Денис Тукмаков СПОРТ КАК ПОБЕДА НАД МИРОМ

Денис Тукмаков СПОРТ КАК ПОБЕДА НАД МИРОМ

ОБЫЧНО О СПОРТЕ как о явлении пишут люди неспортивные. Втискивают его в культурно-исторические рамки, рассматривают тенденции развития, анализируют — то есть режут по живому. В итоге у них получается лишь внешнее, постороннее описание спорта, и потому чаще всего ошибочное.

Наиболее чувствительных ошибок, как правило, две. Во-первых, эти авторы, как прилежные аналитики, стараются подойти к любому явлению научно — и тут же, не вникая еще в суть спорта, рубят его на десяток составляющих: "большой" спорт — отдельно, любительский — отдельно; плюс к этому Олимпийское движение; "рабочий" или профсоюзный спорт; "дворовой" спорт; "детский" спорт; физкультура и производственная гимнастика. Если автор — женщина, сюда обязательно добавляется "женский" спорт. В итоге авторы увязают в этом огромном множестве разных "спортов”, стравливая их друг с другом и тщетно пытаясь нащупать между ними четкие границы.

Вторая ошибка — очень часто внимание такого автора концентрируется вовсе не на спорте как таковом, а на сопутствующих ему, нередко случайных факторах. В результате, сделав в начале своего исследования пару реверансов в сторону "приятного времяпрепровождения" и "оздоровительного воздействия" спорта, он скатывается на широкий путь критики и тонет в море таких "ужасающих проблем спорта", как коммерциализация, допинг, растущая элитарность и отрыв от народа, дегуманизация и ставка на результат, вандализм фанатов и проч. Неудивительно поэтому, что подобные статьи, начинаясь "за здравие" — с мысли о том, что спорт есть одно из самых отличительных явлений ХХ века — кончаются "за упокой": констатацией его теперешнего "беспросветного кризиса".

Спорт есть феномен гораздо более сложный, непонятный и глубокий, чем многие себе представляют. У спорта есть своя тайна, своя метафизика, своя эзотерическая область, проникнуть в которую гораздо более интересно, чем поверхностно рассуждать об "этом жестоком мире, где властвуют деньги и амбиции".

Вот две цитаты, которые, при некоторой их максималистской общности, выражают противоположные отношения к спорту.

"Серьезный спорт не имеет ничего общего с честной игрой. Он замешан на ненависти, зависти, хвастовстве, неуважении ко всем правилам и садистском удовольствии от созерцания насилия: другими словами, это война минус стрельба". Ее автор — философ-антиутопист Джордж Оруэлл.

"Тут некоторые думают, что каждый матч — это вопрос жизни и смерти. Я глубоко разочарован таким легкомысленным подходом к футболу". Это сказал Билл Шанкли, пожалуй, самый гениальный футбольный тренер в истории Англии.

Из этих фраз отчего-то очень хочется разгадать именно вторую: что заставило Шанкли произнести свои слова? Постараемся отыскать ответ.

Начнем с того, что спорт — это целостный организм. Его нельзя делить на профессиональный, любительский и прочие "спорты", поскольку подобные деления условны и никак не объясняют того великого священного трепета, что происходит в душе спортсмена — неважно: набивающего шишки на "Лужниках" или во дворе, тренирующегося в "Динамо" или в школьном зале. Этот трепет и жар души всегда один и то же, не зависит от уровня и престижа соревнований, от половых или возрастных различий: он кроется в таких глубоких и неясных вещах, как искренность, воля, подвиг и триумф.

Спорт — это прежде всего явление иррациональное. Спорт неразумен, излишен, не нужен и не понятен с точки зрения выживания человека и человечества. Спорт запределен и потусторонен. В толстых научных журналах чаще всего говорят не о спорте, а об его общественно значимых функциях. Главными из них называют заместительную и оздоровляющую. Мол, благодаря первой человек в спортивном состязании сбрасывает излишки агрессивности, разрушительной энергии, избыток страстей — этому раньше служили бои гладиаторов. С помощью же второй он, дескать, укрепляет свой организм физически. Однако ни та, ни другая "функции" спорта не выдерживают критики.

У человека ХХ века было гораздо больше, чем во все прошлые времена, возможностей как следует "оттянуться" на ниве жестокости и насилия, однако спорт, как мы его знаем — целиком и полностью явление нашего сурового ХХ века. Затем, согласитесь, разрушительная энергия быстрее всего найдет свое применение именно в областях разрушения — от той же войны до хулиганства и вандализма, но никак не в таком созидательном процессе, каким является всякое спортивное состязание (отъявленные хулиганы — всегда плохие спортсмены). Наконец, аналогия с гладиаторами и древнеримскими цирками может объяснить лишь одну составляющую спорта — страсти болельщиков, но никак не объясняет, почему сотни миллионов людей сами становятся — на десятки лет или пару часов — спортсменами.

Что касается оздоровления организма, то давно ясно — спорт, с его дикими нагрузками, травмами, спецрежимом, — не самое лучшее для этого средство.

Конечно, этими двумя "функциями" дело не ограничивается. Говорят, например, о сплачивающем качестве спорта, о его мобилизующем, организаторском начале, о его отвлекающем от более насущных вопросов характере, о его коммерческой составляющей или просто как о примере досуга. Однако ни одно из этих свойств не может выделить спорт из целого ряда других феноменов культуры, а следовательно, никак не объясняет его. А главное, подобные социологические формулы никогда не объясняют того блеска в глазах и скрежета зубов, той упоительной борьбы и мучительных напрасных стараний, того торжества победы и слез отчаяния, какие есть только в спорте.

Таким образом, вряд ли можно разумно объяснить с точки зрения функционирования общества, зачем существует спорт. Прояснить ситуацию смогут лишь неясные, томительные вздохи по поводу тайных струн человеческой души, загадок его характера, иррациональных чаяний и стремлений. Что и требовалось доказать.

ЕСТЬ ЕЩЕ ОДНА СТОРОНА спортивного иррационализма, которая, примелькавшись, почти не бросается нам в глаза. По большому счету, зрелище, в котором 22 взрослых мужчины на полном серьезе и совершенно не естественными с точки зрения строения человеческого организма движениями пинают ногами (!) мяч, а еще 100 тысяч напряженно взирают на это с трибун, а еще 100 миллионов не отрывают глаз от телевизоров, заходятся в экстазе радости или горя, седеют от напряжения, делают ставки, лезут в петлю, стреляют друг друга в зависимости от исхода матча и даже начинают войны (как в случае с Сальвадором и Гондурасом), — подобное зрелище было бы признано примером величайшего безумия человеком века XVI или просто индивидом, совершенно трезво смотрящем на вещи. Точно так же "ненормальны" и все прочие виды спорта: их правила как будто нарочно закрепляют в списке своих базовых движений или действий только такие, которые не встречаются в обычной человеческой жизни. Возьмите любой вид спорта: от пинг-понга до шахмат — и в каждом из них действия спортсмена уникальны, не встречаются больше нигде. И наоборот, как бы захватывающе ни выглядели, к примеру, копание картошки, приготовление пищи или даже охота на дикого зверя, эти занятия никогда не станут видами спорта именно по причине их обыкновенности и естественности.

Даже такие вроде бы простые вещи, как ходьба, бег, прыжки, плавание, верховая езда, стрельба, приобрели в спорте совершенно иной комплекс движений и навыков, несвойственных обычному, неспортивному человеку. В этом плане со спортом могут сравниться лишь танец, цирк и некоторые религиозные ритуалы; и неудивительно, что по крайней мере лучшие проявления танца давно превратились в такие виды спорта, как художественная гимнастика и фигурное катание, а конкурсы бальных танцев стремительно приближаются к понятию спорта.

Здесь важно иметь в виду, что, совершая некоторое продолжительное время нехарактерные для организма действия, человек сознательно достигает серьезных изменений в области психики (наиболее ярко это проявляется в религиозных ритуалах и, в частности, в шаманской практике). В этом плане спорт есть самый настоящий трамплин в некоторые измененные состояния сознания. Говоря иначе, человек с помощью спорта превозмогает всеохватывающую, деспотичную, опостылевшую реальность, от которой раньше было некуда скрыться, и переходит в свободный полет, в некое запредельное существование.

Таким образом, спорт начинается там, где кончается привычное, рационализированное течение человеческой жизни. Тут мы подошли к другому важному свойству, характеризующему спорт как феномен. Выразим его так — время останавливается, и мир замирает, когда начинается спорт.

Термин "остановки мира" еще недостаточно изучен; и в основном он употребляется применительно к искусствам. Человек, приходящий в театр или консерваторию, в идеале отстраняется от всякой жизненной кутерьмы и приобщается к "вечному". Однако театр, да и все пластические искусства, — это все-таки условность, игра в "как бы", показная ненатуральность, искусственное действо, тогда как спорт — это очищенная, сверхконцентрированная искренность. Это правда в чистом виде, которая так привлекает болельщика.

Кроме того, в подобных случаях зритель, сопереживая игре актеров и даже испытывая катарсис, остается лишь посторонним, пассивным соучастником театрально-мистического акта. Иное дело спорт — здесь человек сам выходит на арену, и все его чувства и переживания усиливаются многократно.

И это уже не бегство от мира! Метафорически выражаясь, человек с первой секундой матча или соревнования намеренно обращает мир в камень, чтобы посостязаться с ним. Слабо ему или нет? Человек говорит миру: "Стоп! Давай сразимся!" — и мир на час-два откладывает в сторону свои вечные козни и ловушки, принимает вызов человека и честно сражается с ним по незыблемым правилам до чьей-то победы. Это как контрольная проверка на прочность — себя и мира — в режим которой человек входит по своему усмотрению, когда он готов и полон сил, — единственный, пожалуй, противовес невообразимому множеству проверок, которые обрушивает на нас эта лукавая повседневность.

Остановка мира — это всегда остановка жизни, и спортивный поединок как событие "после жизни" становится как бы последним, верховным делом человека перед лицом неизбежной смерти. Совершая поступок с твердым осознанием того, что он может стать последним в твоей жизни, наполняет его необыкновенной силой и значимостью. В этом — экзистенциальное содержание спорта. И в этом же — вечность спортивного поединка: пока он длится, смертный мир ждет.

Здесь необыкновенно важное условие — и оно стало отличительным атрибутом любого вида спорта — существование простых, понятных, однозначных и неизменных на все время состязания правил. Эти правила уравнивают спортсмена как с недобрым миром, бросающим ему вызов, так и со всеми остальными участниками. Пусть зрители против тебя, пусть даже судья ошибается или намеренно искажает суть, — игра от этого не страдает, поскольку и зрители, и сам судья, с его ошибками и недобрыми намерениями, и вся строптивая непокорная Вселенная, взирающая на спортсмена в его моменте истины, — все вписано отдельными пунктами в эти правила. Поэтому все справедливо, и состязание всегда честно. Такого больше нет нигде: ни в искусстве, ни тем более в самом мире. Справедливая, честная победа — это претворение невинного, сказочного детского ожидания счастливой развязки, при которой силы добра всегда побеждают силы зла.

В широком смысле, к правилам, по которым человек сражается с миром на пятачке спортплощадки, относится и соперник. Хороший спортсмен никогда не злится на противника, никогда ни строит ему подлости, — и вовсе не из-за своей благородной натуры. Просто наличие соперника — это всего лишь одно из честных условий, в которых человек должен победить. Как на охоте никто не злится на тигра за то, что он есть и хочет есть, так и спортивный противник — это "атмосферное явление". Неспортивное поведение в этом смысле есть именно нарушение правил, которое обескровливает победу, превращает ее в суррогат, в фальшивку. Поэтому-то, спорт, несмотря на безграничную его нацеленность на результат, никогда не скатится до уровня уличной драки, где позволено все, — иначе из него исчезнет главное: искренность, честность и заслуженная победа.

В СПОРТЕ ЧЕЛОВЕК, наконец, нашел средство, с помощью которого можно, пусть на миг, стать победителем — идеальным, настоящим. И правда, удивительное дело, если даже после войны можно спорить о победителях и побежденных, то финальный свисток или итоговая таблица снимают последние вопросы: спортивная победа абсолютна, максимальна! Какое дело мальчишке, только что одержавшему победу в школьном чемпионате, что "уровень соревнования низковат"? Его победа принадлежит только ему, он горд и счастлив, ради нее он отдал все свои силы. И та искренность и самоотверженность, с которой мальчишка шел к своей победе, уравнивает ее с Золотой олимпийской медалью.

Главное, что эта победа над сопротивляющимся порядком вещей вовсе не эфемерна, как думают некоторые. За нее бьются с полной самоотдачей, перед лицом неизбежной смерти — что на "Маракане", что на дворовой площадке — и одерживают ее по праву. Вряд ли у человечества на примете есть еще какая-то деятельность, в которой можно так быстро, честно и однозначно добиться безграничной победы.

Мало кто сейчас помнит, что Олимпийским принципом во все времена была вовсе не фраза "Главное не победа, а участие" — а триумфальный клич "Главное не победа, а борьба за нее!" Смысл совершенно иной. Не вялотекущее участие, а сражение за победу, когда не щадишь ни себя, ни соперника, ни даже болельщиков, когда везет сильнейшим, когда побеждает достойнейший, — это поистине благородно.

В конечном итоге победа одного спортсмена может превратиться в победу всего человечества. Разве не ощутили все без исключения болельщики разных стран чувства абсолютной гордости за самих себя, когда Боб Бимон улетел на фантастические, невозможные 8,90? Разве это не была наша общая победа — над непокорным притяжением? Такое приобщение, слияние, катарсис не снились даже древнегреческим трагедийным театрам. Этот дерзкий прыжок и первый полет в космос или высадка человека на Луну — явления одного порядка.

И одновременно с безусловным приоритетом победы — как же эффектно смотрится то, что в противовес погоне за результатом называется "красивой игрой"! Сколько мужества, силы, везения и любви к своему делу надо иметь спортсмену, чтобы, отрешившись от счета на табло, от гонораров и бонусов, превратить свою битву уже в чистое искусство!

Ничейный исход — это тоже удивительный результат, возможный только в спорте и нигде больше. Два равных, достойных друг друга соперника, которые час бились насмерть и разошлись с миром, — от этого веет средневековыми рыцарскими поединками.

Даже поражение в спорте важно как результат: где еще можно так безболезненно — и главное, так справедливо — проиграть и почти тут же начать все сначала? Спорт — как страховка для человечества — он будто говорит нам: "Не получилось? Пробуй еще и еще, пока не добьешься победы."

К этому удивительному свойству спорта примыкает другое: повторяемость состязания. Из недели в неделю, из года в год — матчи, матчи, матчи. Или соревнования — все с теми же участниками, по тем же правилам, часто на одних и тех же аренах. Это как почти бесконечные попытки нащупать совершенство: не сегодня, так завтра, но каждый раз — как последний.

И это никогда не надоедает, потому что каждый раз может произойти что-то абсолютно новое, чего и предугадать-то нельзя. Слабейший может выиграть, сильный уйдет с позором, случай может смешать все карты. Таким образом, спорт — это новый способ прикоснуться к чуду, когда невозможное возможно. Только здесь есть феномен боления за заведомо слабого, когда, уподобляясь ему, веришь, что его победа возвысит и тебя самого.

При этом повторяемость на соревнованиях — ничто по сравнению с ежедневными тренировками. Изматывать себя, чтобы в итоге проплыть быстрее всех на Земном шаре, — это похвально. Но тратить годы и годы только для того, чтобы на закате своей карьеры превзойти свое собственное, когда-то установленное достижение, и тут же уйти из спорта, пусть даже ни кем не замеченным, — это достойно сложения песни.

Единение в команде, жертвенность ради своей команды, когда, подчиняясь слаженному командному организму, отказываешься от своей цели или видения игры, добровольно превращаешься в запасного, в изгоя, разделяешь судьбу команды, — такое возможно разве что на войне.

Скорость достижения результата — еще одна основополагающая характеристика спорта, из всех "видов досуга" присущая только ему. Рассказывают, что в древности один выдающийся мастер единоборств доводил свое мастерство до такой степени, чтобы совершать один и тот же комплекс движений дважды — сначала так же медленно, как солнце идет по небу, а затем очень быстро, наподобие вихря. В спорте такое не пройдет; "мхатовские паузы" свойственны разве что только велосипедной гонке на треках. Но и это, и любое спортивное состязание все равно всегда норовят сузиться до одного решающего момента — победного гола или очка, пересечения финишной отметки или нокаута. А кульминационный момент, в который решается все, что поставлено на карту, — это уже сродни подвигу. Сверхчеловек — греза и боль XIX века — пришел в век ХХ в образе спортсмена-покорителя этого мира.

ГДЕ ПОДВИГ — там и триумф героя. Наверное, есть высшая справедливость в том, что национальный гимн как дань победителю звучит только на спортивных соревнованиях. Золотая медаль, пьедестал, поднимающийся флаг, гимн и тысячи людей, вставших, чтобы почтить тебя и твою страну, — спортсмен не может вместить это все, и оттого его сердце льет слезы.

Слезы, пот, стоны, хруст костей, напор мускул, горячее дыхание, вопли радости и бесконечного счастья, — все это делает спорт предельно телесным, плотским, сексуальным, физиологическим. И вместе с тем, столь гармоничные, естественные, отточенные движения спортсмена наполнены высшей эстетикой, красотой работающего на пределе возможностей организма. Не в военных гарнизонах, не в культуристских залах и даже не в дышащих на ладан художественных музеях, а на спортивных аренах только и можно сегодня, в конце второго тысячелетия, увидеть подлинное совершенство человеческого тела. Зрелище это столь прекрасно, что его одного достаточно, чтобы ходить на спорт. Но это лишь один, далеко не самый важный стимул приходящего на стадион болельщика.

В болельщике слиты два начала — зрелище и уподобление. Как зрелище, это насыщение своих глаз красотой и невинностью спорта, уважением к правилам, искренней волей к победе и триумфом человеческого духа. Но спортивное состязание — не выставка и не музей, где можно только созерцать. Суть спортивного боления — самому превратиться в этого спортсмена, дышать его дыханием, ощущать струящийся по жилам пот. В шкуре своего героя испытать все самому — совершить подвиг и победить порядок вещей, или с честью проиграть, потерпеть фиаско, проклиная судьбу. Стать, хоть на время, искренним и честным перед миром и самим собой. Прочувствовать единение с напарником, командой, другими болельщиками, со всей своей страной. Осознать, что здесь и сейчас решается судьба бесконечного поединка с миром. Придя к такому осознанию, болельщик освобождается от пут реальности, попадает в сказку, в честный, нелживый, потусторонний, вечный мир спорта — и так обретает противоядие от смерти.