новой государственности, идею революционного порядка во имя спасения нашей родины, во имя спасения завоеваний революции, во имя спасения самого смысла существования каждого сознательного российского гражданина и того великого демократического союза, который вмещает в себе все истинно живые, все истинно свободные силы страны. (Аплодисменты.) Ради этого порядка революции, ради твердого и определенного проведения идеи государственного строительства Временное Правительство обладает и должно обладать сильною властью. Оно, опираясь на общественность, покажет, что оно может в области государственной созидать и что оно будет созидать. Оно будет бороться против антигосударственной распыленности со всей полнотой власти. И вы должны ясно сознать, что если правительство не будет в состоянии обладать этой полнотой власти, то придет кто-то другой, который возьмет эту власть, но уже не во имя общественности, а во имя антиобщественных интересов и проявлений. (Аплодисменты.)

С. Н. ПРОКОПОВИЧ. Само собой разумеется, поскольку идет речь о современном положении народного хозяйства, доминирующим фактором, определяющим все и вся, является война. Война взяла у нас массу работников из народного хозяйства. Война нам стоит колоссально дорого.

Позвольте огласить основные цифры: в первый год войны, с июля 1914 года по июль 1915 года, война нам обошлась в 5,3 миллиарда рублей. Во второй год — в 11,2 миллиарда, в третий год мы израсходовали на войну уже 18,6 миллиардов. В общем надо считать, что на войну в третий год ее мы израсходовали до 40–50 % нашего народного дохода, от 40 до 50 % всей той массы материальных ценностей, которую создает страна и которою она живет. Несомненно, мы были плохо подготовлены к ведению такой колоссальной, такой дорогой войны.

Затем чрезвычайно тяжело на нашем хозяйственном положении сказывается еще другое обстоятельство — то, что мы с самого начала, с первого года войны, были отрезаны от мирового рынка. Наши союзники имеют возможность получать те материальные ценности, те изделия, орудия, которые им нужны: пушки, хлеб, одежду, материал для одежды, — все это они могут получать с мирового рынка. Благодаря этому, отягощение их народного хозяйства, национального хозяйства, происходит в относительно незначительной мере по сравнению, конечно, с нашим: нам все приходится брать изнутри. По тем данным, которыми мы располагаем, приблизительно только около 16 % расходов на войну покрывается привозом из-за границы, 84 % покрывается на внутреннем рынке. При таком положении вещей, если нам приходится отдавать около 40–50 % народного дохода на войну, само собой разумеется, в стране прежде всего должно создаться бестоварье. Масса товаров, масса тех материальных благ, которыми жило, которыми существовало население, оттекает на войну, и при таком положении, если бы не было регулирующего вмешательства государства, фатально мы имели бы следующее: наряду с бестоварьем, наряду с оскудением внутреннего рынка материальными ценностями происходил бы колоссальный рост их цен, создалась бы колоссальная дороговизна, колоссальное их вздорожание. Затем в области распределения мы имели бы чрезвычайный рост прибыли на капитал, рост земельной ренты и резкое падение заработной платы. Мы имели бы чрезвычайное ухудшение бюджета трудящихся и чрезвычайное благополучие имущих классов.

Наконец, что касается производства, то, при таком положении вещей, фатально должно было произойти падение производства, падение, которое в настоящее время в Донецком бассейне на одну рабочую силу достигает 50 % выработки. Добыча упала приблизительно наполовину. Вот что неизбежно создается такими оттоками материальных ценностей на войну, и это было бы совершенно фатально, если бы тут не вмешалось своей регулирующей властью государство.

При таком положении вещей абсолютная свобода торговли, абсолютная, неограниченная собственность на продукты и на средства производства должны были бы привести к обнищанию народных масс, к чрезвычайно тяжелому положению этих масс, и поэтому регулирующее вмешательство государства — регулирующее в смысле установления твердых цен, в смысле определяющего влияния на распределение продуктов в стране между различными классами населения, и, наконец, в смысле регулирующего вмешательства в известных случаях в производства — является государственной необходимостью. По этому пути пошло правительство.

Положение страны в продовольственном отношении является в настоящее время очень тяжелым. Все заготовки, которые возложены на министерство продовольствия по хлебному и зерновому фуражу, достигают размеров от 700 до 800 миллионов пудов на этот четвертый год войны. Между тем на первый год нужно было всего 300 миллионов пудов, на второй — 500 миллионов и на третий — 600 миллионов пудов. Вы видите, как растут заготовки, как растет спрос в стране на хлеб. Жиры приходится заготовлять для одной только армии в количестве 8 ¹/2 миллионов пудов, мясо — в размере 50 миллионов пудов. Эти требования, предъявленные к народному хозяйству, колоссальны. А между тем основным продуктом питания — хлебом — население во многих местах не обеспечено. Петроград и Москва все время получают уменьшенный паек — ³/4 фунта хлеба на душу. Таким образом удалось составить в Петрограде и в Москве небольшие 2 ¹/2–3-недельные запасы, но и те за последнее время, вследствие задержки транспорта, иссякли. В настоящее время запасы в этих городах упали до минимума, и приходится принимать экстренные меры, чтобы население не осталось без хлеба. Острую нужду в хлебе в течение всего лета испытывали также губернии Калужская, Владимирская, Ярославская, Костромская, Нижегородская, Тверская, Смоленская, Витебская, Могилевская, где не только городское, но и сельское население питается в это время привозным хлебом.

В общем, хлебные ресурсы страны нужно считать очень напряженными. При довольно остром недостатке в крупе, хлеба хватит и еще останется. Но взять и распределить этот хлеб в высшей степени трудно. Равновесие в обмене нарушено и восстановить его при данных условиях немыслимо: деревня ни в коем случае не может получить в обмен на свои продукты равновеликое количество ценностей. И те требования, какие предъявляет в этом отношении деревенское население, если бы эти требования были удовлетворены, не могут дать надлежащего эффекта.

Требования же эти таковы:

а) Повышение твердых цен. Это требование идет главным образом из среды крупных помещиков, которые в некоторых местах успели захватить в сферу своей агитации и некоторые слои крестьян. Не говоря о других последствиях, в высшей степени тяжелых, к каким привело бы удовлетворение этого требования, в данном отношении повышение твердых цен привело бы к тому, что деревня еще больше стала бы получать денег, которых и без того у нее имеется избыток, и в результате стимулы к отчуждению продуктов у нее еще более ослабели бы.

б) Установление твердых и справедливых цен на мануфактуру, железо и другие необходимые деревне продукты индустрии. Это требование является со стороны крестьян особенно настойчивым и безусловно справедливым. Удовлетворить его, во что бы то ни стало, необходимо. Но не следует упускать из виду, что удовлетворение его лишь в психологическом отношении даст большой плюс, в экономическом же отношении даст скорее минус.

Дело в том, что доставить деревне нужные ей продукты индустрии и тем более покрыть весь спрос, какой она может предъявить на них теперь, при избытке денежных знаков, государство совершенно не в силах. Таких продуктов может быть дано ограниченное и притом очень небольшое количество.

в) Установление трудовой повинности. (Аплодисменты.) Это требование, и притом с особой настойчивостью, крестьяне начинают выдвигать лишь в самое последнее время. Насколько можно уяснить себе его, оно является наиболее сознательным и целесообразным. С одной стороны, оно продиктовано, по-видимому, сознанием, что никто не вправе при данных условиях выдвигать свои эгоистические классовые требования. Отказываясь от таких требований, со своей стороны, крестьяне желают, чтобы и городской рабочий класс встал на путь жертв, а не защиты только своих классовых интересов. С другой стороны, в этом крестьяне и как класс заинтересованы. Уменьшение производительности труда и чрезмерно высокие оплаты его в городах влекут за собой уменьшение количества полезных и нужных, в частности деревне, продуктов и резкое повышение цен на них.

В связи с крайне напряженной работой всего железнодорожного механизма в течение всей текущей войны, а также с резким за последнее время падением производительности труда, авторитета руководителей на железных дорогах и дисциплины у служащих, равно и в связи с недостатком материала и запасных частей, положение на железных дорогах создалось крайне тяжелое. За 7 месяцев текущего года не догружено против того же периода прошлого года 980 000 вагонов, из коих 250 000 падает на один лишь июль месяц. Это приблизительно составит в нормальном торговом обороте на наших дорогах около 15 %.

Граждане, так дальше наша хозяйственная жизнь идти не может. Дальнейшее падение производительных сил угрожает гибелью всему государству, всему народу, армии, всем нам, делу революции. Граждане капиталисты, отдайте в распоряжение Временного Правительства ваши предпринимательские способности и ваши капиталы. Граждане рабочие, отдайте государству ваш труд. Граждане крестьяне, накормите вашим хлебом армию и города, работающие на оборону страны. Спасение родины в ваших жертвах. (Аплодисменты. Движение в зале.)

Н. В. НЕКРАСОВ. Ни один период российской истории, ни одно царское правительство не было столь расточительно — я не касаюсь мотивов этой расточительности — ни одно не было столь щедро в своих расходах, как правительство революционной России. Если говорить на языке цифр, то я не знаю другой более красноречивой таблицы, характеризующей эту роль революционного периода, чем цифры выпуска кредитных билетов за весь период войны.

В 1914 г., за последние его военные месяцы, в среднем ежемесячно выпускалось 219 миллионов рублей, в 1915 г. — 223 миллиона, в 1916 г. — 290 миллионов, в первые два месяца 1917 г. в среднем — 423 миллиона и с 1 марта по 16 июля в среднем — 832 миллиона. Я привожу эти цифры не для того, чтобы производить панику, не для того, чтобы кого бы то ни было обвинять. Я говорю так для того, чтобы поставить перед всеми это сознание ответственности, которое может сейчас помочь выйти из того исключительно тяжелого положения, в котором мы находимся. Граждане, то расходование средств, которое было до сих пор, нам не по карману. Россия должна это прямо и определенно сказать. (Аплодисменты.)

В этом собрании нельзя говорить иначе как правду, как бы горька она ни была. Я должен сказать, что новый революционный строй обходится государственному казначейству гораздо дороже, чем обходился старый строй. Граждане, мимо этой истины нельзя пройти. Те цифры, которые я должен буду вам назвать, точно также выходят за пределы того, что мы могли знать в прошлом. Мы не знаем еще сейчас всей полноты тех расходов, которые будут возложены на государственное казначейство этими новыми условиями государственного строя. Но кое-какие штрихи уже имеются в нашем распоряжении. Они заставляют с чрезвычайной осторожностью подойти к этому новому революционному строю для того, чтобы внушить всем, имеющим к нему прикосновение, всем владеющим способностью приказывать в этих условиях, призыв к бережливости. По предварительным расчетам, расходы продовольственных комитетов на их организации могут достигнуть 500 миллионов рублей в год. (Возгласы изумления.) Расходы земельных комитетов исчислены по предварительным соображениям министерства финансов в 140 миллионов в год. (Возгласы изумления.) Мне нечего говорить вам, что такого рода расходов государственное казначейство выдержать не может и что им должен быть положен предел. (Бурные аплодисменты, возгласы: «Верно!»)

И я скажу, что есть еще другая сфера, которая чрезвычайно сильно влияет на государственное казначейство. Она незаметна в первый момент, она тоже делается явной и очевидной лишь после, это — повышение заработной платы рабочих. (Возгласы: «Верно».) Позвольте сказать вам, что по одному Путиловскому заводу требования, предъявленные до конца нынешнего года, требования кредита из государственного казначейства поднимаются до 90 миллионов рублей. (Движение в зале.)

И вот в этом отношении министерство финансов и Временное Правительство в целом не могут пройти без грозной, тревожной заботы о том, связано ли это повышение заработной платы с повышением производительности труда, может ли государство, кредитуя промышленность, облегчая и удовлетворяя требования рабочих, может ли государство рассчитывать на то, что повышение производительности труда, что создание новых ценностей даст тот базис для государственного хозяйства, который один может позволить государственному казначейству выдержать эти невероятные требования? (Аплодисменты.)

В. Д. НАБОКОВ. Не та контрреволюция страшна, которая зреет в скрытых заговорах, не та контрреволюция страшна, которая выходит на улицу с оружием в руках, — та контрреволюция страшна, которая под влиянием ужасов окружающего зреет и таится в наших сердцах, когда великие завоевания народные — братство, свобода и равенство ставятся под знаком вопроса, когда, говоря о свободе, мы говорим лишь о попираемой свободе, когда, говоря о равенстве, мы говорим лишь о равенстве перед голодом, холодом, бедствием и нуждой, и когда, говоря о братстве, нам приходится вспоминать, что Каин и Авель тоже были братьями. (Шумные аплодисменты.) И теперь мы должны бороться с этой контрреволюцией. Но эта борьба не есть борьба словами, как бы громки и как бы сильны они ни были. С этой контрреволюцией нельзя бороться железом и кровью. С ней можно бороться единым разумным государственным творчеством власти и готовностью всей страны к самоограничению и самопожертвованию. (Аплодисменты.)

Вникая в основные причины бедствий, переживаемых страной, члены первой Государственной Думы приходят к убеждению, что для борьбы с ними необходима единая власть, независимая, твердая и сильная как в центре, так и на местах. Нужно, чтобы власть эта стояла вне партий и вне классовых различий, осуществляя общие демократические начала, стремясь к установлению порядка, к восстановлению силы закона и обеспечивая личную безопасность и гражданскую свободу.

А. М. КАЛЕДИН. Для спасения родины мы намечаем следующие главнейшие меры: 1) армия должна быть вне политики (аплодисменты справа, возгласы: «Браво»), полное запрещение митингов, собраний (возгласы справа: «Правильно»), с их партийной борьбой и распрями; 2) все Советы и комитеты должны быть упразднены (шум слева, аплодисменты справа, возгласы: «Правильно») как в армии, так и в тылу (возгласы справа: «Правильно», «Браво», шум слева), кроме полковых, ротных, сотенных и батарейных, при строгом ограничении их прав и обязанностей областью хозяйственных распорядков (аплодисменты справа, возгласы: «Правильно», «Браво»); 3) декларация прав солдата должна быть пересмотрена (аплодисменты справа, возгласы: «Правильно»; шум слева) и дополнена декларацией его обязанностей (возгласы: «Браво», «Верно», аплодисменты); 4) дисциплина в армии должна быть поднята и укреплена самыми решительными мерами (шум, возгласы справа: «Правильно»); 5) тыл и фронт — единое целое, обеспечивающее боеспособность армии, и все меры, необходимые для укрепления дисциплины на фронте, должны быть применены и в тылу (возгласы: «Правильно», «Браво»); 6) дисциплинарные права начальствующих лиц должны быть восстановлены (возгласы справа: «Браво, правильно», бурные аплодисменты; шум и свист слева), вождям армии должна быть предоставлена полная мощь. (Возгласы справа: «Правильно», аплодисменты.)

В грозный час тяжких испытаний на фронте и полного развала от внутренней политической и экономической разрухи страну может спасти от окончательной гибели только действительно твердая власть, находящаяся в опытных и умелых руках (возгласы справа: «Браво, браво») лиц, не связанных узкопартийными групповыми программами (возгласы справа: «Правильно», аплодисменты), свободных от необходимости после каждого шага оглядываться на всевозможные комитеты и Советы (аплодисменты справа, возгласы: «Правильно»), отдающих себе ясный отчет в том, что источником суверенной государственной власти является воля всего народа, а не отдельных партий и групп.

(Возгласы справа: «Браво», бурные аплодисменты.)

Г. А. МАРТЮШИН. Всероссийский Съезд Крестьянских Депутатов вынес постановление по наболевшему для всей трудовой крестьянской России вопросу, такое постановление, которое естественно вытекало из всей той мечты нашего крестьянина, всей той земельной нужды и того тяжелого положения, в котором веками находился наш русский крестьянин. Съезд провозгласил тот лозунг, под знаменем которого погибали наши лучшие борцы, погибали наши все лучшие люди, это лозунг — «земля и воля». (Шумные аплодисменты.)

Но, вместе с тем, этот съезд постановил, что осуществление этого пожелания, этой наболевшей нужды может быть проведено только через Учредительное Собрание. (Аплодисменты на скамьях правых.) Наш съезд не пошел по тому пути, на который его толкали, по тому пути, что сейчас же, немедленно, необходимо нужно все это осуществить, все это проводить в жизнь. Он не пошел по тому пути, который называется большевизмом, будь то справа, будь то слева. Этот большевизм в общей форме выражается в том, что отдельные группы и отдельные слои, частью по заблуждению, частью по преступности, стараются воспользоваться тяжелым моментом, в котором находится наша родина, для того, чтобы растаскать сейчас, в этот тяжелый момент, то, что представляется возможным. Мы знаем, что большевизм, это — до известной степени зараза, которая то здесь, то там вспыхивает. Трудовое крестьянство в лице своих органов не стало на этот путь. По вопросу продовольственному этот съезд вынес постановление о том, что необходима хлебная монополия, что вместе с тем необходимо установить твердые цены на предметы первой необходимости.

А. И. ГУЧКОВ. Господа, мы воевали плохо. Теперь мы воюем еще хуже, а иногда и совсем не воюем. Проиграем ли мы войну? Не знаю, но мы к тому идем. Тяжкая моральная болезнь, охватившая армию и страну, протекает дальше своим роковым течением. Народное хозяйство расшатано вконец, непоправимо. Целые отрасли промышленности быстро идут к смерти, другие едва влачат свое существование. В частности, добыча топлива и металла падает в ужасающей прогрессии. Снабжение армии в боевом и интендантском отношениях встречает с каждым днем все новые и новые затруднения. Снабжение страны предметами первой необходимости становится чем-то несбыточным. Падение производительности труда — ужасающее. Продовольственный кризис приобретает уже характер народного бедствия, принимая местами самые острые формы. Сельскому хозяйству нанесены тяжкие, подчас непоправимые удары. Расстройство транспорта, особенно железнодорожного, приобретает размеры чудовищной катастрофы и грозит местами полным прекращением движения. Финансовый крах уже завершился, и благополучие государственного казначейства находится всецело в зависимости от быстроты оборотов и исправности печатных станков в экспедиции заготовления государственных бумаг. Банкротство органов самоуправления грозит в ближайшем будущем оставить без удовлетворения ряд наиболее жизненных и культурных потребностей населения, и в общественной атмосфере грозно накапливается напряженная тревога и озлобленное недовольство.

Такова картина русской современной действительности, картина, которую вы можете восстановить по тем штрихам и фактам, которые рассыпаны в докладах, сделанных представителями правительства. И в этой картине русской современности есть еще одна характерная черта сходства, сближающая ее с дореволюционным периодом. В центре этого трагического хаоса русской жизни стоит, как первопричина, современная русская государственная власть. И все пути врачевания наших общественных недугов, которые в совокупности своей сливаются в ту смертельную болезнь, которая ведет наш государственный организм к гибели, все они приводят нас к одной проблеме, проблеме оздоровления нашей центральной государственной власти. Эта проблема оздоровления власти не перестает быть очередной и жгучей с первых же дней переворота. Господа, эта власть больна тем, что ее нет. Эта власть — тень власти (аплодисменты справа), подчас являющаяся со всеми подлинными и помпезными атрибутами власти, с ее жестикуляцией и ее терминологией, с ее интонациями, в которых слышатся подчас оттенки, от которых мы как будто стали отвыкать, и тем трагичнее этот контраст между жизненной необходимостью создания подлинной, твердой, истинно государственной власти и между судорожными поисками и страстной тоской по этой власти.

Господа, почему же эта роковая, все повторяющаяся неудача? Можем ли мы рассчитывать, что проблема власти будет все же решена в тех путях, по которым шли до сих пор поиски? Я не буду говорить об основной ошибке, допущенной русским обществом, или, вернее, руководящими кругами русского общества, в том кризисе, который привел в конце концов к перевороту. Исторической виной этих руководящих кругов я признаю, что когда выяснилась невозможность дальнейшего мирного сотрудничества с властью, что когда удаление этой власти стало условием спасения родины, эти руководящие круги не взяли на себя самостоятельного руководства, а только присоединились к участию в нем наравне с другими, когда произошел стихийный сдвиг. (Голос: «Правильно»!)

Эта историческая вина предопределила и самый характер переворота, и все последующие события. Переворот в тех условиях, в которых он совершился, выдвинул на одно из первых мест в нашей политической жизни демократические силы, или, вернее, силы так называемой «революционной демократии». Этот термин далеко не покрывал собой все те демократические группы населения, которые столь многочисленны в нашем действительно демократическом русском народе. Это была лишь часть русской демократии, демократии, из которой были исключены некоторые наиболее культурные элементы демократии. Эта «революционная демократия», создавшая себе сперва в Петрограде, а затем и по всей России многочисленные организации, сделалась сейчас фактическим хозяином положения. Если юридически она являлась наравне с Исполнительным Комитетом Государственной Думы источником власти как первого состава Временного Правительства, так и последующих составов, то фактически, располагая значительной частью вооруженных сил среди солдат и рабочих, именно так называемая «революционная демократия» являлась носительницей государственной власти. Эта власть отнюдь не ограничилась моментами назначения и смены правительства. Это была постоянная, очень бдительная и очень деспотическая опека над той официальной властью, которую представляло собой Временное Правительство.

Вы вспомните знаменитую формулу «постольку, поскольку», и горячий протест Исполнительного Комитета Государственной Думы, и мой уход из состава правительства, как последнюю попытку протеста против такого уродливого и опасного положения, когда вся власть принадлежит безответственным людям, а вся ответственность лежит на людях безвластных. (Аплодисменты справа.) Эта черта нашего политического строя сохранилась и до сих пор, и в ней первопричина хронической слабости нашей государственной власти и безнадежности попыток ее оздоровления.

В. А. МАКЛАКОВ. Есть одна программа, один способ спасти революцию, это — программа разумного управления России, без утопий, грехов и ненужных ошибок. Сумейте использовать ее, покажите, что вы на высоте положения, и тогда революция укрепится. И я хочу сказать правительству, которым эта программа уже начата, которое первые шаги по ней сделало: пусть оно по ней идет до конца. Правительство не видит, что политические партии, организованное меньшинство страны — это не все. Правительство не видит, что народ, это — даже не партия, не те, которые голосуют за партийные списки. Правительство не хочет видеть, что партии как таковые могут ошибаться, даже самые передовые, самые популярные. Каждый может знать, что он хочет, но не каждому дано видеть, что можно. Политическая программа момента диктуется не волей политических партий, а волей истории. Пусть поймет правительство, что нужно России, что ей действительно нужно, и пусть идет по этой дороге смело, какие бы сопротивления это ни встретило. И я скажу больше: если правительство думает, что у них, разошедшихся с политическими партиями, не окажется фактической силы, то это ошибка, — за ним будет не организованное меньшинство, не партия, а та глубинная, темная масса народа, которая сейчас тихо, по недоразумению, подает свой голос за партийные списки. Эта масса, голос которой, как говорится, и есть «божий голос», эта масса своим инстинктом поймет, кто ее губит и кто ведет к спасению. (Шумные аплодисменты справа; возгласы: «Правильно!») И того, кто ведет ее к спасению, она окружит той любовью, тем сочувствием и той преданностью, против которых будут бессильны злопыхательства политических партий. (Аплодисменты.)

Россия, большая Россия, не партийное большинство, а большая настоящая Россия, пойдет за всяким, кто поведет ее к указанной цели. Россия, господа, за революцию себя не продаст! Для России нужно — спасать ее, а не революцию. И Россия любит революцию только за то, что революция, по ее мнению, спасет ее, и если она когда-либо в этом усомнится, никакими силами вы завоеваний революции не удержите. И те, кто дрожит сейчас над этими захватами и завоеваниями революции, увидят очень скоро, как они в своей политике ошибались. (Бурные аплодисменты справа.)

И. Г. ЦЕРЕТЕЛИ. Граждане и товарищи. Я имею честь выступать от имени Всероссийского Центрального Комитета Советов Рабочих и Солдатских Депутатов, а также от имени Всероссийского Центрального Комитета Крестьянских Депутатов.

Вы помните, граждане, говорили о том сыне, который сидит в бешено мчащемся автомобиле, который на верную гибель несет его мать, и говорили о трагическом положении этого сына, обрекшего себя на бездействие. Но оказался тут же рядом другой, более смелый сын, у которого рука не дрогнула сбросить на всем ходу того шофера, который вел к верной гибели мать-родину. И своею рукой, быть может, неумелой, но твердой рукой, с твердой надеждою и верою спасти свою мать, этот сын стал на место сброшенного, ведущего к гибели шофера. И те, которые боялись этого порыва, этого сдвига на всем ходу, когда совершился этот сдвиг, они признали: да, в этом единственный путь спасения страны. И в том, что они это признали, их заслуга. Но в том, что после этого они каждое неверное движение, совершенное неумелыми руками, хотели использовать для того, чтобы в еще более критическую минуту сбросить этого последнего шофера для того, чтобы уже на верную гибель обречь мать, у которой бы не осталось никакого… (голоса: «Правильно!» Аплодисменты. Голос из ложи: «Неверно!»)… в этом, я скажу, вина еще большая, и мне безразлично, сознательна эта вина или бессознательна. Конечно, она бессознательна, но она все равно погубит страну, если на этот путь будет увлечена страна.

Но я вам скажу, есть одна цена — и вы хорошо это заметьте — есть одна цена, которой нельзя купить порядок в стране: нельзя купить порядка ценою потери веры народа в силы народные, силы демократии. Если бы вы создали такой порядок в стране, это был бы порядок не живого борющегося государства, а это был бы порядок кладбища, похороны судеб России.

Здесь говорят о том, что есть один основной вопрос, которым определяется возможность совместной работы. Это вопрос об отношении к войне, вопрос о защите родины, вопрос о патриотизме. Есть два патриотизма — один был сформулирован Вильгельмом Гогенцоллерном в атмосфере войны и в применении к войне. Он сказал, что любит свою родину так, что он хотел бы, чтобы этой его родины все боялись, как гуннов, как Аттилы.

Но есть другой патриотизм, воплощенный в русской революции: мы любим нашу страну и до последней капли крови будем отстаивать ее от всякого насилия, от всякого порабощения. Но великую гордость свою, но величайший идеал свой видим в том, что наша родина, защищая себя, отстаивая себя, свои права, несла миру факел свободы, факел права и братства народов. (Аплодисменты.)

П. Н. МИЛЮКОВ. Верно, что демократические организации пытались организовать революцию; неверно, что они могут спасти революцию от гибельных последствий их собственных ошибок. Верно, что задача власти, когда еще не создан аппарат, правильно выражающий волю народа, уловить эту общую волю; неверно, что общая воля народа выражается исключительно в наскоро сколоченных партийных организациях. Верно, что власть не должна опираться только на цензовые элементы; неверно, что нецензовые элементы сошлись клином в одних только так называемых органах революционной демократии. Верно, что неорганизованные массы населения в настоящее время подчинились тем партийным лозунгам, которые звучат наиболее многообещающе; неверно, что партии, выставляющие эти лозунги, имеют монополию демократизма, ибо Россия не состоит из одних только социалистов. (Аплодисменты справа.)

Это правда, что семена всего происходящего посеяны в самом начале революционного периода, в те первые дни и первые месяцы (март и апрель), когда власть еще не была коалиционной. Эта власть тогда довольствовалась моральной поддержкой страны, которую она готовила к Учредительному Собранию. А партии, которые получили силу потом, в эти два месяца организовали страну для немедленного осуществления своих партийных целей.

С одной стороны, стало быть, мы видели теорию и практику непротивления. «Власть действует не принуждением, а добровольным подчинением граждан» — таков был постоянный припев наших речей. И отголосок их я слышал в речи министра-председателя. А с другой стороны… с другой стороны, развивалась та тактика, точную формулу которой я тогда же, в эти первые дни революции, слышал от одного видного социалистического деятеля, который говорил мне: «Все зависит теперь от того, за кем пойдет армия — за нами или за вами». Это не мы формулировали так задачу момента.

Я при этом вспомнил тот доклад, который за год до революции, уже во время войны, был представлен Аксельродом, Мартовым и Лапинским для известной конференции в Кинтале. Там говорилось: армия должна быть демократизирована для того, чтобы обезоружить буржуазию. Я даже слышу с места подтверждение: «Правильно».

Видите, не для того должна быть демократизирована армия, чтобы легче победить неприятеля, а чтобы дать классовой борьбе, которая намечалась уже тогда внутри, перевес физической силы. Таким образом, на фронте шла демократизация армии, а в стране для той же цели организовывались Советы. Я помню длинную вереницу депутатов от армии, тогда еще не разложившейся, проходивших перед нами в Мариинском дворце и тревожно спрашивавших нас, Временное Правительство первого состава: «Правда ли, что в Петрограде двоевластие, правда ли, что вам мешают самочинные организации? Скажите нам, и мы вас освободим от них». Я помню и паши смущенные ответы: «Нет, нет, это преувеличено… Были, правда, попытки, но теперь все приходит в равновесие, в порядок».

Напоминать ли мне о победе Циммервальда в нашей внешней политике? Центральная идея Циммервальда — это ведь перенесение войны с фронта в тыл, превращение внешней войны в гражданскую. А главная цель при этом не столько достижение скорейшего мира, о котором так много говорят и для которого так мало делают, — точнее, делают все, чтобы его отдалить, — не столько заключение скорейшего мира, сколько союз пролетариата всех стран против буржуазных правительств для всемирной революции. Отголоски, правда слабые, этой идеологии я слышал и сегодня в речи Церетели. Трудно будет поверить впоследствии, что министры русского правительства могли называть себя циммервальдистами. Но это, господа, было. А один из них, министр земледелия, был сам в Циммервальде и в Кинтале и проводил там самые резкие резолюции. (Голоса слева: «Чернов всегда был честен».) И существует документ этой несчастной эпохи, которую сегодня я хотел бы назвать прошедшей, — формальное заявление комиссии для иностранных сношений Совета Р. Д., что русские министры социалисты-интернационалисты вовсе не похожи на заграничных министров социалистов-патриотов. Те, входя в правительство, приносят с собою мир и единение. А наши министры-социалисты — так сказано в этом документе, официальном документе Совета, — наши министры-социалисты приносят усиление классовой борьбы всеми силами доставшейся в их руки власти. (Аплодисменты.) До сих пор мы не слыхали отречения от этого злосчастного документа. (Церетели с места: «Я вам объясню».) Но мы знаем, что поставленные там задачи практически осуществлялись министром земледелия, а в настоящее время есть опасность, что они будут осуществляться также и министром внутренних дел. (Аплодисменты. Голоса: «Правильно».) Я должен сказать, что циммервальдская идея и по существу тесно связывает более умеренные группы социализма с наиболее крайними течениями, с большевиками. Перед лицом очевидных фактов эти более умеренные группы принуждены были допустить, что среди большевиков есть преступники и предатели. Но они до сих пор еще не допускают, что самая основная идея, объединяющая этих сторонников анархо-синдикалистских боевых выступлений, преступна. (Аплодисменты.)

МАЧАВАРИАНИ. Между Грузией и Россией был заключен трактат в 1783 году. Грузия была союзницей России в то время, когда России не принадлежало ни одной пяди земли в Закавказье; только по приказу национального правительства Грузии были открыты Дарьяльские Фермопилы и пущены в Грузию русские войска. Помимо договорных отношений, разве Грузия не служила России верой и правдой? Со времени героя отечественной войны Багратиона до настоящего момента, не говоря о грузинах, как о борцах великой русской революции, геройски, самоотверженно защищающих все позиции революционной русской демократии, разве геройство грузина-воина не является одним из лучших украшений на знаменах русской армии? Разве теперь более двухсот тысяч грузин не проливают там, на фронте, безропотно, с песней на устах, свою кровь за общее дело России и ее союзников? (Аплодисменты.) За что они проливают свою кровь? Не за святость ли международных договоров? Но где же эта святость? Где хотя бы какое-либо уважение к правам грузин? Не только разорван ее клочок бумаги 1783 года, не только расхищено ее национальное богатство, но даже в таких элементарных вопросах права и совести, как религия, как канонический строй грузинской церкви, до сих пор продолжается глумление и издевательство над правами и национальным достоинством Грузии. Если тревога за Россию искренна, если выставляемые цели войны не скандальный обман всего мира, национальная честь русского народа требует, чтобы политические права Грузии были восстановлены. Как совершенно правильно изволил сказать в своей речи гражданин председатель: «Нет свободы без родины, нет родины без свободы». Сто семнадцать лет прошло с тех пор, как Россия отняла у грузинского народа и свободу и родину. Довольно! Пора возвратить ему и то и другое.