Этот безумный мирок / Искусство и культура / Художественный дневник / Книга
Этот безумный мирок / Искусство и культура / Художественный дневник / Книга
Этот безумный мирок
/ Искусство и культура / Художественный дневник / Книга
Вышел роман Владимира Сорокина «Теллурия»
В будущее живой классик Сорокин начал наведываться давно: все его последние книги — и «День опричника», и «Сахарный Кремль», и миниатюрная «Метель», — подобно специальным зондам, ощупывали пространство грядущего. Однако если раньше писатель ограничивался, так сказать, методом непосредственного усмотрения, исследуя чуждый мир преимущественно извне — посредством приборов, то на сей раз он решился вступить в контакт с аборигенами. Его новая книга «Теллурия» (первый тираж 20 тысяч экземпляров) — это не столько роман, сколько разноголосый и не слишком слаженный хор голосов из будущего. Как обычно, стилистически изощренный и виртуозный и — опять же как обычно — не вполне понятно зачем нужный.
В некотором неопределенно далеком будущем мир оправляется после недавно завершившейся войны между исламской и условно христианской цивилизациями. Европа развалилась на множество небольших государств, население которых (люди разного размера — от совершеннейших малышей ростом с пивную бутылку до гигантов-троллей) пребывает в рабской зависимости от всевозможных источников наслаждения, сильнейшим из которых считается теллурий — особый наркотический металл, месторождения которого обнаружены на Алтае. В России, занимающей территорию «от Смоленщины до Уральских гор», в качестве государственной идеологии утвердился «православный коммунизм», в Европе — разные формы технократии... Об этом странном, завораживающем и пугающем мире вещают голоса, перехваченные в эфире и мастерски отлитые в буквы Сорокиным. Мечтает о юной школьнице немолодой педофил. Ведет прямое включение с карнавала в недавно освобожденном от мусульманского ига Кельне наркоман-журналист. Забавляется со специально выведенным в лабораторных условиях «живым удом» престарелая королева Шарлоттенбургская... Одна глава — один голос, одна история. Истории не образуют цельного повествования, создавая исключительно яркое и богатое мозаичное панно.
Переключая регистры, нажимая на педали и словно по волшебству исторгая из своего писательского горла все новые и новые тембры и интонации, Сорокин будто упивается собственным всемогуществом — в самом деле крайне впечатляющим, но, если можно так выразиться, несколько беспредметным.
Мир, описанный в «Теллурии», не выглядит сколько-нибудь новым — ни по отношению к прежним сорокинским футурологическим опытам, ни даже по отношению к мировой фантастической традиции в целом. Пышное великолепие «Теллурии» выглядит избыточно, заставляя невольно задаться грубоватым в своей простоте вопросом: а что сказать-то хотел? Есть ощущение, что правильный ответ выглядит разочаровывающе обыденно — да ничего. Единственный на всю страну полноценный языковой бог в очередной раз глаголет пустоту.