ХУЛИТЕЛЬ И ПОКЛОННИКИ

ХУЛИТЕЛЬ И ПОКЛОННИКИ

Премьер-президент Путин дал задание министру образования и науки Фурсенко увеличить часы на изучение в школах и ВУЗах творчества Солженицына.

Фурсенко это задание, скорее всего, выполнит: он всегда готов выполнить любое задание власти, к каким бы последствиям для системы образования это ни привело.

Задание, скорее всего, спорное и с содержательной, и с этической точки зрения.

Во-первых, потому что, вообще-то говоря, не дело ни премьера, ни президента решать, что и как нужно преподавать в школе или институте. Тем более в рамках такого своеобразного предмета, как литература.

Для этого есть иные инстанции — и, в конечном счете, не дело министра образования утверждать список достойных изучения в школе писателей и произведений — это должны делать специалисты, авторы программ, высококвалифицированные педагоги. А то — недолго дойти и до новых публичных разносов иным художникам на выставках — за то, что «не то пишут».

Вообще, не дело власти решать, что в обязательном порядке нужно читать гражданам, а что — не нужно. Иначе — чем это, собственно, будет отличаться от той самой помянутой премьер-президентом «тирании», от которой, по его словам, Солженицын сделал «всем нам прививку»?

Уж одно из двух — либо то была не тирания, либо не следуйте ее примеру и не навязывайте людям своих любимых авторов — у них, может быть, есть другие…

Во-вторых, потому что, если вы таким образом хотите распространить «прививку» среди будущих граждан страны, это не лучший путь.

В советских школах учили стихи Маяковского, читали книги Николая Островского и Александра Фадеева — но это не создало новых Корчагиных и новых молодогвардейцев, которые в августе 91 года с самодельными гранатами или захваченными у перетрусившей милиции автоматами пошли бы преграждать путь ельцинскому мятежу со словами «Партия или смерть!».

Чем больше в школах будут изучать Солженицына с его, скажем, более чем своеобразным языком — тем скорее его работы из «антитоталитарного откровения» превратятся в скучное обязательное угнетающее чтиво. Обязательность не обеспечивает популярности.

Пушкина, Лермонтова и Толстого любят и ценят не потому, что они обязательны к обучению в школе, а наоборот, в школах их стали изучать потому, что они оказались популярны и почитаемы вне школы.

Поэтому, строго говоря, в школах надо изучать ту литературу, которой зачитываются и вне школы — но тогда, когда зачитываются не в рамках «моды десятилетия», а много дольше.

В этом плане куда более обоснованно было бы решение изучать в школе творчество Стругацких.

А изучать по решению правящей партии (хорошо, поручение не оформили постановлением Высшего Совета «Единой России») — уже изучали трилогию Леонида Ильича. От чего Советская власть сильнее не стала.

Вот давайте посмотрим, сколько людей будут помнить и читать Солженицына через двадцать лет, — тогда и можно говорить о том, учить его в школе или не учить.

А то ведь может статься, что учеников помучают лет десять, а потом будут со стыдом прятать глаза, выкидывая его книги из школьных библиотек. Либо потому, что другая партия издаст другое Постановление, либо потому, что окажется — мода прошла, время истекло и уже и не читается.

В третьих, наконец, оценка Солженицына как Великого Писателя далеко не бесспорна. Все, кто его славословят, говорят о его политическом значении, как они его понимают, но не о литературном даровании.

Но Толстой стал велик не потому, что был против царизма, и не потому, что один вступил в неравную борьбу с церковью, а потому что поднял такие проблемы человеческой жизни (и так поднял), что после этого морально был сильнее и царя, и русских церковников. Как и многие другие великие русские писатели.

Сделал ли Солженицын нечто подобное? Позвольте в этом усомниться.

Да, Солженицын написал более тридцати томов. Больше, чем Маяковский. Но меньше, чем Троцкий. А все сочинения Пушкина при желании вместили в один юбилейный том. Так что, теперь Троцкого считать самым великим русским писателем? Хотя для любопытства проведите эксперимент: предложите любому, не знающему, кто что написал, прочитать несколько абзацев Солженицына и несколько абзацев Троцкого. И попросите сказать, кто понравился больше: может статься, результат вас удивит.

Солженицына в основном славят за то, что он был антисоветчиком — и многие рассыпающиеся ему в комплиментах так прямо и говорят. Его славят за то, что он, как принято выражаться, «бросил вызов системе». Ему в заслугу даже ставят то, что он чуть ли не один разрушил СССР и Советский строй.

Последнее, правда, весьма сомнительно: строй пал не потому, что кто-то что-то прочитал о Гулаге и «сталинских репрессиях». Подобная литература, что в ведомстве Геббельса, что в странах НАТО, выходила тоннами. А потому что, с одной стороны, прогнило высшее чиновничество, а с другой стороны, даже те, кто не прогнил, оказались настолько безвольными, что не смогли оказать сопротивления, когда, в общем-то, не слишком влиятельные группы и движения провозгласили, что они их свергают.

То есть те, кто ставит ему в заслугу его антисоветизм, правы в своих оценках, если сами являются антисоветчиками и с точки зрения признания антисоветизма благом.

Но, во-первых, это опять-таки исключительно политическая оценка. То есть оценка с точки зрения определенных политических и экономических интересов.

Во-вторых, даже сейчас вовсе не все общество — и даже не большинство его — считают антисоветизм благом. И для этой части общества похвала антисоветизма вовсе не равнозначна достоинствам писательского таланта.

Два года назад Левада-центр обратился к гражданам России с вопросами об отношении к распаду СССР и гипотетической возможности восстановления социалистической системы. Оказалось, что о распаде Советского Союза сожалеют 62 %, несожалеют 28 %, затрудняются ответить 10 %. 31 % полагают, что распад был неизбежен, 59 % — что его можно было избежать. Восстановить Советский Союз и социалистическую систему хотели бы 60 % опрошенных.

После этого результата даже Левада-центр остерегается задавать подобные однозначные вопросы. Но вот осенью прошлого года он рискнул спросить о чем-то похожем — хотя и в несколько предвзятой формулировке: «Какая экономическая система кажется вам более правильной: та, которая основана на государственном планировании и распределении, или та, в основе которой лежат частная собственность и рыночные отношения?» — Ну, не должны ведь так уж откровенно выдать свои симпатии к явно непрезентабельному — «распределительной системе»… Только граждане оказались не стыдливыми и выдали ответ: 54 % за плановую систему (читай — «советский тоталитаризм» в лексике Солженицына и его поклонников), 29 % — за рынок и частную собственность (читай, «демократию»).

Тут речь не о том, кто прав, а кто — неправ. Тут речь о том, что если главным достоинством Солженицына считать его противоборство с Советской системой, то за эту систему и сегодня оказывается до 60 % граждан, тогда как против — менее 30 %.

Тогда, получается, с кем боролся Солженицын? Кому он был врагом — двум третям того самого народа, к «сбережению» которого он взывал?

Если правда, что именно Солженицын разрушил Советский строй — хотя, конечно, это чрезмерное преувеличение — то, значит, это Солженицын творец ужаса девяностых?

Тогда, может быть, с этой точки зрения его нужно изучать в школах? Может быть, Премьер-Президент это имел в виду?

Только вот поймет ли его Фурсенко…

Никто не спорит: увидев, что получилось, Солженицын пришел в ужас. Но разве он раскаялся?

А тогда могут ли те две трети народа, с которыми вел борьбу Солженицын (а в 60-е и 70-е он боролся не против системы 60-ти процентов — он боролся против желаний 99 % народа), могут ли они считать его человеком, искренне призывавшим к «жизни не по лжи»?

Льющие елей на него сегодня хвалят его как «принесшего слово правды». Может быть, они искренне так думают. Но ведь огромная часть общества считает, и не без оснований, что в своем «Красном колесе», в своем «Архипелаге Гулаг» он искусно лгал, выдавая за документальные свидетельства определенным образом подобранные весьма немногие (относительно тех миллионов, о которых якобы шла речь) письма и свидетельства?

Когда в Югославии шла война за единство страны, западная пресса много писала о «зверствах сербов». Был случай. когда она подняла шум по поводу не то пятидесяти, не то пятисот изнасилованных… за один раз мусульманок. Тогда страницы тех же самых газет, которые обычно помещают комплименты в адрес людей ориентации Солженицына, были заполнены фотографиями этих «несчастных». Только потом уже другие тоже западные писатели и журналисты доказали, что во всех газетах помещались разные фотографии всего трех женщин.

Караджич, предстающий сегодня перед постыдным Гаагским судилищем, тоже обвиняется в немыслимом числе якобы совершенных по его приказу преступлений — и тоже найдутся местные солженицыны, которые распишут их на много сотен страниц, с криком «жить не по лжи» заливая людей фальсификациями.

Может быть, на самом деле те, кто думает так, неправы. Может быть, прав Солженицын в своих обвинениях. Но почему, собственно, эти две трети страны должны думать так, как думают он и его политические покровители и преемники?

Кстати, существует и та точка зрения, согласно которой в описаниях трагедий заключенных прошедших десятилетий Солженицын не был ни оригинален, ни самостоятелен. Что он только выступил в качестве эпигона другого автора, обладающего приоритетом в этой теме, Варлама Шаламова.

Только между ними оказалась маленькая разница: Шаламов свое творчество никогда не превращал в орудие политической борьбы ни со своей страной, ни с той же самой Советской властью. И потому он оказался ненужен тем, кто искал любой сюжет, который мог быть использован в борьбе с ней.

Солженицын боролся против миллионов людей. В сегодняшнем исчислении — минимум против 60 % населения России. То есть, он был их врагом. Почему они должны считать его, объявившего им войну, Великим русским писателем?

Потому что он придумал искусственный и вычурный слог письма своих произведений? Да мало ли было экспериментаторов в этой области из числа авангардистов, имажинистов, футуристов и т. п.?

Потому что он «искренне желал добра своему народу и любил Россию» — как заявил один из руководителей КП РФ? А кто признается, что он ее не любит? Даже Чубайс, скорее всего, любит Россию. Но свою и по-своему.

Кстати, если реакция на смерть Солженицына тех, кто откровенно позиционируется в качестве антисоветчика, равно как и лидеров власти, по своему понятна и честна — у него есть заслуги перед ними, — то позиция, заявленная лидерами КП РФ, просто омерзительна.

Сначала сайт этой партии скромно посетовал, что в заслугу Солженицыну пресса ставит не те книги: «Официозные СМИ, особенно телевидение, послушно перечисляют произведения А.И. Солженицына, ставшие знаменем демократов первой волны: «Один день Ивана Денисовича», «В круге первом», «Архипелаг ГУЛАГ».

Однако никто почему-то не упоминает один из его последних фундаментальных трудов: «Двести лет вместе».

Затем человек в статусе секретаря ЦК компартии заявляет: «Это была большая, интересная личность, знаковая для нашей эпохи. И мне кажется, что Солженицын останется в наших мыслях и в памяти наших потомков как подвижник, как человек, стремящийся к улучшению жизни в России и борющийся, отстаивающий свои взгляды», — представитель коммунистической партии отметил, что Солженицын всегда вызывал у него уважение, поскольку был привержен своим убеждениям и никогда не изменял им».

Доприспосабливались, извините, сволочи. Даже то, что думают, сказать боятся.

А если впрямь так думают — то тем более сволочи. Не потому что так думают, а потому что так думают, выдавая себя за коммунистов.

Или эти две трети должны считать Солженицына «Великим Человеком» потому, что его хвалит весь мир? Однако, как между прочим как-то сказал сам Солженицын: «Они на Западе никогда не учили и не понимали русскую историю — и потому готовы ловить любые басни, лишь бы они порочили Россию». Знал о чем говорил.

Может быть критерий его величия — Нобелевская Премия? Но она есть и у Горбачева. Не будем забывать — в отличие от аналогичных премий в области точных наук, в области литературы и борьбы за мир ее большей частью дают тем, кто чем-либо послужил делу борьбы с СССР.

Может быть, показатель величия — соболезнования президента США? О да, это точно Большой Друг Русского народа.

Саркози и другие главы стран Запада? Тоже Великие Друзья

Еще есть причины считать Солженицина Великим писателем? Кроме того, что он был Великим Ненавистником Советской власти и Советского Союза? Пока никто не назвал.

Может быть, таковым он является на самом деле. Те 60 %, для которых он был врагом — так вряд ли думают.

Но время покажет.

Пока те, кто славят его, — славят лишь за то, что он был их врагом. Врагом их страны. Врагом их образа жизни. Врагом всего, что было дорого им. Как там было в знаменитой песне?

«Враг бешеный на наше счастье поднял руку»…

У этих 60 % нет оснований чтить своего врага. Есть те, для кого он не враг, а сподвижник в их деле — в деле борьбы с этими 60 процентами. Когда они его славят — это понятно и естественно. Но как минимум бесстыдно делать вид, что на свете есть лишь они. Равно как некорректно и бесстыдно навязывать в обязательном порядке изучение его детям в школе.

Разве что в том качестве, каким он действительно обладал: в качестве непокаявшегося врага шестидесяти процентов населения современной России.

Сергей ЧЕРНЯХОВСКИЙ