Александр Дугин ИМПЕРИИ ДЫШАТ
Александр Дугин ИМПЕРИИ ДЫШАТ
Империи дышат, континенты дышат, народы дышат...
Деревья обвивает плющ, кора стареет и сворачивается — так и небеса свернутся однажды, ссохнутся, а книги разогнутся... Небеса живые, стонут, мычат, как люди... И Ангелы на небе тоже мычат — пронзительными, жесткими, игольными голосами... Они видят, как пульсируют границы империй, и понимают, что смотрят в зеркало... Империи — зеркала небес и их населения...
Только север поистине обитаем, только север, так как с него начинаются пути на все стороны света.
Пусть плющ съест нас, выпьет до костей. Пусть обнажится тот, кто дремал все это время, — кто-то бодрствовал, но КТО-ТО же ДРЕМАЛ....
Наверное, бодрствовавший рухнет — его ступни полны муравьев, в лодыжке завелись меленькие черви — у империи ноют зубы, саднят глаза, не поднимаются руки... И большие фиолетовые ящерицы ползут по ней, выпятив огромные сферы желтых глаз, и их уже никакому не остановить...
Я был на улице... Я видел ИХ... Их уже так много, Боже, как же их много...
Пограничный камень, соха, прочерченный ногтем ребенка окровавленный асфальт... Смерть пришла в гимнастический зал и, обнажив фальшивый живот, выкрикнула свое заветное слово...
Тут же со взлетной площадки сорвался, как вспугнутый, самолет и отправился куда-то не туда... не туда, куда хотел... В Астану. Наверное, в Астану.
Вокруг нас застывает жизнь. Ее всколыхнули, потом укололи, а потом снова потеряли к ней интерес... Это, конечно, жизнь тревожных, покрытых судорогой болот и неправильных звуков — к вам обращаются, но вы никак не можете схватить, в чем дело... В чем, собственно, дело... Вас еще и не начали создавать, а другие устали и падают... Это не задача, ящериц слишком много.
Внутренние силы исходят из тайного рубина — это жертвенная корова сердечных "братьев во ишраке"... В чем тайный рубин империи? В ее роскошной, нагой, опрокинутой внутрь Любви, в любви, более любовной, чем сама любовь... Или в ласке своего возможного небытия?
Трудно сказать, как оно прыгнет на этот раз, и прыгнет ли вообще... Из всех узоров мы выбираем тот, кто похож на снег, на треск сдавленного черепа, на брошенный в лужу откушенный кусок червивого яблока — исполненного высшего света, ведь яблоком питаются херувимы — они срывают его, подносят ко рту и не едят, им достаточно близости к губам... Так надо относиться к песку, траве и книге... Ухватывать краем глаза, мимолетно, случайно и останавливаться в тот момент, когда непозволительная грань будет вот-вот преодолена...
Осторожнее со словами и несловами... Слова убивают, разрывают, разбрызгивают... У них очень острые и надменные края...
Дождь — это слезы ангелов, и он идет только в империи, потому что небо любит землю (иногда) и их любовь — это Царство, втянутое внутрь, с яблочным садом, непонятным знаком и миндальным отверстием во лбу сидящей на троне Луны.
Когда тот, кто не спал, решительно уснет, пробудится тот, кто спал.
И теперь тот, кто не с нами, пусть потрогает уголки своих губ, а тот, кто с нами, повернется спиной и обопрется на дверной косяк. Вы только что стояли на земле, но теперь она больше не ваша, коллеги!
Так-то лучше.