«Никогда не отвечаю своим хулителям»
«Никогда не отвечаю своим хулителям»
"ЛГ"-ДОСЬЕ
Парпара Анатолий Анатольевич - поэт, прозаик, драматург, литературовед и издатель. Родился в 1940 г. в Москве. Окончил школу, работал на заводе Хруничева, был призван во флот. Служил четыре года. Трудился в многотиражке родного завода, проходчиком Метростроя, окончил заочно МГУ, факультет журналистики. Наиболее известные книги стихов: «Постижение пространства» (1979), «Возраст сердца» (1980), «Раздумья о Родине» (1984), «Поступок» (1985), «Глубокое небо» (1986), создатель Международного фонда им. Лермонтова, основатель «Исторической газеты». Вице-президент Академии российской словесности и действительный член пяти международных академий. Живёт и работает в Москве.
– Вы давно уже являетесь председателем фонда имени М.Ю. Лермонтова, созданного более 20 лет назад. Каким для вас выдался уходящий год? Пришлось, наверное, поездить по стране, участвуя в различных конференциях, выступая на круглых столах?
– Задача фонда – расширять интерес к его творчеству за границей, в славянском мире. Для этого провели несколько международных фестивалей лермонтовской поэзии. Неожиданно большой успех имела книга одного стихотворения «Выхожу один я на дорогу» в 60 переводах на 45 языках мира. С представлением прекрасного томика в этом году я объездил 12 городов России – от Калининграда до Кавказского региона. Были замечательные встречи. Радовало, что в залах было много молодёжи. Спасибо «ЛГ», что поддержала нашу инициативу.
– В рамках лермонтовских празднеств были изданы сотни книг, монографий о поэте. Но можно ли утверждать, что исследователи нашли что-то новое, ранее не известное лермонтоведению?
– Вспомнились строки Б. Ахмадулиной: «Жена литературоведа сама литературовед». Я не препарирую литературу, я обожаю Михаила Юрьевича. Некоторые свои размышления о его творчестве я изложил в «Заметах. Думая о Лермонтове». Часть заметок была опубликована в «ЛГ» и замечена читателем.
– А почему вы не написали отдельную книгу о Лермонтове? Отличный же повод был.
– У меня книги складываются независимо от повода.
– Кто ещё, помимо Лермонтова, серьёзно вас занимает из русских классиков?
– Александр Шишков, Александр Пушкин, Михаил Пришвин, Николай Гумилёв[?] Хотелось бы объять всё любимое, но не хватает жизни. Да и времени много потеряно на созревание. Если б родиться заново…
– На ваш взгляд, юбилей прошёл достойно или можно было бы его провести лучше, масштабнее?
– Обычно. Так же как Год русского языка. Увы, 2014 год – это не пушкинский 1937 год.
– А куда подевалась «Историческая газета», главным редактором которой вы были не один год? Это же было уникальное в своём роде издание. Я и сам, помнится, покупал, если где видел.
– Спасибо! Именно так писал десять лет назад доктор исторических наук Иван Васильевич Лёвочкин, один из старейших сотрудников Российской государственной библиотеки. «Мы, современники, пока не можем в полном объёме оценить сам факт выхода такого издания. Впервые в общественной жизни страны, впервые в исторической науке, впервые в России, впервые в истории европейской журналистики стал выходить в свет такой орган печати… Я уверен, что анализ работы, проделанный «Исторической газетой», ещё предстоит сделать на факультетах журналистики не только Москвы, но и других городов. Её материалы, её язык, позицию её, нравственный образ будут изучать, анализировать. Будут смотреть, кто поддерживал её, осмыслять круг авторов её». По моей инициативе было воссоздано Русское историческое общество в 1989 году. И как следствие – создание «ИГ» – от идеи до оформления и вёрстки. По подсказке Валентина Распутина я не создавал консорциума. К сожалению, те, кто должен помогать просвещению, не заметили её. Несколько знакомых политиков при встрече просили очередной номер «газетки», хвалили её, но помочь изданию не догадывались. Академик Борис Рыбаков писал мне в мае 1998 года: «Газета очень нужна. Она интересна, даёт работу мысли и просвещает. Думаю, что тираж её должен расти. По сути своей, «Историческая газета» – не мотылёк, а долгожительница». А перестал я её издавать, потому что закончились внутренние силы за выживание газеты. Слишком много стен вырастало на пути к изданию. А всё разрушить я не смог.
– Проблемы с финансированием испытывают многие издания. Именно потому они часто уходят в онлайн и продолжают своё существование в интернет-формате. «Историческая газета» накопила внушительный архив, который, наверное, не затерялся бы во Всемирной паутине.
– Вы правы – архив большой! Но перевод его в электронный вариант отнимет много времени и финансов. А у меня уже нет сил для этого. Хотелось бы реализовать все мои задумки. А их немало.
– А сами почему не ведёте блогов? Сейчас практически каждый писатель имеет страничку в «Живом журнале» или Фейсбуке...
– У меня есть на что тратить время.
– Вы человек неконфликтный, не участвуете в писательских дрязгах, не пишете материалов, разоблачающих собратьев по перу. Это тактика или свойство характера?
– Я никогда не отвечаю своим хулителям, как бы они ни оскорбляли меня. Но до сих пор не могу простить нашему радиотелевидению некролога от 8 августа 1994 г.: «Умер старейший писатель России Леонид Максимович Леонов». И более ни слова. И это о самом значительном русском писателе XX столетия. О писателе, который жизнью своей и творчеством своим соединил XIX век с наступающим XXI. Не дал прерваться мудрой реке российской словесности. Такой некролог равен оскорблению.
– О вас теперь чаще говорят как о литературоведе и издателе, нежели как о поэте. Да и стихи ваши редко появляются в печати. Отчего так?
– Увы! «До тридцати писать стихи почётно. И срам кромешный после тридцати». Автор этих строк Александр Межиров писал стихи до конца своей жизни. И я пишу. Но на дворе не поэтическое время, а публицистическое. И мне зябко.
– А сборник избранного выпускать не собираетесь? Или, может, собрание сочинений? Скоро ведь ваш 75-летний юбилей...
– Спасибо, что напомнили. За последние 23 года я не выпустил ни одного сборника за чей-либо счёт. Накоплю пенсию – выпущу избранное. Не получится – оставлю этот труд для любопытных потомков.
Беседовал Игорь ЧЕРНЫШОВ
Три обязательных вопроса:
– В начале ХХ века критики наперебой говорили, что писатель измельчал. А что можно сказать о нынешнем времени?
– Я давно уже не читаю наперебойную критику. А время – оно моё. И я живу под его крышей, не имея возможности перейти под другую.
– Почему писатели перестали быть «властителями дум»? Можете ли вы представить ситуацию «литература без читателя» и будете ли продолжать писать, если это станет явью?
– Возможно, потому, что желают быть «властителями дум». «Литература» происходит от литера, т.е. буквы. Мне нравится более объёмное – «словесность», а слово неотъемлемо от мыслящего человека. И я, пока думаю, буду писать и делиться своими мыслями с друзьями, читателями, студентами…
– На какой вопрос вы бы хотели ответить, но я его вам не задал?
– «Кто ваши учителя и есть ли у вас ученики?» Пробудила во мне чувство слова Валерия Дмитриевна Пришвина, друг и жена Михаила Михайловича. Это моё счастье, что я первокурсником оказался в Дунине с литобъединенцами при «Московском комсомольце». Она мне открыла глаза на русскую словесность начала XX века: Гумилёва, Волошина, Мережковского, Гиппиус… и, конечно, на творчество Пришвина. И допустила к неизвестным архивам писателя, когда я писал диплом о дореволюционном Пришвине-журналисте. С тех пор великий многодум стал моим другом на всю жизнь. Большое влияние, не осмысленное до конца и сегодня, оказал на меня Леонид Максимович Леонов нашими редкими, но насыщенными разговорами на протяжении последних двадцати лет его жизни. Есть ещё два имени, священные для меня: великий труженик, академик Борис Александрович Рыбаков, приблизивший меня к русской истории, и народный художник СССР и России Фёдор Денисович Константинов, проиллюстрировавший мировую литературу от Данте, Чосера, Пушкина, Лермонтова, Достоевского, Есенина до современных мне писателей. Он так же забыт ныне, как Леонов и Рыбаков, но такой же великий подвижник и собеседник, как они, открывший мне краски мира и цену их поэзии. Есть и ученики: среди студентов и среди участников поэтических семинаров. Оказывается, и моё слово положительно влияет на их творчество. Но называть их имена – означает проявить некоторую бестактность. Впрочем, поэт Анатолий Пшеничный не стесняется в выступлениях своих называть моё имя.
Теги: Анатолий Парпара