Патриотизм в тени Кремля

Патриотизм в тени Кремля

«Gazeta Wyborcza» 23 февраля 1998, №45

В ПНР, несамостоятельном государстве, Рышард Ежи Куклиньский исполнял военный долг защиты родины, решившись на сотрудничество с западными союзниками Польши. Свой долг выполнял также и Войцех Ярузельский, стараясь с позиции союзника Москвы избежать кровопролития в 1981 году. Реалии навязали именно такое разделение ролей.

Из недавнего опроса Demoskop следует, что одна треть опрошенных поляков до сих пор видит в Куклиньском изменника, меньше чем треть — героя, а остальным всё равно, защищал ли кто-то свою страну или предавал.

O Куклиньском уже очень много написано. Я возвращаюсь к этому вопросу, потому что здесь речь идет больше, чем о репутации одного человека. Отношение к Куклиньскому стало критерием, определяющим, что было в годы ПНР изменой, а что заслугой. Мы должны узнать, что есть принципиальная разница между независимой Республикой Польшей, которая руководствуется интересами собственного государства, и ПНР — подневольной страной, подчиняющейся советской гегемонии. Следует ли считать действия, направленные против Советского Союза, изменой, совершенной в отношении Польши?

На этот вопрос ответил генерал Ярузельский, выступающий в Кремле в 1984 году по случаю вручения ему Ордена Ленина, наивысшей награды СССР: «Объединяет нас классовый, то есть неделимый союз. Защищать его — значит, одновременно защищать Польшу и Советский Союз».

Эта речь была верноподданническим актом. Защита Союза на самом деле означала защиту вассальной зависимости государства от чужой мощи. Можно ли нарушение подневольной воинской присяги на верность Союзу считать актом измены?

Что нам грозило?

Чтобы осудить Куклиньского, нужно сначала ответить на вопрос, кто на самом деле — Советский Союз или Америка — был для Польши союзником, а кто врагом?

Соединенные Штаты в годы ПНР были единственной державой, которая ставила себе целью освобождение порабощенных стран мирными способами. Польше грозила Россия, а не Америка. Смертельная угроза таилась в идеологии марксизма-ленинизма, которая стремилась к господству коммунизма в мировом масштабе. Эта идеология навязывала планы и подготовку к наступательной войне за свержение капитализма.

Советские оперативные планы грозили Польше полным уничтожением. Удар по Западной Европе должны были начать военные силы Варшавского договора, размещенные в Восточной Германии, Польше и Чехословакии. Неожиданный удар и лавинообразные атаки отсюда были призваны застать противника врасплох и обеспечить успех. Польские войска должны были атаковать северную Германию, Данию, Бельгию и Люксембург, а польский солдат должен был проливать кровь в боях за Копенгаген, Гамбург и Брюссель.

С этим первым ударом должен был прийти так называемый «второй стратегический эшелон», обеспечивающий Советам сокрушительное превосходство и быстрый доступ к Атлантике. Через Польшу должна были пройти из России двухмиллионная армия. Не нужно быть стратегом, чтобы понять: НАТО могло предотвратить поражение только посредством ядерного удара, который уничтожил бы коммуникации, проходящие через Польшу. Ей угрожало 300-400 ударов ядерными снарядами, способными превратить страну в радиоактивную пустыню.

Советские приготовления к войне требовали координации с польским штабом. Действия человека, который в силу своих штабных обязанностей знал и, стараясь предотвратить эти планы, предупреждал о них Соединенные Штаты, по прошествии времени должны считаться примером героизма или предательства?

K счастью, Москва не поддалась искушению и отступила перед риском войны. Польша же оказалась в 1980-1981 перед угрозой советского вторжения при участии армий ГДР и ЧССР. В составе руководства партии действовала тогда группа настоящих предателей. Они тайно добивались введения советских войск, которые не только уничтожили бы «Солидарность», но также свергли бы партийно-правительственную верхушку для захвата власти. Это был акт измены не только собственной стране, но и собственной партии. Куклиньский придал гласности их фамилии. Это были Стефан Ольшовский, Тадеуш Грабский, Станислав Кочёлэк, Анджей Жабиньский и несколько менее значимых фигур, и в армии — генерал Эугениуш Мольчик, генерал Влодзимеж Савчук и другие.

Эта информация была полностью подтверждена в докладе профессора Манфреда Вильке для Комиссии конституционной ответственности Сейма. Вильке ссылается на сборник Документов ГДР, составленный и опубликованный в Берлине.

Заговорщики удерживали тайные контакты с советским посольством в Варшаве, с маршалом Виктором Куликовым и его представителем Афанасием Щегловым, строили планы с Хонеккером, Гусаком и Живковым. Они не только призывали к интервенции, но и добивались применения самых жестких методов к деятелям «Солидарности», настаивали на том, что классовая борьба не может проходить без кровопролития. Десять тысяч трупов должны были обеспечить десять лет мира. Ночные аресты должны были стать новой «ночью длинных ножей».

По мнению Куклиньского, кровавой расправы над деятелями «Солидарности» добивался также полковник Бронислав Павликовский, директор управления МВД. Вместо интернирования должны были проводиться чрезвычайные суды и массовые экзекуции, как в Венгрии в 1956. Легко предположить, что ждало бы Польшу, лишись она десятитысячной элиты, которую породила «Солидарность». Страна стала бы телом без позвоночника, неспособным к какому-либо сопротивлению.

Усилия предателей больше всего поддерживал Эрих Хонеккер, вождь восточно-немецких коммунистов, преследуя в этом и свои интересы. Эти старания имели успех. Как утверждает Манфред Вильке на основании документов ГДР, в мае 1981 в Кремле состоялась встреча Брежнева, Хонеккера и Гусака. На этой встрече был создан план по устранению Кани и Ярузельского до июльского съезда партии и замены их «настоящими марксистами-ленинистами» — Грабским, Ольшовским, Кочёлэком и Жабиньским. Хонеккер предоставил разработанную заговорщиками оценку членов ЦК ПОРП. На ее основании русские подготовили список кадровых перестановок. Возник план создания в составе ПОРП фракции «настоящих коммунистов», состоящей примерно из 50 членов ЦК и 200 местных аппаратчиков. Как следует из советских документов, Брежнев 9 апреля 1981 оповещал Политбюро, что товарищи Грабский, Ольшовский и другие предлагают организовать подпольное Политбюро. Эту мысль ему подсказал товарищ Живков.

Как утверждает Манфред Вильке, скрытым информатором посольства ГДР в Варшаве был Михал Атлас, руководитель отдела ЦК ПОРП. Атлас подталкивал к конфронтации в тайных депешах немцам.

Из планируемого путча ничего не вышло. Оказалось, что заговорщики не имеют достаточной поддержки даже в собственной партии. В Кремле их посчитали бесполезными, поскольку они рассчитывали исключительно на «братскую помощь», а Москва желала, чтобы ее выручили сами поляки. Хонеккер добивался осенью 1981 снятия с должности первого секретаря Станислава Кани и замещения его Ольшовским. Русские сняли с должности Каню, но заменили его Ярузельским.

Генерал Ярузельский признал, что Ольшовский, Грабский и другие совершили акт предательства. Но главный обвинитель полковника Рышарда Куклиньского не сделал из этих фактов никаких выводов, не подал на предателей заявление прокурору. Не сделали этого и те, кто обвинял Ярузельского. Ни документы ГДР и советского Политбюро, ни открытия Вильке не побудили никого провести расследования, установить правду и отдать предателей в руки правосудия.

Защищая биографии

Здесь мы имеем дело с самым большим парадоксом сегодняшней реальности. Рышард Куклиньский — человек, который, действуя в одиночку в рискуя всем, что имел, в том числе собственной жизнью, хотел защитить свою страну от катастрофы — третью общества считается предателем. В то время как настоящие предатели, старавшиеся навлечь самую большую беду, которая могла бы охватить Польшу, пользуются безнаказанностью, получают высокие пенсии и никогда не сталкивались с общественным порицанием.

Документы, собранные в ГДР, не были опубликованы в Польше, до сих пор не проведено никаких расследований — уже не с целью наказания виновных, а, по меньшей мере, раскрытия и установления полной правды.

Как объяснить этот парадокс? Ричард Дэвис, бывший посол США времен Герека, рьяный противник принятия Польши в НАТО, до недавнего времени убеждал: нельзя доверять стране, в которой значительная часть общества и, вероятно, весь офицерский состав до сих пор считают НАТО и Соединенные Штаты врагом, а оказываемую им помощь — предательством.

Утверждение Дэвиса не соответствуют правде. Противоречат ей результаты опросов, которые показывают, что 80 процентов поляков желают раскрытия защитного зонта НАТО над Польшей. Штабные работники Пентагона и НАТО, которые непосредственно имеют дело со своими польскими коллегами, не сомневаются, что польские военные силы будут лояльным и ценным союзником, заслуживающим полного доверия. Так что мы должны искать объяснений где-нибудь в другом месте.

Часть людей, обвиняющих Куклиньского, просто не знает основных фактов. Процесс заочного военного суда над ним проходил в ПHP в 1984 в глубокой тайне от общества. Через 13 лет после него, в прошлом году, было опубликовано лишь постановление военной прокуратуры, отменяющее приговор 1984 года. Документы и доказательства, которые свидетельствуют о невиновности обвиняемого, по-прежнему скрыты от общественного мнения. Эта ситуация оскорбительна для правового акта юстиции.

Общество имеет право знать полную правду. В это понятие входят и показания, данные Куклиньским представителям военной прокуратуры в Вашингтоне летом прошлого года, его рапорт, передаваемые американцам оперативные военные планы Варшавского договора, известные Куклиньскому с 1964, а также показания свидетелей, данные военному суду в 1984 году. Существенное значение для дела имеют также высказывания американцев и их оценка его роли и заслуг, которые Куклиньский оказал союзникам, в частности, публичные высказывания бывшего работника ЦРУ Дэвида Фордена, который поддерживал в Варшаве контакт с полковником.

Сегодня я знаю больше обычного читателя прессы, поскольку мне известны документы, доступные защитникам Куклиньского, Комиссии конституционной ответственности Сейма, и документы, находящиеся в руках самого Куклиньского. Раскрытие всей этой документации переубедило бы польское общественное мнение в том, что Куклиньский действовал по собственной инициативе, не получал от американцев никакого вознаграждения и рисковал собственной жизнью и судьбами своих близких, руководствуясь патриотическими мотивами. У него был доступ к тем советским тайным планам с 1964 года, а не с 1978 года, как утверждает Ярузельский. Никто не поверит, что после восьми лет независимости Польши и распада СССР эти планы должны оставаться под замком как военная тайна. Причины их утайки совсем другие.

Большинство тех, кто все еще видит в Куклиньском предателя, осмысленно или подсознательно защищает свои биографии и достижения. Многие поддаются пропаганде генерала Ярузельского, который в защиту своей чести утверждает, что если Куклиньский — герой, то всех, кто не пошел по его стопам, необходимо считать предателями.

Опровержение этого тезиса, изначально неверного, имеет ключевое значение для сведения счетов общества с собственным прошлым. Здесь идет речь о справедливой оценке человеческого поведения в годы ПНР. Оценке, которая позволит людям гордиться тем, что в условиях порабощения их государства они смогли что-то сделать для своей страны. <…>

Войско «народное», но польское

Чтобы разобраться, кто был героем, а кто предателем, мы должны раз и навсегда определить, чем на самом деле была та формация, которую мы называем Народной Польшей.

Я всегда говорил, что понятие ограниченной суверенности является contradictio in adiecto или нонсенсом. Суверенность не может быть ограниченной какой-либо вышестоящей внешней властью, поскольку тогда она перестает считаться суверенитетом и становится автономией.

В области внешней и оборонной политики у ПНР была лишь административная автономия. В политическом смысле подчинение Москве было полным. Достаточно прочесть воспоминания Ромуальда Спасовского, бывшего заместителя министра иностранных дел и посла ПНР, чтобы в этом убедиться. В то же время во внутренней политике правящая партия имела после 1956 достаточно широкую автономию B определенных, хотя и непостоянных границах, обозначенных высшей властью, то есть Москвой. Эта автономия называлась «польским путем к социализму».

Внутренняя автономия была возможна благодаря тому, что Польша не стала одной из советских республик, не стала частью СССР, а являлась отдельным государственным организмом. Только благодаря этому было возможно значительное отклонение от ортодоксальной советской модели — среди прочего, содержание частных сельских хозяйств, независимость церкви и достаточное поле для свободы слова. Польское государство было порабощено, но сами его отличия составляли большую ценность, которую нельзя было легкомысленно потерять.

Неизменным атрибутом этого отличия было существование собственных вооруженных сил. Это была польская армия не только по названию или по обмундированию и символам — орлам. Она была польской по духу. Это хорошо понимали в Кремле. Там помнили 1956 год, когда под давлением офицерского состава Советы вынуждены были забрать из Польши маршала Константина Рокоссовского и советских консультантов в польских мундирах. Недоверие Москвы по отношению к польской армии, неуверенность в ее поведении в случае вторжения советских войск результативно тормозили намерения повторить в Польше военную интервенцию образца 1956 в Венгрии и 1968 в Чехословакии. Для большинства польских офицерских кадров факты использования армии против рабочих в Познани в 1956 и на Побережье в 1970, а также участие во вторжении в Чехословакию стали личной трагедией. Это не относится к группе предателей, которые соревновались в сервилизме, усердии и выслуживании перед «большим братом», выходя далеко за границы принуждения.

В то же время среди патриотических элементов в армии была уверенность, что отказ войска повиноваться «большому брату» был невозможен, что это закончилось бы катастрофой. Командующий этой армией — Ярузельский или кто-либо другой — должен был по причине своего положения идти на вынужденные компромиссы в отношениях с Москвой. Если бы он этого не сделал, то его место занял бы кто-то другой, более сговорчивый.

Вопрос сводится к тому, хотел ли этот командующий и имел ли смелость использовать достаточно широкое поле возможностей сопротивления советскому союзнику, либо же в своем повиновении пересекал границы принуждения. С этой точки зрения в будущем история будет судить Ярузельского. Генерал перед этим историческим приговором плохо защищается, уничтожая документы и искажая факты. Это проявляется ярче всего в его высказываниях по делу Куклиньского.

На вопрос в интервью радио «Zet», почему он выступает против оправдания Куклиньского, но при этом не осуждает Зыгмунта Берлинга, который дважды нарушил воинскую присягу на верность Речи Посполитой и совершил измену, перейдя в 1959 на сторону врага, Ярузельский ответил, что Берлинг не совершал измены, поскольку польского государства на тот момент уже не существовало. Это очевидная неправда. Польское государство не перестало существовать после оккупации его территории гитлеровской Германией и Красной армией так же, как не перестали существовать оккупированные Бельгия, Дания, Голландия или любое другое государство, захваченное Германией. В Лондоне существовало Правительство Польши в изгнании, признаваемое всеми союзными и нейтральными государствами, а через два года также и СССР. Существовали Польские вооруженные силы на Западе и Польское подпольное государство.

Ярузельский не по адресу направляет также свои благодарности Берлингу за спасение его самого и его семьи, а также других семей, депортированных вглубь России после раздела Польши, совершенного по пакту Молотова-Риббентропа. Армию Берлинга создал Сталин, это он поставил Берлинга во главе, сделав его генералом. Берлинг и его армия были в руках Сталина инструментом в игре за расширение советского господства над Польшей.

Ничто не умаляет при этом боевых заслуг солдат армии Берлинга. Они не по собственному выбору оказались в подчинении Берлинга, а не Андерса.

Высоцкому — да, Лукасиньскому — нет?

Также генерала Ярузельского спросили, что он думает о подхорунжем польской армии Петре Высоцком, который в 1830 году нарушил присягу на верность царю и зажег пламя ноябрьского восстания. Был Высоцкий предателем или героем? Если бы Ярузельский жил в то время, он бы пошел за Высоцким или приказал бы его расстрелять? Генерал сказал, что, конечно же, он последовал бы за Высоцким, но он уверен, что нет никакой аналогии между Высоцким и Куклиньским, поскольку первый нарушил присягу открыто и сражался с поднятым забралом, а второй сделал это втайне и сбежал.

В этом ответе кроется двойная ложь — историческая и политическая. Майор Валерьян Лукасиньский, другой офицер польской армии, был приговорен военным судом за тайный заговор против царя. Как и Куклиньский 150 лет спустя, Лукасиньский был конспиратором в царской России. Потомки признали его мучеником, защищавшим народное дело.

Петр Высоцкий послужил примером для других и инициировал восстание, которое было обречено закончиться катастрофой и потерей самостоятельности Царства Польского, управляемого поляками. Куклиньский, отказываясь повиноваться советскому союзнику, был заговорщиком, действовавшим в одиночку. Если бы другие действовали по его примеру, то случился бы повтор Ноябрьского восстания со всеми его последствиями. Но героизм одиночки не означал предательства всех остальных. Здесь существовало, скорее, незапланированное разделение ролей.

Единственный факт, говорящий в пользу Ярузельского, рассекретил не кто иной, как Куклиньский. В интервью, данном организаторам конференции в Яхранке, он сказал, что русские добивались от генерала не вполне умеренного интернирования деятелей «Солидарности», а временной отмены конституции и военно-полевых судов. Ярузельский воспротивился этим требованиям.

Оказывается, даже повиновение Ярузельского имело свои границы. Он мог бы сегодня убедительно защищаться, утверждая, что в тогдашнем политическом положении Куклиньский исполнил воинский долг защиты родины, найдя его в сотрудничестве с западными союзниками, так же, как выполнил этот долг Ярузельский, стараясь с позиции союзника Москвы избежать кровопролития или ограничить его. Реалии навязывали именно такое разделение ролей.

Действительность времен ПНР очень сложна. Нельзя ставить Ярузельского в один ряд с генералом Мольчиком, которого Куклиньский прямо называет агентом Москвы. Как нельзя ставить в один ряд Ярузельского и Станислава Каню, который считал возможным избежать военного положения и ставил это выше утраты власти и должности руководителя правящей партии. Куклиньский рисковал не только потерей должности, но собственной жизнью и добрым именем.

Справедливое сведение счетов с прошлым и осуждение ПНР является жизненным интересом Польши. Это мог бы совершить только какой-нибудь чрезвычайный трибунал, составленный из людей с незапятнанными биографиями и моральным авторитетом, способных к справедливой — беспристрастной, лишенной ненависти и жажды возмездия — оценке других. Его задачей было бы не назначение наказаний, а возвращение общей, повсеместно признанной системы ценностей.