КЛАДБИЩЕНСКАЯ ГИЕНА

КЛАДБИЩЕНСКАЯ ГИЕНА

(Окончание. Начало в № 31)

Такой же полоумный вздор у Бобровой не только о Павлике — о всех Морозовых. Пишет, что его матери Татьяне Семеновне в 1939 году предоставили «шикарные апартаменты в центре Москвы». Мать «отписала апартаменты сыну Алексею, а сама укатила в Алупку». Что значит «отписала»? Если дали квартиру, то ведь всей семье — и матери, и сыну. В Алупку, говорит, Татьяна Семеновна прибыла «в шикарном автомобиле и в сопровождении оркестра» — на другой шикарной машине. Странно, что не на линкоре и без салюта из 224 орудий, и без шикарного колокольного звона.

«В Алупке Морозовой жилось вольготно… Каждый год ей давали путёвки на лучшие курорты». Однако вот вопрос: как же при таком внимании вплоть до шикарных апартаментов в центре Москвы, шикарном автомобиле и оркестре в Алупке-то Татьяне Семёновне предоставили всего лишь «скромную хату», даже «хибару»? А сын Алексей тоже не пожелал жить в «отписанных» ему шикарных столичных апартаментах и укатил в Алупку. «Татьяна Семеновна быстренько сосватала ему жену». Быстренько!.. Легко ли это было грубой, скандальной женщине, какой она изображена в статье? А что же сам-то Алексей? Вот сын его, внук Татьяны Семеновны, тоже Павел, оказывается, «умудрился(!) жениться дважды». А какая же тут мудрость требуется для молодого парня? Я знаю немало мужиков, женившихся и три, и четыре раза. Да спросите хотя бы своего начальника Павла Гусева, какая у него по счёту жена. Сама Евгения Ефимовна говорит, что она у него — третья. Как известная Карла у известного Саркози, кумира нашего телевидения. Да и вы, Боброва, первая ли по счёту жена своего мужа, если он есть?

Пригвоздив одного внука, вы и другого, неназванного по имени, поносите: он-де «заломил за бабкину развалившуюся хибару неслыханную по местным меркам цену — 100 тысяч долларов. Наценка — за громкое имя». Значит, это имя ценится, уважается? Я не знаю, какие цены на дома и на землю в курортных городах на берегу Черного моря, а верить вам и здесь нет никаких оснований. Дом, в котором три комнаты и терраса, находится в центре города и при нём участок в 10 соток. Так что, по мнению некоторых жителей Алупки, нет ничего «неслыханного» в такой нынешней цене.

Но не в этом дело. Вот для чего ей понадобились эти сомнительные 100 тысяч: «Выходит, предприимчивые наследники Морозовых вернулись к тому, с чем больше полувека тому назад боролся Павлик». Ну, во-первых, за «наследников» мертвые сраму не имут. И Павлик никакого иного наследства, кроме честного трагического имени, не оставил. К тому же, увы, иные наследнички ныне действительно вытворяют такое, чего и вообразить не могли бы их отцы и деды. Вот, например, Гайдар. Его дед погиб в боях за Советскую родину, за наш народ. Разве могло придти на ум деду, что внук, член КПСС, ответственный работник «Правды», предаст партию и ограбит народ. А о Чубайсе слышали? Его отец — полковник Красной Армии, мать — советская патриотка, а он — бандит из бандитов, лжец из лжецов, автор книги «Распродажа Российской империи». Ему мало ограбления страны, он еще у полковника Владимира Квачкова и двух его друзей, 5 июня оправданных судом присяжных, а 16 и областным судом, украл по три с лишним года жизни. И заявляет, что мало! Квачков, предъяви ему иск на 90 миллионов долларов. Разве три года жизни трех русских офицеров дешевле?.. А каков Явлинский? Отец — беспризорник, которого приютил и воспитал настоящим советским человеком Антон Семенович Макаренко. Сынок же спит и видит во сне американскую статую Свободы, но — не на острове Айленд перед Нью-Йорком, а у себя под ватным одеялом.

Вот ещё очередная «совесть русской интеллигенции» — 80-летний Вячеслав Иванов, поэт, Академик, знающий сто языков и сверх того — матерный, что убедительно доказал стихами, которые, оказывается, всю жизнь писал, чем недавно дал повод «Литературке» повеселиться. Ну, действительно, старец в академическом чепце, а стихи — с разухабистым матерком, как у давно забытого Баркова или во МХАТе у бесстыдно благоденствующего Табакова. Отец поэта — академика — известный советский писатель Всеволод Иванов (1895–1963), автор знаменитой революционной пьесы «Бронепоезд 14–69» и многих других пьес и произведений прозы, в том числе — посвященных борьбе за Советскую власть. В этой борьбе он сам принимал активное участие с оружием и с пером в руках. Его высоко ценил Горький, содействовал ему, помогал, хвалил, они часто встречались. В 1946 году, к десятилетию со дня смерти самого знаменитого писателя мировой литературы ХХ века, Иванов-отец издал книгу своих воспоминаний о нём. А что же сынок? Мало того, что стал лютым антисоветчиком, но, не боясь прослыть в кругу своих единомышленников Павликом Морозовым демократии, ещё и глумится над благодетелем своего покойного отца. Когда ему было лет пять-шесть, отец иногда брал его с собой, если шел к Горькому. И академик считает, что это — свежесть впечатлений! — даёт ему право, как и отцу, на воспоминания о великом писателе. 5 июля в телепередаче «Линия жизни» он всласть отвел свою антисоветскую душу вздорными байками о Горьком. Например, поведал, что последние две недели перед смертью писателя все газеты печатали бюллетени о состоянии его здоровья. Сталин-де планировал убить Горького, но народ готовили к мысли о его естественной смерти. А Горький, говорит, выписывал 10–12 газет. Так вот, чтобы он не догадался о коварном замысле тирана, ему отдельно изготовляли все эти газеты по одному экземпляру без бюллетеней… Боже мой, академик, сто один язык знает, наша совесть, а не может сообразить, как легко его поймать на убогом вранье: загляни в любые газеты за первую половину июня 1936 года (Горький умер 18-го) — нет там никаких бюллетеней! И ведь заглянуть-то проще простого.

А еще рассказал увлекательную историю о том, как академик Капица во время войны выступал против Берии: наука-де принадлежит всему человечеству, не должна знать национальных границ и ограничений, а мракобес Берия засекретил работу по созданию атомной бомбы. Да неужели Капица не знал, не понимал, что и немцы, и американцы, и мы — все, как мракобесы, тайно мастачат атомную бомбу? И Берия наукой не ведал, а руководил только этим конкретным проектом. И вот, говорит, за такую критику Берия возьми да высели нобелевского лауреата из городской квартиры. Что делать? У Капицы была дача, причём своя, личная, и он стал жить на даче. Но и тут его не оставили: нагрянули энкэвэдешники на дачу и вывезли мебель, поскольку вся она была казенной. Очень впечатляет. Непонятно только одно: почему на личной даче была казенная мебель. Например, у меня на личной даче только электричество да вода казенные. И потом: куда делась мебель из городской квартиры? Разве Капица, покидая её, не захватил на дачу все табуретки? Или и там была казенная? Чудны дела твои, Господи!

Впрочем, нет нужды далеко ходить, оглянитесь вокруг, мадам. Не видите, например, что представляет из себя ваш собрат по редакции Александр Минкин. Его дед тоже погиб в 42-м году на фронте под Майкопом. А внучок напечатал в Германии, потом в США и, наконец, в «МК» статейку, в которой горько сожалеет, что в 45-м мы разбили немцев, а не они нас ещё в 41-м. И это лишь одно из множества его достославных деяний. У меня была об этом статья «Еврей и Гитлер». Прислать? Вы с ним здороваетесь? Я имею в виде не Гитлера, а еврея-гитлеровца.

А другой коллега — Марк Дейч, лауреат премии им. Джабачиева? Когда родители привели его в школу, а потом он окончил вуз, разве они могли предположить, что вырастет такой матёрый лжец! «Разве мама любила такого?..» Да и помянутый начальник ваш Гусев, ныне вместе со Сванидзе и Пугачёвой — член Общественной палаты при втором уже президенте. Ведь он был первым — это ж как усердствовал и карабкался! — секретарём Краснопресненского райкома комсомола, членом его ЦК, занимался воспитанием молодёжи в духе высокой нравственности. А теперь вот уже 25 лет возглавляет самую грязную и малограмотную газету страны, любимый листок московских проституток, для объявлений которых Гусев не жалеет места. Это естественно для газеты, у которой, как выразился в Интернете один читатель, «проститутские взгляды». Какой же вы журналист, если ничего этого даже у себя под носом не видите! А ведь поехала в Крым копаться в делах почти столетней давности.

Да и в собственной статье, как мы уже знаем, автор не видит нелепости. К тому, что уже сказано было, можно добавить. Например, в начале, как помним, автор восклицает: «Раскрыта тайна! Жизнь развеяла миф!» Да какая тайна-то? Какой миф? Но дальше читаем: «Что произошло в глухой деревушке Герасимовка в далёком 1932 году, теперь мы вряд ли узнаем. Семейную тайну мать Павлика унесла в могилу. Не развенчала миф перед смертью, не поделилась даже с близкими». Не поделилась радостью!.. Так что же, «тайна» раскрыта или в могиле зарыта? А дальше приводятся будто бы слова Дины Васильевны Каштановой, которая будто бы сказала, что как раз «незадолго до смерти Морозова разоткровенничалась со мной и поведала иную версию трагедии». С чего бы это разоткровенничалась она перед вовсе не близким человеком? Ведь автор настойчиво утверждает: Татьяна Семеновна «избегала общения с местными жителями, не принимала гостей, не дружила с соседями, боялась случайно выболтать свою тайну», и с ней «никто не общался, даже здоровались редко». И вдруг!.. Но никакой «иной версии» в рассказе и нет. Суть та же: подросток выступил против ненавистного отца и был убит вместе с младшим братом — вот давно известная «тайна».

Тут же и другая несуразность: устами безымянных жителей Алупки автор то уверяет, что Морозова была нелюдима, негостеприимна, на всех «смотрела свысока, избегала общения», была не тем человеком, «к которому хотелось придти ещё раз», была даже враждебна ко всем и никто её не любил, а то теми же устами сообщается: «Как здесь её уважали! Знаменитые писатели, композиторы лично (!) приходили к ней в дом высказать своё почтение». Оказывается, «она была частым гостем школы № 1», даже проводила здесь уроки, принимала школьников у себя в доме, а в палисаднике перед её домом — это была особая честь — принимали в пионеры ребят, которые хорошо учатся. Но, разумеется, с годами старой женщине это могло и надоесть. Мы знаем, что она любезно встретила и совершенно незнакомого Альперовича, неведомого Лезинского и обстоятельно беседовала с ними, с последним — «около трех часов». Да еще и «с иностранными журналистами общалась»… Концы-то с концами у вас, мадам, никак не сходятся. Более того, одно утверждение опрокидывает, уничтожает другое, а вы, ученица Гусева, не видите этого по причине своей полной, круглосуточной бесталанности.

Тут же сказано, что «о матери Павлика горожане предпочитают умалчивать», но какое там «умалчивание», если чуть не половина статьи состоит как раз из трёпа безымянных горожан о матери, — значит, мадам, это ваш персональный лживый трёп.

А можно ли поверить тому, что в беседе с незнакомым израильтянином Морозова «хитрая старуха, покатила бочку (!) на работников обкома партии»?

Даже и тем пытается автор уязвить покойницу, что будто бы говорила она очень тяжелым языком, «мысли её путались», и «речь её невозможно было разобрать». Но в начале статьи приведена длинная запись её рассказа — и нет в ней никакой путаницы, всё понятно, всё ясно. Значить, или то, что сказано о её языке, — опять ложь, или эта запись — фальшивка, как считают некоторые читатели. Из всего этого видно, что, вы, мамзель, и соврать-то складно не умеете, для этого надо кое-что в голове иметь, чего нет ни у вас, ни у Минкина с Гусевым, ни у Дейча.

Ещё? «Сегодня никто из преподавателей алупкинской школы не помнит Татьяну Морозову». Матушка! Да ведь 25 лет минуло, четверть века! Одних уж нет, а те далече. И она же не работала в школе, только иногда приходила. А кто будет помнить, допустим, великого драматурга Гусева и его гениальные пьесы через три года после того, как «МК» сам подавится очередной ложью или его прихлопнут за лживость и потворство умственному и физическому разврату?

Не остановились вы и перед тем, чтобы еще и так пнуть усопшую: «Никто из местных жителей на похороны её на пошел». А вы задумывались, кто пойдёт на ваши собственные похороны? Ну, разве что те же Минкин с Дейчем.

Как мне рассказали в Алуште, Боброва рыскала по кладбищу, искала могилу Морозовой, чтобы сфотографировать и представить в газете, но нашла и поместила в конце статьи только снимок могилы её внука Павла. И вот ещё один пинок модной туфлей: «Сегодня никто из старожилов Алупки не может указать даже, где её могила». Даже!.. А кто укажет могилу любого члена Общественной палаты, через год после его безвременной кончины? А кто укажет вашу собственную, мадам? Или вы уверены в своём бессмертии?

Источники сведений у Бобровой — и читатели обратили на это внимание — в подавляющем большинстве безымянны: «горожане», «местные жители», «жители края», «старожилы Алупки», «случайный прохожий», «сосед Морозовых», «старик из дома напротив», «продавцы на площади», «чуть захмелевший мужчина»… А то еще так: «ходили слухи»… «говорят»… «рассказывают»… «по словам горожан»…

Это «глас народа», так? По последним данным, в Алупке 8745 жителей. И такое впечатление, будто высказались, вопреки первоначальному уверению о молчаливости горожан, 8744 человека, включая грудных младенцев. Великим мастером по «народному гласу» давно показал себя Солженицын. В одной главе его пятизвездного «Архипелага» читаем, например, подряд 13 леденящих кровь историй о беззаконии, и в 9 из них — ни имён, ни дат, ни места события, а только атрибуции такого рода: «один портной», «простая продавщица», «завклубом», «рядовой матрос», «неграмотный пастух», «умелый плотник», «школьник», «бухгалтер», «двое детей»… И так по всему бессмертному «Архипелагу»: «один врач», «один офицер», «водопроводчик», «полуграмотный печник», «молодой узбек», «две девушки», «три комсомолки»… А то еще так: «как говорят», «прошёл слух», «есть молва» и т. п.

Вот именно за «глас народа» Солженицыну и дали Нобелевскую. Так что, несмотря на презрение и брезгливое отвращение читателей к вам, мамзель Боброва, вы на перспективном пути.

И она давно поняла это. NN77 рассказал в Интернете, что ещё года полтора тому назад И.Б. сгоняла в родную деревню Александра Лукашенко, порыскала там по дворам, по кладбищу и устами безымянных «односельчан» да «прохожих» так оклеветала мать президента союзной нам страны, что NN77 пришел к выводу: «Это даёт мне полное моральное право сказать, что от «одного прохожего» около «МК» я услышал, будто И.Б. спит за плату со всеми мужиками газеты — от главного редактора до её сторожа».

О матери Павлика её «глас народа» вещает так: «сварливая, скандальная старуха»… «хитрая, грубая бабка»… «сильно пила, не просыхала»… «все про своего Павлика талдычила, всё долбила»… «речь лающая»… «на простых смертных свысока смотрела»… «жадной была, спекулировала фруктами» (в Алупке!)… «летом сдавала отдыхающим сарайчик, но на второй день от нее сбегали, настолько она была невыносима»… «даже не хотим вспоминать её»… «и здоровались-то с ней редко»… «врагов она себе нажила здесь немало»… Порой этот «глас» своё происхождение обнаруживает сам. Например, «старожилы Алупки» говорят: «После убийства сына (не одного, а двух. — В.Б.) Морозова сильно запила». Откуда алупкинцы могут это знать, если сыновей убили на далёком Урале в 1932 году, а Татьяна Семеновна поселилась в Алупке только в 1939-м? Сама придумала. «В это время портрет сына висел в герасимовской школе». И это того же происхождения! «Татьяну Семеновну переселили в райцентр Тавда». И это сама!

В таком примерно духе у Солженицына «глас народа» вещает о советской власти, о советском народе. А тут итог общения с народом такой: «В Алупке не удалось мне найти ни одного человека, кто сказал бы: «Я дружил с этой семьёй»…25 лет тому назад.

Я думаю, вы не удивитесь, мадам И.Б., тому, что у нас оказались общие знакомые. Действительно, как известно, мир тесен, и к тому же я ведь тоже не чужд журналистике и даже печатался когда-то в «Московском комсомольце».

Одного из наших знакомых я попросил показать, где вы обитаете. Он привёз меня, показал и дом, и подъезд. Вскоре после того, как мы вылезли из машины, именно из этого подъезда вышел мужчина. Я остановил его, спросил, знает ли вас. «Ещё бы! — воскликнул он. — Мы соседи. А чем вас заинтересовала эта курва?» Я оторопел: «Позвольте, она известная журналистка. Ей Медведев, может быть, скоро орден навесит. А вы… Вот недавно она ездила по важному спецзаданию своего шефа Гусева за границу, в Алупку». — «Знаю я, зачем она ездила. Спекулировать столичным барахлом да еще развлечься на манер известной Ксюши да Прохорова-Куршевельского. С ней у нас во всём подъезде никто даже не здоровается. Вздорная, скандальная, хитрая баба».

К нам подошел ещё один мужчина, кажется, чуть хмельной, сказал: «Вы о Бобровой? Я из домоуправления. Жадюга она, сквалыга! Третий год за квартиру не платит. Хотим отключать у нее свет и воду, но жалко её жильцов — она по бешеной цене сдаёт одну комнату». — «Может, родителям щедро помогает?» — вступился я. — «Родителям? Мать у нее — алкоголичка, пьёт по-черному, не просыхает. Я два раза приволакивал её от пивной, валялась на земле в мокрой юбке. Не приведи Бог, окочурится с перепоя, ведь никто из знакомых на похороны не пойдёт. А дочь хоть бы спасибо мне сказала. Хамло! Но ведь ещё и дура, каких Божий свет не производил. Вы во всём доме не найдёте ни одного человека, кто сказал бы: «Я дружу с этой семьёй». Да что в доме — во всей Москве!».

Наш знакомый дал мне электронный адрес Бобровой, но он не понадобился. Я предпочёл иметь дело с живой Алупкой. С помощью фронтового друга Алексея Павлова, моего взводного, и его жены Лоры, живущих в Алуште, разыскал тех, кого И.Б. упомянула в статье — Юрия Васильевича Сумбаева, Дину Васильевну Каштанову, Антонину Владимировну Мальцеву, а также её сестру Жанну Константиновну… Кто-то из них знал о статье Бобровой, другим пришлось рассказать. Все они охотно помогали моим разысканиям, а некоторые, как их единомышленники в Интернете, только что не плевались по поводу статьи. Боброва даже не знает фамилию директора Дома культуры Ю.В. Сумбаева, как и фамилию Д.В. Каштановой, как и отчество А.В.Мальцевой.

Сперва услышал я такое о мамзели: «У-у-у, брехло! Написала, что у нас всего три зачуханных пансионата… Это коммерческая диверсия. Газетку кто-то подкупил, чтобы ехали отдыхать не к нам, а к ним. Кто там главный? Гусев, говоришь? Ловчила! Наверняка хорошо хапнул за публикацию этой статейки».

Но мне было не до этого, хотелось поговорить с Диной Васильевной Каштановой, в уста которой Боброва вложила «иную версию» трагедии и слова о том, что ей лишь однажды и «с большим трудом» удалось уговорить Морозову побеседовать со школьниками. Когда я прочитал ей, что написано в статье от её имени, она сказала: «Татьяна Семёновна всегда была рада детям. А таких, как Боброва, надо разоблачать беспощадно. Я рада, что вы обратились ко мне. Вам телефон Мальцевой?..».

А Антонина Владимировна Мальцева прежде всего подчеркнула, что не была хорошо знакома с Морозовой, встречалась редко. И, конечно, говорит, я не могла знать и не интересовалась, где она «отоваривалась», как сказано в статье, и не могла приписать ей «лающую» речь, не могла говорить о столько пережившей и давно умершей женщине так зло и враждебно. «Я спрашивала Боброву, зачем ей всё это нужно, советовала не копаться в давным-давно отболевшем чужом горе. И в живых-то уже никого не осталось, кроме очень дальних родственников. А вас я благодарю за то, что вы смотрите на всё это совсем иначе, чем Боброва».

Оказывается, мадам обещала прислать статью, которую напишет, но, конечно, не прислала. Напакостила гиена — и в кусты. Надеялась, что о её паскудстве не узнают люди. С которыми она встречалась. Я тоже пообещал прислать и статью Бобровой, и свою. Первую послал 20 июня, вторую — 3 июля.

А Юрий Васильевич Сумбаев о статье слышал. О тексте, вложенном ему в уста, сказал:

— Я был и остался советским человеком. Разве я мог ляпнуть такое!

Действительно, у Бобровой он говорит, например: «В прессе появились материалы, разоблачающие (!) Павлика Морозова». Или: «Его брат Алексей дал интервью в защиту Павлика, но читатель не поверил родному брату».

Это откуда же известно, что не поверил? Что не поверил клевете Бобровой, ясно видно в Интернете. А там? Есть множество свидетельств, что читатель верит авторам, опровергающим клевету на Павлика и его семью. Например, таким честным, обстоятельным и дотошным авторам, как журналистка Вероника Кононенко и писатель Николай Кузьмин. Они изучили множество документов, начиная с подробного акта осмотра тел убитых и места злодеяния, составленного сразу по обнаружении трупов участковым инспектором милиции Яковом Титовым: «Павлу был нанесён смертельный удар в брюхо. Второй удар нанесен в грудь, около сердца… Цвет волос — русый, лицо белое, глаза голубые, открыты. В ногах две березы…» Их исследовательским работам невозможно не верить.

И я получил много откликов на свои публикации об этой давней трагедии. А совсем недавно мой молодой читатель Руслан Кабалахов, абазинец из Ставрополя, написал мне после прочтения моих книг: «Особое спасибо за защиту двух людей — Сталина и Павлика Морозова». Руслан задумал несколько книг и хочет взять себе псевдоним Морозов. А ещё лет десять тому назад было и такое письмо:

«Уважаемый автор!

Я вам очень благодарна за статью о Павлике Морозове. Спасибо, что вы для многих таких, как я, по неведению смущавшихся клеветой на него, открыли правду об этом чистом отроке, исповеднике и мученике за Истину, одном из самых ярких алмазов земли Российской, одном из самых славных её святых.

— Такие люди, как Павлик, Зоя Космодемьянская, как Георгий Жуков, становятся ныне жертвами всяческих поношений от ненавистников России. И что больнее всего — они побуждают к тому же и многих наших соотечественников, которые впадают в грех хулы на угодников Божиих. В этот же грех впадают и те, кто считает себя защитниками чести родной страны. Слова «пионер» и «коммунист» служат для них сигналом к такому беснованию. Особенно ярятся люди церковные. Хотя им-то и следует более взвешенно оценивать чужие поступки.

К вашей статье 1992 года в «Советской России» приложена фотография. Удивительно светлое святое лицо маленького мученика. А сама статья хороша и своей документальностью, и созданным образом, светлым и чистым, по особому промыслу Божию запечатленному даже в акте осмотра трупов. Участковый инспектор, составлявший акт, не мог не поразиться видом святого облика маленького мученика и написал это как мог.

Имя отрока Павла я поминаю в своих молитвах с 1992 года и пишу его в записках на Богослужении. Но рассказать о нём в своём приходе не берусь. Не поймут. Даже отец настоятель…

Спаси вас Господи за Павлика Морозова, за Истину.

Раба Божья Надежда.

17.1.98».

И как же после этого смотреть на молодую белобрысую стерву — бесстыжую, как Минкин, бездарную, как Дейч, перевёртливую, как Гусев, — которая мчится из Москвы на край света только для того, чтобы на могиле старухи-матери, похоронившей четырех из пяти своих сыновей, поплясать на высоких каблуках, всех оболгать и получить за это мзду.

Детей Татьяны Семеновны звали так:

Григорий

Павел

Алексей

Роман

Федор

Час настал, молись, Боброва, и кайся, эмкашка, перед всеми сыновьями с матерью их и до конца дней поминай всех за упокой. Хотя бы ради детей своих, если они вдруг да есть у тебя или будут.

А 19 мая на Красной площади приняли в пионеры четыре с половиной тысячи школьников со всех концов страны.

В. БУШИН