Евгений ЧЕБАЛИН ИДЕНТИФИКАЦИЯ

Евгений ЧЕБАЛИН ИДЕНТИФИКАЦИЯ

Беседа с Владимиром Бондаренко

Владимир Бондаренко. Ты привёз в Москву новую книгу: вторую часть "Безымянного Зверя". Предвижу схватку мнений и суждений, которую она вызовет – как и первая часть романа, который некоторые называют знаковым событием не только в русской литературе, но и во всей сегодняшней жизни… "Он словно меч разделят людей на согласных и несогласных с тем, что сотворили с Россией", – пишет студент одного из самарских вузов.

Эта книга никого не оставила равнодушным. Даже Колин Пауэл поднял руку на твоего "Безымянного Зверя", которого издательство "Вече" посмело тогда продавать в Госдуме. Подобная персональная истерика из Госдепа США в адрес русского литератора – явление поистине уникальное за последние 50 лет. Как и отзывы такого вот рода: "Перед нами роман-мистерия, роман-пророчество. Осмысливаться это произведение нашим выхолощенным сознанием будет трудно, если не враждебно. Оно повествует о таких глубинах человеческой истории и психики, куда почти не проникает бескрылая мысль догматиков и либерал-материалистов". (К.Н. Прокошин, доктор философских наук. Минск)

Вообще, следует отметить огромный диапазон откликнувшейся читательской аудитории: от заключённых колонии строгого режима – до секретаря госдепартамента США, от председателя союза писателей России, докторов наук, депутатов Госдумы, знаковых фигур русской культуры – до домохозяек, учителей, студентов. В этом – первый парадокс твоей романистики. Насколько мне известно, "Безымянного Зверя" запрашивали у издательства и у тебя из Иерусалима и Израильского Моссада, Финляндии, Ирана, Греции. Интернет нафарширован предложениями как электронных версий, так и типографских изданий всех твоих романов. И это – в наше провальное, утробно-потребитель- ское время. В чём, по-твоему, причина?

Евгений Чебалин. Я вломился, как слон в посудную лавку, в два ныне самых пассионарных на земле этноса: иудейский и вайнахский (чеченцы, ингуши). И взялся резать по живому, вскры- вать их сущности отнюдь не хирургическим скальпелем, а казацким кинжалом. Крови и обнажённого мяса в избытке. Кто-то при этом захлёбывается от восторга, кто-то визжит от ненависти, но равнодушных нет.

Но в романе есть и более существенный манок. Я беру веками висящие в Хроносе человечества мифы и предания. Сортирую, изучаю, познаю их всеми доступными мне средствами, коплю археологическую и архивно-документальную фактологию – то, что связывает эти предания, или зазеркалье истории, с реальной жизнью. А затем, облепив этой фактологией тот или иной миф, тем самым утяжеляю его. Что позволяет стащить его вниз – в массу читателя, так что он может потрогать миф руками, куснуть на зуб и всласть ощутить свою сопричастность не только духу, но и плоти этого мифа.

В.Б. В "СТАТУС-КВОте" как продолжении "Безымянного Зверя" ты взялся "стаскивать" в реальность самые отдалённые мифы человечества: появление в нашей Галактике планеты Мардук-Нибиру, потоп, Ноев Ковчег, его оседание на горе Арарат, воцарение на троне Египта Аменхотепа IV (Эхн-Атона с Нефертити), Исход евреев из Египта, 10 Египетских казней, Моисея с Декалогом на Скрижалях и главное – кто и что стоит за этим.

При этом у тебя верстается абсолютно своя версия происходившего, в корне отличающаяся от стандартной, укоренившейся в памяти человечества. Она насыщена весьма убедительной фактурой и подана так свидетельски достоверно, что властно вербует весьма маститых сторонников и соратников.

Е.Ч. Приведу один из интереснейших откликов из обширной читательской почты на последний роман, который уже начал свою самостоятельную жизнь, ещё не будучи типографски изданным. Двенадцать глав из него напечатал журнал "Русское эхо", две главы опубликовали вы в "Дне литературы", три появились в одной из самых тиражных газет Поволжья "Волжская заря". Всё это отразилось в Интернете. Вот факс, пришедший на официальном бланке Правительства Армении – от его представителя в Волгограде: "В новом романе, который является продолжением "Безымянного Зверя", Евгений Васильевич проводит читателя через века и тысячелетия, время и пространство, которое прошло человечество. Эффект погружения в среду описания настолько силён, что при чтении слышишь звуки, чувствуешь запахи... Только немногим одарённым писателям, блестяще владеющим языком, удаётся силой слова погрузить читателя в место действия, дать ощутить время и пространство, превратить читателя в сопричастника всего происходящего…

В романе есть глава "Зона". Действие там происходит на склоне библейской горы Арарат. Прочтя эту главу, я был потрясён описанием селекционных свойств пшеницы, которая там растёт, – пшеницы, растущей на этой горе тысячелетия. Дело в том, что на Араратском нагорье есть особый род, именно род, а не вид пшеницы, известной только элите армянского агросословия. Её берегут и охраняют как зеницу ока. Мои избранные соотечественники выращивали эту пшеницу на потаённых клочках земли, специально в труднодоступных местах. Титаническим трудом в этих местах сооружались терраски, чтобы сохранить драгоценный для нашего народа злак-кормилец, дарованный нам свыше. Некоторую часть урожая превращали в особую крупу и готовили из неё драгоценное блюдо – кашу Ариса, подаваемую только во время великих церковных праздников и в День Благодарения Земли за урожай.

Когда я прочёл в романе об этой пшенице и сложнейшей, геномо-селекционной технологии выведения новых сортов из неё, я понял, что автору дано знание, частью которого он делится с нами, чтобы мы осознали свою личную ответственность за жизнь на земле…

Представитель мэрии г.Еревана Ашот Григорян"

В.Г. Да, в романе ты переносишь легенду о Ноевом Ковчеге в жёсткую и скрупулезную реальность 63-го: гора Арарат на турецкой территории. Предельно точное описание Ноева Ковчега, находящегося на берегу озера в некой Зоне на склоне горы; уникальная пшеница родом с Ковчега – дар бога Энки. Вокруг – абсолютно реальная флора и фауна, с латинскими названиями её; цепь охранных гротов, выжженных в скалах космической расой Анунаков. Над всем этим – Проводник, ведущий Прохорова к легендарной пшенице, – по совместительству сотрудник ГРУ, его жёстокое единоборство с пещерным медведем, приставленным к этой пшенице силами тьмы… Откуда это у тебя?

Е.Ч. Знания входят в каждого разными тропами. Одна из наиболее продуктивных – изучение реликтовых археологических раскопок и научные труды. Они, по крайней мере, процентов на 70 первичны, поскольку являются продуктом сигма-ритмов мозга – творчеством. Вся прочая беллетристика: книги, кино, Интернет, TV – либо вторичная жвачка, либо целенаправленная ложь.

В.Б. А другие тропы вхождения, кроме научных трудов, у тебя есть?

Е.Ч. Как у многих. Например: Римский патриций.

В.Б. Это кто?

Е.Ч. Я думаю, это был иудей Бне-Бабы Иосиф Флавий, пропустивший через свою жизнь, свои нервы и свой Будхи все "прелести" Иудеи, а затем – прогнившей Римской империи времён Тита и Веспасиана. Иосиф Флавий стал почётным Римским гражданином после сдачи Веспасиану иудейского войска.

В.Б. Ты прочёл его "Иудейскую войну"?

Е.Ч. Изучил. А потом мы полезно побеседовали.

В.Б. Даже так. Где?

Е.Ч. Во сне. Он явился сугубо деловой, в тоге, сел в кресло и пошла беседа. Точнее, монолог. Я, в основном, слушал и задавал вопросы.

В.Б. Это, случайно, не из области шизоидности?

Е.Ч. Предоставляю решать тебе самому. Так вот: это длилось до утра. Я просыпался раза три, лихорадочно записывал, что-то зарисовывал, чтобы не забыть. Потом снова засыпал. К утру накопилась груда записей и зарисовок. В частности: техническое строение Души, её сброшюрованная по дням структура – зигзагообразная вибропаутина, которая пропитывается цветоокрасом свершённых дел и поступков человека; порядок распахивания сегментов этой Души в чистилище Ноосферы; мучительная бомбардировка чёрных участков вибропаутины ядрами гелия.

В.Б. Ещё о чём беседовали?

Е.Ч. Моисей Египетский, передача ему Декалога на Скрижалях, Исход из Египта, воровское проникновение Адама на Ноев Ковчег – всё это стало фундаментом, платформой для книги.

В.Б. Сохранились записи, рисунки?

Е.Ч. Конечно. Утром я по памяти зарисовал самого собеседника: вот это лицо будет на форзаце книги – лицо соавтора.

В.Б. Можно ли это считать портретом Иосифа Флавия? По-моему, ни в одном архиве нет его изображения.

Е.Ч. Как тебе угодно, хотя я не ставил такой задачи и не обладаю живописными возможностями портретиста...

В.Б. Перейдём к не менее загадочному феномену Жукова. Он подан в книге как один из главных героев. Но достоверные, известные историкам биографические хроники маршала, которые ты используешь, сплавлены у тебя с такой мистикой, что не сразу сообразишь, на какой аналитической козе подъехать к этому персонажу. В "СТАТУС-КВОте" это трагическая фигура, посвящённая в высшие сферы знаний, как Аятола Хомейни, Джавахарлал Неру, Серафим Саровский, Рерих старший.

Е.Ч. Даже если ты обнаружил в этом персонаже мистику, это оскорбляет, принижает память о Жукове?

В.Б. Скорее наоборот. Он вырастает до планетарных масштабов.

Е.Ч. Во-вторых, то, что тебе кажется мистикой – ею не является.

В.Б. Его геополитическая, этническая схватка с неким Гильшером (он же – Ядир, Гамбетта, Обадия и.т.д.) в Нюрнберге 46-го, расстрел этого Гильшера в коконе из антиматерии – это не мистика?

Е.Ч. Гильшер – творец "Аненербе" и адвокат палача Сиверса на Нюрнбергском Трибунале – исторически зафиксированная, действующая фигура, это одна из потайных пружин Трибунала. Она и её действия столь же реальны, как реальны возможности Мессинга, легко проходившего к Сталину сквозь несколько колец его охраны, как мысленный приказ этого Мессинга: вырвать из усов Эйнштейна волосок – что и сделал его реципиент, к ужасу самого Эйнштейна.

В.Б. Хорошо. Взрыв водородной бомбы над Тоцким полигоном, где Жуков, организатор этой акции, был с министром обороны Булганиным. Вся эта история с проступившими барельефами на взрывном шаре в небе, которые повторяли абрис сооружений анунаков на Луне и Марсе, пульсация Пентатрона на Луне, точные номера фотоснимков НАСА, чьи корабли засняли эти сооружения. Это откуда?

Е.Ч. Есть материалы НАСА. Сохранились в закрытых архивах отчёт и рисунки капитана Заварзина – командира отряда хим-радиационной разведки: он зарисовал барельефы на шаре по памяти и исследовал местность после взрыва. Так же есть аналогичные свидетельства немногих оставшихся в живых жителей деревень, тайком вернувшихся в свои дома перед взрывом. Ну и ещё кое-что.

В.Б. Знание по Григоряну? Почему об этой инфернальной миссии Жукова не знают историки или члены его семьи?

Е.Ч. У него были причины не распространяться об этом, даже в семье.

В.Б. Практически невозможно выйти на истину, обнажить потайные пружины того или иного Кремлёвского переворота. На поверхность выплескивается, на потребу обывателя, несколько версий, причём каждый автор выдаёт свою версию за истину. У тебя дана изощрённая, берущая за горло хронология свержения Хрущева – силами ГРУ, мага Аверьяна и т. н. "Русской партии" в ЦК. Но и здесь ты вплетаешь в действия мага и ГРУшника Пономарёва мистику, подбрасываешь в сюжетную топку переворота такие инфернальные подробности и детальность о пятой колонне в высшем аппарате власти, что твоя версия начинает претендовать на истину в последней инстанции.

Откуда "дровишки"?

Е.Ч. Всё оттуда же. Давай ограничимся кругом моих знакомств. Так сложилась жизнь, что её основные этапы были связаны с масштабно мыслящими и весьма информированными политиками и генералами. Например, Александр Владимирович Власов, светлая ему память, – министр Внутренних дел СССР, премьер-министр России; директор Центра СНГ при министерстве иностранных дел России Анатолий Дмитриевич Шутов; доктор филологических наук, консультант силовых структур в вопросах масонства Аполлон Кузьмин, светлая ему память; генерал армии, начальник ГРУ СССР до 63 года Иван Александрович Серов (бывший зам. Берии); Яков Павлович и Валерий Павлович Киселёвы – пресс-бюро КГБ СССР; первый секретарь Нижнеколымского райкома партии Виктор Назаров; начальник КГБ Чечено-Ингушетии генерал Виктор Иванович Белозёров. Многие из них хорошо знали Жукова. Многих уже нет в живых.

В.Б. Ты с ними дружил?

Е.Ч. Выберем другой термин. Наши взаимосвязи длились десятки лет и хотя нередко включали в себя фрагменты застолья и рыбалки, тем не менее это была мировоззренческая связь единомышленников в вопросах развития нашей Родины, замешанная на взаимном доверии.

В.Б. В романе значительное место занимает некий Мегасинтезатор (Мегсинт) – машина времени, с помощью которой бог Энки и ты, автор, перебрасываете персонажей и читателей из эпохи в эпоху. Приём в русской и зарубежной литературе не нов. В главе романа, где князь тьмы и Иосиф судят Ядира, даётся, с помощью Мегсинта, долгосрочный прогноз-видение судьбы России: как и куда бы пошло Российское бытие, сработай ГКЧП, не воцарись в Кремле Горбачов, затем Ельцин (у тебя Эльцин), а в Верховном Совете – Хасбулатов.

Известно, что в истории нет сослагательных наклонений. Тем не менее, Мегсинт разворачивает перед нами ослепительную панораму процветающей страны с подробным перечислением экономических, духовных и социальных благ, которое принесло бы правление государственников: президента Власова и премьер-министра Павлова – их колесо биографий. Но бревном в эти биографии всунулся чеченец – невольник горской чести и своей благодарности к Эльцину, который затеял войну и залил кровью Чечню. Это он трижды спасал разрушителей России: Эльцина, Горби и Шеварнадзе от политической смерти. И колесо треснуло, разлетелось к чёртовой бабушке.

В романной встрече Жукова и Королёва опять возникает Машина времени: "Ловондатр". Но эта машина, в отличие от безликого Мегсинта, имеет у тебя точнейшую технологическую привязку и принцип действия: генератор с частотами 1-0,5-0,25; создаётся электромагнитный вектор, он нейтрализует гравитацию, включается двигатель – лазерная пушка, при разности потенциалов получается ток с напряжениемв 50 тысяч вольт, здесь же слои плоских электромагнитов, скрученных в виде эллипсоидов один в другом – по принципу "матрёшки"…

В итоге автор добивает читателя сугубой конкретикой: бабочка-подёнка в "Ловондатре" (изготовленном в космоимперии Королёва) за минуты старилась и молодела на 5-6 часов.

Мы что, действительно имели реальную Машину времени с таким эффектом – поймали за хвост как жар-птицу: принцип действия?

Е.Ч. Имели в 66-м. Прикинь, что мы могли бы иметь сейчас, спустя сорок с лишним лет, – без двуглавой гидры Горбэльцина, именно она спустила на страну геноцид восьмидесятых и девяностых.

В.Б. Выходит мог быть и Мегсинт, которым ты оперируешь в сюжетных коллизиях?

Е.Ч. Выходит. Я встраиваю в плоть романа эти конструкции, трансформирующие время, с вполне конкретной задачей: если есть возможность заглянуть в будущее с помощью Мегсинта, Ловондатра или экстрасенсорного озарения Нострадамуса, Ванги, то это стоит делать с единственно стоящей целью – видоизменить будущий негатив и социо-паталогию корректировкой настоящего. Это древнейшая практика в системе асуров, гипербореев и отдельных индо-ариев под названием Кундалини. Этой системой воспользовался бог Энки, когда увидел в будущем катастрофические последствия ошибочной конструкции Ноева Ковчега и внёс изменения в чертежи корабля во время его строительства.

Системой Кундалини пользовался Исус Христос при оживлении Лазаря. Он обучался этому священнодействию в индийских храмах Капилавасту и Джаганаттху, когда ещё не был Христом…

В.Б. Этой же системой пользуется и твой Евген при оживлении Тихоненко. Образ Чукалина, пожалуй, центральный в романе.

Е.Ч. Согласен. Более того, весь роман работает на то, чтобы донести этот Индиго-образ до молодых мозгов, ещё не впавших в клиническую зацикленность на пивном и порно-рефлексах.

В.Б. Припоминая русскую литературу последних ста лет, я не вижу в ней подобного персонажа. Ты взял сравнительно короткий временной отрезок: пять лет, и втиснул в них глыбистую фигуру студента, которому явно тесно в ХХ веке. Идеальной назвать её сложно: чудовищная духовная и физическая мощь Чукалина нередко прорывают грань между жёсткостью бойца и жестокостью убийцы – когда он сталкивается с патологиями и мерзостью бытия. Интеллект этого воина-индиго ошарашивает своей непримиримостью и бескомпромиссностью.

Е.Ч. Не оттого ли, что в нас веками вдалбливали воцерковлённые коммерческие золоторизники: ударили по левой щеке – подставь правую, содрали с тебя рубаху – отдай и портки?

В.Б. Может быть. Но ты изваял маяк, к духовным и физическим высотам сейчас вряд ли кто-либо дотянется… да и захотят ли тянуться?

Е.Ч. К маяку продуктивнее не тянуться, а использовать пульсары его света, чтобы не сойти с фарватера и не напороться на рифы. Скажи, Евген Чукалин в романе картонный, неживой шаблон?

В.Б. Напротив. К его характеристике вполне подходит идиома Маяковского "Живее всех живых". Особенно в сцене овладения Виолеттой – это прямо-таки апофеоз русской или индо-арийской Камасутры.

Е.Ч. Ты не сказал о главном: эта Кама-сутра затеяна с единственной целью – зачать ребёнка. Я предлагаю противовес, альтернативу нынешней практике тотальных случек в "продвинутой" молодёжной среде.

В.Б. Есть ли в реальном писателе Чебалине качества, присущие его романному персонажу Евгену? И, если есть, то какие?

Е.Ч. Нужно ли вгрызаться в эту тему? Идентификация – вещь скользкая...