Александр Сергеев РАЗЛОМ (Конфликт в стане “либералов”)
Александр Сергеев РАЗЛОМ (Конфликт в стане “либералов”)
Разговор о либералах может напоминать лекцию о ядовитых грибах. Ярко-оранжевые мухоморы и фиолетовые поганки внешне отличаются друга от друга по размеру, форме, окраске. По-разному может протекать и процесс отравления — возможны варианты времени, симптомов, последствий. Так и различные группы "homo liberalus" можно разделить по целому ряду отличительных признаков, определяющих степень их политической опасности и государственного ущерба: от легкого расстройства державного организма до летального исхода.
В КАКИХ ТОЛЬКО сферах общественной жизни не удалось угнездиться либералам за страшное для России последнее десятилетие! Есть номенклатурные либералы при власти и есть диссидентствую- щие либералы-оппозиционеры; есть имитирующие серьезность и профессионализм либералы от экономики, а есть либералы от "искусства", публично испражняющиеся на глазах всего честного народа; есть либералы-русофобы, проклинающие все русское — и либералы-националисты, готовые сменить костюм-тройку на косоворотку и кирзовые сапоги; есть либералы-пацифисты, ненавидящие армию — и либералы-милитаристы, молящиеся перед сном на портрет Пиночета. Остается лишь удивляться многообразию видов и форм, при котором на каждого Чубайса и Кириенку приходится по Ковалеву и Новодворской, на Кудрина и Грефа — по Гельману и Тер-Оганяну, на Михалкова и Третьякова — по Киселеву и Черкизову.
Однако, что же все-таки объединяет все эти группы и разновидности либералов? Во-первых, культурно-цивилизационные приоритеты; они отрицают наличие за Россией права на мировую миссию, на особый исторический и духовный путь. Во-вторых, их приводит в ужас перспектива восстановления России как мировой сверхдержавы. В-третьих, их пугает также возможность перехода страны на рельсы мобилизационной экономики, что, по сути дела, означает возвращение к социалистическим принципам организации народного хозяйства. В-четвертых, у либералов есть вполне определенные геополитические приоритеты, и хотя они могут ориентироваться на разные силовые центры Запада (на США или на Великобританию, или на "Единую Европу), никакого "поворота к Востоку", к союзу с Ираном, Индией, Китаем во внешней политике России они не потерпят. В-пятых, у всех либералов аллергию и конвульсивные судороги вызывают имена Ленина и Сталина, слово "СССР", красный флаг, а также все духовные и культурные явления, которые напоминают о советском "большом стиле".
Поговорим теперь о внутривидовых различиях между либералами. Для ясности заметим, что большая их часть (назовем ее ультра-либералами) пребывает, как модно было говорить среди фрондирующих интеллигентов 70-х годов, в состоянии "внутренней эмиграции", ощущает себя "людьми Запада" и психологически готова в любой момент покинуть Россию.
Что же касается "либеральной пехоты", рядовых журналистов, политических активистов и.т.д., то им приходится довольствоваться лишь иллюзией своего "единства с Западом", надеждой на помощь в случае конфликта с российским государством. Впрочем, как показал "казус Бабицкого", эти надежды не столь уж и беспочвенны.
Другая группа, которую мы условно обозначим как "умеренных либералов", "либерал-консерваторов", напротив, с трудом может представить себе существование вне российского контекста, накрепко привязана к нему. Трудно себе представить Березовского в эмиграции, еще труднее — Михалкова или Леонтьева. Все эти господа понимают, что за границей им придется несладко. Кого ожидают швейцарские прокуроры, кого — остракизм со стороны коллег по творческому цеху, кого — прозябание в полной нищете и безвестности.
Разумеется, в чистом виде оба эти типа встречаются далеко не всегда. В реальной жизни конкретные представители либеральной системы часто меняют свои установки, переходя от ультралиберализма к либерал-консерватизму и наоборот.
К примеру, абсолютное большинство нынешних "либеральных политиков" начинали как "экономисты-профессионалы", действовавшие под маской "менеджеров-прагматиков" (Гайдар, Чубайс, Явлинский, Кириенко, Немцов). Они обещали осуществить экономическое чудо, вывести российскую экономику на уровень "передовых стран" и.т.д. В качестве государственных чиновников высокого ранга все они были вынуждены позиционировать себя как "либерал-консерваторов", и не могли позволить себе, к примеру, участия в перфомансе, где свинью с надписью "Россия" разрезали ножом на части.
Однако в качестве "профессионалов" все они потерпели полное и очевидное банкротство и были вынуждены переквалифицироваться в идеологизированных политиков — борцов с "коммунистической угрозой", "русским империализмом" и "фашизмом", окончательно покинув нишу либерал-консерватизма, что предполагает демонстрацию достаточно позитивного отношения к дореволюционной России, а также к Русской Православной Церкви, к российской государственности в целом и силовым структурам (армии, спецслужбам) — в частности.
Для "чистых либералов" царская Россия — такой же объект для ненависти и ругани, как и Советский Союз. Спросите радикального либерала о том, каково его мнение о дореволюционной Российской империи, и он ответит вам, что это "тюрьма народов", где вовсю бушует антисемитизм, бесчинствуют черносотенцы и торжествует воинствующий шовинизм. Еще хуже отношение "чистых либералов" к Русской Православной Церкви, в которой они справедливо видят основное препятствие на пути приобщения России к "мировой цивилизации".
Что же касается людей в погонах, то при виде их у ультралибералов и вовсе начинается истерика; договориться с силовиками, этими носителями так называемых имперских комплексов, для ультралибералов в принципе невозможно.
Либерал-консерваторы, напротив, демонстративно восторгаются "Россией, которую мы потеряли", видят в ней антипод "советскому варварству". В Православии они видят "фундамент наших традиций", а тема армии и патриотизма для них хорошо знакома и привычна, хотя временами и звучит откровенно фальшиво.
ИЗ ЭТИХ РАЗЛИЧИЙ вытекает и тот своеобразный водораздел между ультралибералами и либерал-консерваторами, которым стала война в Чечне. Сегодня либеральные ультра полностью принимают ту оценку войны, которую разносит по всему миру западная пропаганда. В Америке и Западной Европе чеченские события преподносят как "колониальный геноцид", который ведет Россия, российская армия, против "маленького народа, отстаивающего свою независимость". Российских воинов изображают жестокими, кровожадными агрессорами. События отражаются, как в перевернутом зеркале, и чудовищные зверства боевиков приписывают нашим военным. Эту картину чеченских событий наши либералы пытаются передать и российской аудитории, дополняя тему "преступной войны" тезисом о бесперспективности военного решения вопроса, поскольку, мол, "невозможно вести войну с целым народом" и.т.д.
Ясно, что убедить Франсуазу Саган или Гюнтера Граса в том, что "Россия уже двести лет уничтожает чеченский народ", несколько проще, чем "рядового" либерала из Москвы и Санкт-Петербурга, даже если последний всей душой верит в Горбачева, Ельцина, общечеловеческие ценности, свободный рынок и.т.д. Откровенная лживость антироссийской и антиармейской пропаганды стала внушать к ультралибералам острое отвращение даже со стороны тех, кто еще совсем недавно аплодировал С.Ковалеву и восхищался Дудаевым и Масхадовым. "Ультра" явно перешли ту черту, за которой даже самые изощренные информационные технологии не достигают цели. По этой причине число сторонников "чистого" либерализма сегодня стремительно тает, что подтверждает и мизерное число голосов, отданных за "Яблоко" на парламентских и президентских выборах.
Раскол затронул и "либеральную творческую интеллигенцию". Настоящий скандал разразился в российском Пен-клубе после того, как его правление в лице А. Битова и А.Ткаченко радостно поддержало своих европейских собратьев по перу, решивших осудить "преступления русской военщины". Не выдержали нервы у Аксенова, Маканина, Латыниной и ряда других членов Пен-клуба, опубликовавших разгневанное письмо в адрес писателей-русофобов. Достаточно знаковым стало и аналогичное выступление "придворных мэтров искусства" в лице Н.Михалкова и других представителей российского (а раньше — советского) культурного истеблишмента.
До сих пор все либералы выстраивались в единую, общую для всех политическую, идеологическую и информационную систему, систему сложную, многоуровневую, построенную таким образом, чтобы оперативно реагировать на любые изменения социально-политической обстановки, отвечать на любой политический вызов. Неоднородность системы, способность интегрировать в себя самые разнообразные социальные, политические и культурные типажи придавали ей гибкость и динамизм, а следовательно, увеличивали ее мощь. Получалось, что в любом случае фиаско одной из либеральных групп не вело к краху всего либерального проекта, а лишь выводило на первый план другую группировку.
Для устойчивости системы были полезны и "ультра", которые составляли ее идеологическую сердцевину, хранили чистоту либерального мировоззрения, и "умеренные", дававшие возможность адаптировать либерализм к идеологическим запросам тех групп населения, которые изначально стояли на государственнических позициях.
Война в Чечне поколебала устои этой системы. Она провела невидимую грань между теми, кто открыто выступил против России, кто призывал Запад к "миротворческой операции" на Кавказе, и теми, кто не захотел или не смог участвовать в антироссийской кампании. Сейчас трещина в либеральном стане углубляется с каждым днем, раскалывая и ломая ощущение общего "мы", ощущение корпоративной сопричастности, которое не покидало либеральный лагерь десятилетиями.
Идеологические расхождения, неожиданно превратились из "игровых" в достаточно реальные, наложились и на противоречия в оценке нового президента РФ. Либерал-консерваторы не скрывают, что довольны Путиным, с которым связывают свои надежды на авторитарную стабилизацию и окончательное закрепление своего социального статуса.
В свою очередь, либеральные ультра, несмотря на все уступки, сделанные Путиным в их адрес, чувствуют себя беспокойно, неуверенно. В их среде циркулируют слухи о том, что либеральных экономистов в правительстве скоро "сольют", "независимым" СМИ "перекроют кислород", Чубайса выкинут из РАО "ЕЭС", а Кириенко используют как элемент либеральной декорации на фасаде режима. Все эти разговоры заканчиваются для участников либеральных сходок мрачным выводом о том, что "Путин — не наш президент", а демократия "находится в опасности".
Так или иначе, система политических координат в нашем обществе стремительно меняется, и какую форму она примет к моменту своего окончательного оформления — не возьмется предсказать никто. И вместе с тем уже сейчас становится ясно, что самая одиозная и русофобская группировка либералов, которая наиболее однозначно и последовательно ориентирована на Запад, постепенно теряет почву под ногами, попада- ет в нарастающую изоляцию, бьется в политических конвульсиях. Несмотря на огромные финансовые вливания и мощную политическую поддержку, она постепенно превращается в замкнутую политическую секту, уже не внушающую страха, но вызывающую одно лишь чувство презрения.