С дыриной в боку

С дыриной в боку

С дыриной в боку

ЛИТПРОЗЕКТОР

Екатерина Великая наказывала провинившихся придворных чтением поэмы Тредиаков[?]ского "Тилемахида" (знаменитое "Чудище обло, озорно, стозевно и лаяй" - оттуда). В этом отношении исторический роман Георгия Давыдова "Крысолов" позволяет нам в полной мере ощутить себя царедворцами галантной эпохи.

Листая многослойный текст, действие которого развивается примерно с 1884 по 1984 год, испытываешь чувство некоторого недоумения, навроде того, когда в начале нулевых, поддавшись хвалебным отзывам, берёшь остромодный иронический детектив Дарьи Донцовой, читаешь и всё вот ждёшь: когда же в конце концов будет по-настоящему иронично?

Есть в звучании "Крысолова" что-то чрезвычайно знакомое, где-то ранее слышанное. Оцените: "Она не смотрит из фонаря вниз - ей не хочется видеть, как пыхтит и прыгает через куртины, наддавая назад руками, жирный Булен, ей не хочется видеть - не дай бог, не дай - как зелёный в прыщах, изловчившись, прёт сквозь крапиву (не жжёт?), не хочется - как Илья - тоже, скажите на милость, соревнователь - прискоком к умильной радости взрослых, желтеющих на подставленных солнцу плетёных креслах, итак, прискоком, поднимая песчаные дождинки, летит к крыльцу (пусть упадёт на второй - которая шатается - ступени), но ей хочется, хочется видеть, как великан Плукс в два шага бьёт побегунчиков".

Нет же, позвольте, произведения Набокова "Подвиг" и "Дар" мы проходили ещё на втором курсе лесомеханического техникума! Из того, пожалуй, могла бы выйти остроумная пародия на изобретателя нимфетки, если бы не звериная серьёзность российского интеллектуала, с какой "Крысолов" воспроизводит приёмы Владимира Сирина (Марселя Пруста, Саши Соколова) и прочих пост- и настоящих модернистов. Пере[?]усложнённый синтаксис, вычурная гладкопись, нелинейное повествование, когда в одном протяжённом абзаце внутренний диалог соединяет разделённые четвертью века события... За - без иронии - виртуозным пером Давыдова интересно следить первые 15-20 страниц, но одолевать десяток написанных в таком ключе авторских листов - то же самое, что на завтрак-ужин есть только устрицы "Фин де Клер": вроде и наслаждение, но к концу дня всё же хочется борща.

 Хотя что мы всё о языке - ведь не только бедность или богатство стиля делают произведение хорошим (плохим). В твоей душе найдут отклик и неуклюжая мощь Державина, и грубоватый говор казаков Шолохова, и глагольные рифмы Блока. Значит, помимо филигранности формы, для настоящей литературы нужно и что-то ещё?

Нам предлагается история жизни образцового русского интеллигента Фёдора фон Буленбейцера, а также нескольких друзей его юности на фоне исторических катастроф XX века. Утраченный рай дачного детства на Каменном острове; ужасы первых революционных лет; напряжённая духовная жизнь среди нищедушной эмиграции; любовный треугольник с вершинами в Париже-Праге-Ленинграде; литературные опыты героев: стихи (приведены в тексте), очерки с критикой Чарльза Дарвина (приведены в тексте); экспедиция одного из персонажей на Памир в июне 1917-го... Но договорились же: ни слова о Владимире Н.!

"Академик Павлов, скромно расковыривавший дырочку в подбородке у собак"; "Урицкий с дыриной в боку"; "интуиция засвистела, как верный сигнал будильника"; "любили до выпученных глаз", - интересно, как бы оценил всё это сам русско-американский писатель, обогативший английский язык словом "poshlost"?

Шероховатости стиля - отнюдь не основная претензия к роману, для которого, пожалуй, более подошло бы название не "Крысолов", а "Крысобой" (буквальный перевод фамилии героя). Итак, маленький Федя Буленбейцер ненавидит крыс. Убивает их всеми доступными способами (подробное, смакующее описание). Став мужчиной, живёт в эмигрантском Париже. Дворянин строгих правил: запрещает жене "появляться на канн[?]ском пляже с нагим животом". По жизни занимается тренировкой боевиков для дальнейшей переброски в Россию с целью подрывной деятельности. Орудия убийства коммунистической нечисти - бомбы, ампулы с ядом и даже заражённые венерическими болезнями проститутки. (То, что от такого букета могут пострадать не только крысы-комиссары, но и невинные люди, почему-то никого не волнует.) Сама ненависть к коммунизму - законченная, убеждённая, зоологическая. Полное ощущение, будто роман создан чуть ли не одновременно с "Окаянными днями", а впервые напечатан лет 25 назад, во времена тотального перестроечного "срыва покровов". Весьма сложно понять, как вообще в 2012 году писатель в здравом уме и на полном серьёзе может посвятить несколько пропитанных злобой страниц тому пусть и бесспорному факту, что вес мозга Ленина меньше среднепопуляционного показателя.

И всё бы ничего: в конце концов Давыдов и Буленбейцер имеют полное право не только ненавидеть Советскую Россию, но и постоянно, с наслаждением переименовывать её по тексту в "Крысию" (а также Москву - в "Крыскву", Ленинград - в "Крысоград", а никак не питающего симпатий к большевизму Ивана Бунина - в "видите ли, русского писателя Вано Бунивяна"). Имеют право и отпускать опусы вроде этакого: "Из одной норы выскочил укушенный больной блохой пасюк Ульянов. Теперь его крысятки выставили трупик на всеобщее поклонение, а кличку налепили на русские города так, как грызуны обгаживают комнаты чёрными рисинками испражнений". Ну не любит товарищ советскую власть, так Господь бы с ним; наша литература благополучно забывала и не такие "шедевры".

Но вообразим невозможное: роман Давыдова найдёт и прочитает до конца современный молодой человек. Какой вывод сделает паренёк, знакомый с историей XX века в лучшем случае по американской компьютерной игре "Call of duty" и не умеющий отличать правду факта от правды вымысла? Что антисоветская оппозиция в своём омерзении превосходила большевиков? Что Россия - это "Крысия"? А если моральные уроды вроде Буленбейцера не только существовали, но и действительно, как описывает автор, готовили и посылали из-за границы десятки террористов для диверсий в СССР - значит, сталинские чистки оправданы?

Каков же итог? Автор великолепно знает исторические реалии, однако не помнит о демократах-перестроечниках, которые, подобно ему, прекраснодушно боролись с коммунистической диктатурой, а чуть не убили - Россию. Блестяще владеет литературной формой, но не создал ни одного абзаца, чтобы можно было сказать: вот индивидуальный стиль Георгия Давыдова, а не кого-то ещё.

Я мог бы сравнить автора с молодым художником, который, набивая руку, талантливо копирует "Джоконду", и перед его будущими творениями два равно вероятных пути: либо сбывать картины в подземном переходе на Крымском Валу, либо, сотней метров севернее, составить компанию лучшим образцам современной живописи в Новой Третьяковке.

Но дальнейшая судьба романа "Крысолов" очевидна: высокобюджетная экранизация за бюджетные деньги, показ в прайм-тайме центрального телевидения, снисходительное одобрение высоколобых интеллектуалов западных фестивалей: у теперешних кинобарышников такие сюжетцы, уж извините за выражение, в тренде.

Эдвард ЧЕСНОКОВ

Георгий Давыдов. Крысолов: Роман. Журнал "Знамя", № 1-2 (2012).