Виктор ШИРОКОВ ИЗ КУБИНСКОЙ ТЕТРАДИ
Виктор ШИРОКОВ ИЗ КУБИНСКОЙ ТЕТРАДИ
***
Моя душа, как танцовщица,
ступила на заветный путь.
Сегодня снова память тщится
увиденное в явь вернуть,
чтобы измерить полной мерой
опять свечение зари,
ночные пляжи Варадеро,
отели, словно фонари.
На этом радостном свиданье
восторг внезапен, как испуг;
и океана колыханье
на дне стакана вспыхнет вдруг.
НЕКРОПОЛЬ
Дождь шёл неспешно, резво топал,
швырял дождинки вкривь и вкось…
В Гаване мы зашли в некрополь,
верней, проехали насквозь.
Здесь поразительны кварталы
сплошных надгробий и гробниц;
глядят безжалостно порталы
прорезами своих глазниц.
Вывертываясь наизнанку,
ждут спящие приход Суда…
Хосе Рауля Капабланку
мы навестить пришли сюда.
Он понял, что вся жизнь двуцветна,
что редко радует ничья;
и мы, поверив беззаветно,
чуть ли не плачем в три ручья.
Хосе Рауль, прими в подарок
хотя бы скорбные цветы…
А день ещё настолько ярок,
и столько в мире суеты,
что вновь не до вселенской стыни,
где каждый спящий одинок;
но для некрополя отныне
в душе есть тоже уголок.
ФИЛЬМ НАЯВУ
Карденас – городок из сказки,
фильм, что вершится наяву.
Скажи себе: я здесь живу;
гуляй, как хочешь, без опаски.
Смотри на лица и на маски,
на рвущую асфальт траву…
Запомни это рандеву.
Поведай, не боясь огласки.
Меня сразила красота;
и воплощённая мечта
со мной пребудет неизменно…
Оказывается высота
по сути дела так проста…
Ты только посети Карденас.
***
Я мальчиком писал стихи нечасто,
зато их в изобилии читал.
Поэзия была дорогой счастья,
я путником её усердным стал.
И, повзрослев, не изменяю страсти,
казалось бы, идёт девятый вал…
Слова, как карты, лишь козырной масти
и так же жизнестойки, как металл.
Но вот недавно, побывав на Кубе,
готов воспринимать событья в кубе.
Мир полон остроты и перемен.
Он дорог мне и в радости, и в горе;
ведь остров, словно ящерица в море…
Так написал бы Николас Гильен.
РАКОВИНА
Мой сувенир на вид простой –
привёз я раковину с Кубы…
Она то ласково, то грубо
шумит тревогою морской.
Мне этот нравится рассказ,
я часто вслушиваюсь в пенье
трубы морской, её волненье
мне помогает в трудный час.
Я отыскал её в песке,
раскапывая лишь руками;
она лежала там веками,
отдавшись мертвенной тоске.
И вот она лежит сейчас
на письменном столе открыто,
но боль страданий не забыта,
и продолжается рассказ.
Нет, я привёз не сувенир,
звучит пусть выспренно и странно,
но это сердце океана,
ведь в раковине – целый мир!
Шумит так вечности вода,
я прижимаю к створкам губы,
наверно, это голос Кубы,
что не забуду никогда.
ТАНЦЫ
Вот и я попал в иностранцы…
Каждый вечер в отеле танцы.
Покидаю тотчас же бар,
чтоб послушать дуэт гитар.
Не старея, "Бесаме мучо"
до сих пор моё сердце мучит.
Каждый вечер в заветный час
вижу блеск непогасших глаз.
На площадке, что рядом с баром,
вновь призывно звучат гитары.
И впивается каждый звук
словно эхо былых разлук.
Долго будут не позабыты
голенастые сеньориты.
Ослепителен их наряд.
А глаза-то горят, горят!
Эй, танцоры, вы что – уснули?
Каблуки почти что ходули.
А за ухом яркий цветок
оттеняет волос завиток.
Экзотическая прическа,
и порханье по гладким доскам…
Карменсита из Варадеро,
как ты сердце моё задела!
Видно, это диктат судьбы:
танцы, танцы взамен ходьбы…
Улыбаешься белозубо,
и дрожат лепестками губы.
Миловиден овал лица,
и на пальчике нет кольца.
А глаза, как ночные птицы,
будут мне постоянно сниться.
Год прошёл… Только до сих пор
продолжается разговор.
Я себя укоряю сердито:
прозевал ты свою Карменситу…
Лишь взамен танцевальных торжеств
сохранился прощальный жест.
Я бы стал кубинцем, испанцем,
чтобы слиться с девчонкой в танце.
Только это совсем непросто.
Куба, Куба, далекий остров…
Танцовщицы, ночные птицы,
продолжают мне часто сниться.
Но я верю, что в свой черёд
донесет меня самолет
на заветное побережье…
Вот тогда и танцуй, приезжий!
Вне невзгод и поверх измен
новый танец подарит Кармен.
Улыбнется светло и открыто
голенастая сеньорита.
СОНЕТ О ДОЖДЕ
Дождь зарядил ещё с полночи,
стучал он в окна кулаком;
тем, как быстрей пробраться в дом,
казалось, был он озабочен.
Мне не спалось; и, между прочим,
слегка хлебнув кубинский ром,
я вдруг задумался о том,
что этот стук весьма порочен.
Едва дождался я рассвета…
Дурная, видимо, примета
твердить себе же: аз воздам!
Пускай всё гуще в небе тучи,
всей силой найденных созвучий
и я прекрасное создам.