Джордж Cорос “...И НАЧАЛСЯ СУЩИЙ АД” (Отрывки из книги “Кризис мировой капиталистической системы”)

Джордж Cорос “...И НАЧАЛСЯ СУЩИЙ АД” (Отрывки из книги “Кризис мировой капиталистической системы”)

Я БЫЛ ЛИЧНО ВОВЛЕЧЕН в российские дела намного глубже, чем в дела других стран. Россия бросилась из одной крайности — жестокого закрытого общества — в другую крайность — общество, не подчиняющееся законам капитализма... Сложились зачатки банковской системы — отчасти за счет государственных банков, отчасти усилиями новых сложившихся капиталистических групп, так называемых олигархов. К сожалению, это окончилось отчаянной дракой между олигархами, одни из которых стремились к переходу к законному капитализму, а другие противились этому, так как были неспособны работать в рамках закона. Один из олигархов — Борис Березовский — угрожал разоблачениями, если не получит обещанную ему добычу. Эта злобная свара навредила Чубайсу, который руководил кампанией по переизбранию Ельцина и получал незаконные суммы от олигархов, что стало теперь достоянием гласности. Это произошло как раз в тот момент, когда начали проявляться последствия Азиатского кризиса. Корейские и бразильские банки, которые инвестировали значительные суммы в российский рынок, вынуждены были изъять свои средства. Некоторые ведущие московские банки также оказались в рискованном положении, так как располагали значительными суммами спекулятивных облигаций, а также непокрытыми форвардными контрактами в рублях. Некоторые опасные моменты произошли в декабре 1997 г., но их удалось успешно миновать. Процентные ставки резко возросли, государственные расходы были сокращены, однако Дума отказалась принять законы, необходимые для структурных реформ.

Ельцин отправил в отставку премьер-министра Черномырдина и вынудил Думу согласиться на назначение на этот пост Сергея Кириенко, молодого технократа, предложенного Гайдаром и Чубайсом. В течение короткого периода Россия имела правительство реформаторов, лучшее из тех, которые были после распада Советского Союза, и МВФ предоставил кредит в 18,5 млрд. долл., из которых 4,5 млрд. были получены Россией. Но этого оказалось недостаточно.

Я не следил внимательно за событиями в России до последних двух-трех дней, так как был слишком занят работой над этой книгой. Я осознавал, что положение остается отчаянным даже после того, как МВФ согласился на кредиты в сумме 18 млрд. долл. Процентные ставки по российскому государственному долгу оставались на астрономическом уровне — от 70 до 90% по государственным казначейским обязательствам, номинированным в рублях (ГКО). Российское правительство обратилось к синдикату, который приобрел 25,1% акций "Связьинвест" и где мы были крупнейшим иностранным участником, с предложением предоставить временную "промежуточную" ссуду под продажу очередного транша акций "Связьинвест" в 24,9%. В наших интересах было обеспечить успешную продажу этой порции акций, но мне не понравилась идея бросать хорошие деньги вслед плохим, поэтому я решил присмотреться к ситуации.

Вскоре стало очевидно, что рефинансирование государственного долга — вроде бы неразрешимая проблема. Программа МВФ исходила из того, что отечественные держатели ценных бумаг при наступлении сроков погашения возобновят их (реинвестируют); единственный вопрос заключался в том, по какой цене. Если бы правительство умело успешно собирать налоги, то процентные ставки в конечном счете снизились бы до приемлемого уровня, скажем, до 25%, и кризису был бы положен конец. Но в этих рассуждениях специалисты МВФ упускали из виду тот факт, что значительная доля облигаций принадлежала отечественным держателям, которые могли возобновить покупку ГКО, по которым истекали сроки, по любой цене. Компании были вынуждены платить налоги, но они уже не могли реинвестировать в ГКО соответствующие суммы. Однако еще важнее, что банковский сектор, за исключением принадлежащего государству Сбербанка, покупал ГКО на заемные средства. В связи со снижением активности на рынке акций и облигаций большинство банков стало неплатежеспособными, а те, что еще оставались платежеспособными, лишились возможности возобновлять свои кредитные линии. В результате они не только перестали быть покупателями, но вынуждены были ликвидировать некоторые из своих активов, чтобы внести гарантийные депозиты. Значительная часть средств была заимствована у иностранных банков, некоторые из этих банков даже попытались изъять свои средства. Массовый сброс номинированных в долларах российских долговых обязательств привел к их обесценению до рекордно низкого уровня. Разрастался полномасштабный банковский кризис.

ОБЫЧНО БАНКОВСКОМУ КРИЗИСУ противодействует центральный банк путем вмешательства и предоставления наличных средств, а также ссужая деньги под залог и льготные проценты; но в данном случае центральный банк не мог этого делать в соответствии с условиями МВФ. В результате ситуация становилась, вроде бы, неразрешимой.

В пятницу, 7 августа, я позвонил Анатолию Чубайсу, который находился в отпуске, и Егору Гайдару, который оставался "на хозяйстве". Я сказал им, что ситуация критическая: правительство не в состоянии будет после сентября возобновить свой долг, даже если будет получен второй транш кредита МВФ. Ситуация усугублялась тем, что украинское правительство было на грани дефолта в связи с предстоящей в ближайший вторник выплатой по 450-миллионной ссуде Nomura Securities. В таких условиях я не мог согласиться участвовать в промежуточном кредите: риск дефолта был слишком велик. Я видел лишь один выход: образовать достаточно большой синдикат, который покрыл бы потребности российского правительства до конца года. Он должен был базироваться на партнерстве государства и частного сектора. Группа "Связьинвест" могла бы участвовать в нем, скажем, суммой в 500 млн. долл., однако частный сектор один не мог бы предоставить требуемую сумму. Я поинтересовался, сколько потребуется. Гайдар ответил, что нужны 7 млрд. дол. Это предполагало, что Сбербанк, единственный банк, располагавший крупными вкладами населения, сможет предоставить свои активы. В то время население не изымало вклады из банков в крупных масштабах. "Сказанное означает, что синдикат должен будет располагать 10 млрд. долл., — заметил я, — чтобы восстановить доверие населения". Половина средств должна была бы поступить из иностранных правительственных источников, например, Фонда валютной стабилизации (который находится под контролем Казначейства США), а другая половина — из частного сектора. Синдикат начнет действовать, когда в сентябре будет получен второй транш кредита МВФ. Он будет гарантировать годовые ГКО, начиная, скажем, с 35% годовых, постепенно снижая доходность до, например, 25%. (В тот момент доходность составляла 90%). Программу следовало бы объявить заранее; это побудило бы инвесторов покупать ГКО: имело бы смысл инвестировать деньги под 35%, если в рамках надежной программы предполагается к концу года снизить их доходность до 25%. В случае успеха реально была бы израсходована лишь небольшая часть из 10 млрд. долл. Объединить государственный и частный компоненты плана было бы нелегко, но я был готов попытаться сделать это. Гайдар, понятно, проявил энтузиазм.

Я позвонил Дэвиду Липтону, заместителю министра финансов США, ведающему международными делами. Он был полностью в курсе проблемы, но они даже не помышляли об использовании Фонда валютной стабилизации. Конгресс был решительно настроен против оказания спасительной финансовой помощи. Тем не менее России следовало провести активную работу на Капитолийском холме. Будет также крайне трудно вовлечь частные институты, поскольку они включают инвестиционные банки и спекулятивных инвесторов, подобных нам, и государству оказывается значительно сложнее мобилизовать их средства, чем ресурсы крупных коммерческих банков.

С целью изучить все альтернативы я еще раз позвонил Гайдару и спросил его, можно ли будет ввести штраф для тех держателей ГКО, которые захотят при погашении обязательств получить наличными. Гайдар ответил, что это подорвет репутацию ГКО. И он, конечно, был прав.

Я полагаю, что без реализации моего плана правительство ожидает дефолт с катастрофическими последствиями; даже в случае осуществления этого плана большинство российских банков прекратит существование, но было бы ошибкой даже пытаться спасти их.

В ПОНЕДЕЛЬНИК Я ПРОВЕЛ краткие переговоры с Липтоном. Правительство США еще не приняло решения. Он обещал позвонить еще раз. Во вторник на российском финансовом рынке произошел обвал. Торги на фондовой бирже были временно приостановлены. Государственные облигации упали еще ниже. Это затронуло даже международные рынки. Предложенный мною план больше не годился. Стабилизировать рынок мог бы пакет помощи на сумму минимум в 15 млрд. долл., но рассчитывать на то, что какой-либо частный инвестор предоставит свои деньги, было уже невозможно. Липтон направился в Москву, не позвонив. По слухам, он был раздражен тем, что ему нечего предложить Москве. Я решил направить в газету "Financial Times" следующее письмо:

"Сэр, неурядицы на российских финансовых рынках достигли критической стадии. Банкиры и брокеры, которые заимствовали средства под ценные бумаги, неспособны вносить гарантийные депозиты, а вынужденный сброс ценных бумаг охватил как рынок акций, так и рынок облигаций. Фондовый рынок вынуждены были временно закрыть, так как расчеты по сделкам уже не совершались; цены государственных облигаций и казначейских обязательств резко упали. Хотя продажи были временно прекращены, существует опасность того, что население снова начнет изымать деньги со сберегательных счетов. Надо действовать немедленно.

Беда в том, что действия, необходимые в связи с банковским кризисом, диаметрально противоположны действиям, согласованным с МВФ в связи с бюджетным кризисом. Программа МВФ предусматривает жесткую монетарную и фискальную политику; банковский кризис предполагает вливание наличных средств.

Наилучшим решением было бы введение валютного управления после умеренной девальвации в 15-20%. Девальвация необходима, чтобы компенсировать снижение цен на нефть и уменьшить сумму резервов, требуемых при валютном управлении. Это также поставило бы в невыгодное положение держателей государственных долговых обязательств, деноминированных в рублях, и отвело бы упреки в адрес правительства.

Потребуются резервы примерно в 50 млрд. долл.: 27 млрд. для покрытия М1 (денежных средств в обращении) и 23 млрд. долл. для покрытия недостачи в рефинансировании внутреннего долга в следующем году. У России имеются резервы в 18 млрд. долл., МВФ обещал 17 млрд. дол. "Большая семерка" (G7) должна предоставить 15 млрд. долл., что позволит ввести валютное управление. Спасать банковскую систему уже не потребуется. За исключением немногих институтов, держателей государственных депозитов, банки сами сумеют защитить себя. Цены государственных облигаций немедленно возрастут, и тогда выживут наиболее здоровые финансовые учреждения. Примерно 40 млрд. долл. в иностранной валюте находится у россиян на руках. При введении валютного управления у них может возникнуть соблазн купить номинированные в рублях государственные облигации, которые сулят привлекательный доход. В этом случае резервный кредит G7, возможно, даже не придется использовать. Снижение процентных ставок поможет правительству добиться своих фискальных целей.

Если бы страны G7 были готовы предоставить 16 млрд. долл. немедленно, ситуацию удалось бы стабилизировать даже без валютного управления, хотя для этого потребуется больше времени, а ущерб будет серьезнее. Без введения валютного управления будет также трудно осуществить ограниченную валютную корректировку, так как будет невозможно сопротивляться давлению в сторону дальнейшей девальвации. — Такая ситуация имела место в Мексике в 1994 г.

Если действия будут откладываться, стоимость операции по спасению возрастет. Неделю назад она обошлась бы в 7 млрд. долл. К сожалению, международные финансовые организации не осознали остроты ситуации. Альтернативами будут дефолт или гиперинфляция. Любая из них будет иметь катастрофические финансовые и политические последствия”.

После того как я написал письмо в "Financial Times" заместитель председателя Центрального банка России ввел некоторые ограничения на конвертируемость рубля. Это оказало опустошительное воздействие на российский рынок: при открытии торгов цены акций снизились на 15%, а потом уже существенно не возросли. Моему письму уделили значительное внимание, но упор был сделан на защиту девальвации, а не на предложение ввести валютное управление. Это стало одним из факторов того, что впоследствии назвали "черным четвергом". Это вовсе не входило в мои намерения. Я счел себя обязанным выступить с новым заявлением следующего содержания:

"Неурядицы на российских финансовых рынках вызваны не тем, что я сказал или сделал. У нас нет "коротких" позиций в рублях и намерения обесценивать валюту. Более того, наш портфель от девальвации только пострадает".

Цель моего письма в "Financial Times" заключалась в том, чтобы предупредить правительства G7. Хотя российское правительство делает все, что в его силах, чтобы справиться с ситуацией, оно не сумеет добиться успеха без дополнительной помощи из-за рубежа.

Я имел переговоры с министром финансов США Рубиным и подчеркнул остроту вопроса. Он полностью сознавал это, но остальные правительства G7 не разделяли его озабоченности; к тому же до них трудно было добраться из-за нерабочих дней. Мне позвонил сенатор Митч МакКоннел, и я настоятельно советовал ему связаться с министром финансов Рубиным и заверить его в поддержке республиканцами предстоящей весьма рискованной операции. Поздно вечером мне позвонили от Кириенко. Он все еще рассчитывал на промежуточный кредит в 500 млн. долл., но это было уже нереально. Я предложил прибыть в Москву для обсуждения более широко круга вопросов, если это принесет пользу.

БОЛЬШУЮ ЧАСТЬ ВЫХОДНЫХ ДНЕЙ я провел в России. Я дал интервью на радиостанции "Эхо Москвы" с объяснением своей позиции, и мое заявление было зачитано по Российскому телевидению. Я надеюсь, что сумел исправить ложное впечатление, будто я настаивал на девальвации и как-то мог выиграть от нее. Несколько раз я разговаривал с Гайдаром. Подготовил статью с обоснованием решения о введении валютного управления и направил ему для одобрения. Только что (6 ч. 30 мин. утра, московское время) он сказал мне, что разговаривал с Ларри Саммерсом (заместителем министра финансов США) и никакой помощи ждать не приходится; им надо будет действовать в одностороннем порядке. Я сказал, что моя статья теряет смысл.

В понедельник начался сущий ад. Россия ввела мораторий и расширила валютный коридор, фактически девальвировав рубль на 35%. Российским банкам запретили выполнять свои обязательства перед иностранными кредиторами, и это было хуже всего. Это создало панику среди иностранных контрагентов, которые сбрасывали российские ценные бумаги по любой цене. Дэвид Липтон попросил у меня технических пояснений и предложил мне написать для них памятную записку.

Перечитав ее, я счел ее несколько односторонней. Я пытался внушить мысль, что еще не поздно искать конструктивного выхода из кризиса в России. Правительства стран G7 могли бы предоставить твердую валюту, необходимую для введения валютного управления, при условии принятия Думой законов, необходимых, чтобы выполнить требования МВФ. Имелись две возможности: Дума соглашается на это или отказывается от предложения. В первом случае курс рубля восстанавливается, рублевый долг удается реструктурировать упорядоченным образом, и появляется возможность проводить структурные реформы (объявлять банкротство компаний, которые не платят налоги, и т.д.). Большинство российских банков потерпит крах, а международные банки и фонды, заключившие с ними контракты, понесут убытки; однако обязательства российского правительства приобретут определенную ценность, лучшие банки выживут, а кризис будет приостановлен. Во втором случае кризис продолжится, но ответственность за него ляжет на Думу. Ельцин мог бы распустить Думу, назначить выборы и проводить реформы. В случае успеха реформ электорат поддержал бы их. Но даже если бы Ельцин оказался не на высоте или реформы не достигли успеха, мы сделали бы все возможное, чтобы сохранить дух реформ в России. Это была весьма рискованная стратегия, но ничего не делать — значит подвергаться еще большему риску.

Международные рынки серьезно пострадали от российского кризиса в последние два дня. Например, на немецком фондовом рынке цены в пятницу упали на 6%. Меня удивило, что потребовалось столько времени для снижения цен дешевых акций. Мой партнер уверяет меня, что цены на фондовом рынке в пятницу достигли удачного временного "дна", а мы покупали акции и продавали опционы "пут". Кстати говоря, мы не совершали сделок с российскими ценными бумагами в течение всего периода эксперимента в режиме реального времени.

Я ПЫТАЛСЯ ДОВЕСТИ СВОЮ ИДЕЮ до любого, кто готов был слушать, но это было бесполезно. Это помогло бы улучшить политическую ситуацию в России. Сейчас Дума уже не примет законы, а МВФ не предоставит второго транша кредита. Лишившись перспективы получить деньги из-за рубежа в обозримом будущем, Ельцин вынужден будет отправить в отставку нынешнее правительство и искать другую поддержку внутри страны. Но где? Олигархи роковым образом ослаблены. Остаются Газпром и некоторые нефтяные компании. Значит, опять Черномырдин? Он, конечно, рассчитывает на это. Однако никакой режим не добьется успеха, если отсутствует политическая воля исправить структурные изъяны. Пределы дальнейшего ухудшения ситуации неясны.

Ельцин отправил в отставку правительство и назначил Черномырдина. За дальнейшие предсказания я не берусь.

Предела глубине кризиса — нет. Распад российской банковской системы происходит беспорядочным образом. Банки приостановили платежи, и население охватила паника. Условия обмена ГКО были объявлены и поначалу встретили довольно неплохой прием, однако рубль перешел в состояние свободного падения, так что предлагаемые условия практически стали бессмысленными. Международная финансовая система переживает неурядицы. Имеются, похоже, невыполненные валютные контракты на сумму в 75 — 00 млрд долл., и неизвестно, когда они будут выполнены. Кредитное агентство снизило рейтинг крупнейшего коммерческого банка Германии. В международные межбанковские сделки по свопам был внесен некоторый элемент кредитного риска. Вероятно, он будет иметь кратковременный характер, но это может вскрыть другие слабые места из-за массированного использования заемных средств. Фондовые рынки Европы и США содрогнулись, но к ним скорее всего вернется спокойствие. Кризис в России носит весьма серьезный характер и будет иметь неисчислимые политические и социальные последствия.

На этом месте я прекращаю свой эксперимент в режиме реального времени, поскольку я более не являюсь активным участником событий. Эти события представляют собой наглядную и довольно страшную иллюстрацию многих положений, которые я пытаюсь изложить в настоящей книге в более абстрактной форме. Меня особенно страшит то, что в министерстве финансов США действовала отличная команда, а в России было наилучшее правительство во всей ее постсоветской истории; тем не менее кризис нельзя было предотвратить. Я также недоволен собственной ролью.

Я полностью сознавал, что система грабительского капитализма несостоятельна и неустойчива, и я довольно часто говорил об этом; тем не менее я позволил втянуть себя в сделку по "Связьинвест". Для этого были основательные причины, но факты — упрямая вещь. Сделка не удалась. Это была самая неудачная инвестиция в моей профессиональной карьере. Когда я ездил по России в октябре 1997 г., я был поражен безответственностью иностранных инвесторов, ссужающих большие суммы денег российским муниципалитетам, которые неудачно использовали средства. Однако я не стал спасаться бегством. Мое письмо в "Financial Times" также имело непредвиденные негативные последствия. Я не жалею о том, что пытался помочь России двигаться в направлении открытого общества. Мои усилия не увенчались успехом, но я по крайней мере пытался. Я весьма сожалею о своей инвестиционной деятельности. Это показывает, насколько трудно совмещать две роли.