Не об эмансипации евреев следует толковать, а об эмансипации русских от евреев

Не об эмансипации евреев следует толковать, а об эмансипации русских от евреев

Москва, 15 июля 1867 г.

Одно из самых привилегированных племен в России – это, несомненно, евреи в наших западных и южных губерниях. Несомненно и то, что такая привилегированность составляет не только аномалию, но и положительное зло для целого края, да сверх того несовместима и с собственной пользой евреев. Может быть, покажется странным, что мы говорим о привилегированности племени, которое у нас привыкли считать загнанным и обиженным и к которому всякий предъявляющий притязание на звание гуманного и передового человека вменяет себе в обязанность относиться с особенною симпатией. Отчасти под влиянием этой несвободной симпатии, а отчасти и в силу более серьезных и разумных оснований издан целый ряд законодательных мер, пролагающий для евреев путь к совершенной равноправности с полноправнейшими подданными Российской империи. За исключением некоторых еще остающихся ограничений, между прочим ограничения селиться в великорусских губерниях, евреи (не говоря уже о тех, что учились в университетах) почти уже сравнены в правах с коренными русскими. Но, пользуясь такой равноправностью, евреи в то же время образуют из себя особые еврейские общества, имеют свое отдельное, законом огражденное, еврейское самоуправление. Как же иначе как не привилегией назвать этот наддаток к общим правам, в силу которого тесно сплоченные и замкнутые еврейские общины представляются каким-то status in statu, государством в государстве, изъятым из действия общих законов?

В последнее время пущена в оборот мысль, что евреи не только русские подданные, но просто русские, такие же, как и все мы русские, только. «Моисеева закона». Это стало любимой темой еврейских и даже русских публицистов. Разница только в вере, говорят они, и не в этом состоит народность. Если так, – с чем мы, впрочем, не согласны, – то зачем же узаконенная особенность еврейских обществ? Вероисповедание не может здесь служить основанием, потому что ни лютеране, ни католики не составляют из себя отдельных гражданских обществ; они имеют только свои особые церковные управления, что могут иметь и евреи. Стало быть, и еврейская религия не может быть достаточной причиной для отдельности еврейского самоуправления, да и не должна – по самому учению еврейских публицистов, отрицающих значение веры как элемента народности. И действительно, девятый том Св. Законов, о состояниях, не делит русских подданных по вероисповеданию и ни слова не говорит об иноверцах. Он установляет только различные права состояния для природных обывателей, для инородцев и для иностранцев, и в числе инородцев включает евреев, для которых излагает особые узаконения: очевидно, что закон рассматривает их как особую народность. Таким образом самое существование евреев в России, отдельными общинами, тем самым противоречит уверению евреев, что они «русские». Если же их желание «быть русскими» искренне; если евреи действительно не составляют и не хотят составлять особой народности, – то они первые должны стремиться к совершенному уничтожению их отдельного самоуправления, катального устройства и иных подобных учреждений. В противном случае мы вправе усомниться в их искренности, вправе подумать, что они, желая быть русскими, хотят в то же время остаться и евреями – не по одному только вероисповеданию, принадлежать в одно время и к русской национальности, и к еврейской, пользоваться и общими правами, и особыми исключительными, получающими при таких условиях уже значение привилегий. Евреи, конечно, станут напирать на то, что эта исключительность обусловливается не различием народности, а различием религии. Но мы уже показали, что различие религии не признается законом достаточным поводом к образованию особенного общественного устройства, и евреям остается только: или признать, что их религия действительно создает из них особую еврейскую народность, чуждую и даже враждебную всякой иноверной народности, и в таком случае отречься от притязаний на равноправность и национальное с Россией единство, – или же ограничиться в отношении к вероисповеданию особым духовным управлением по образцу, например, лютеранского, и затем во всех других отношениях отказаться от всякого еврейского самоуправления и от существования отдельными еврейскими обществами. Мы лично можем находить более правды и логики в том мнении, которое не отделяет еврейской веры от еврейской народности, но последний выход из дилеммы, т. е. отречение от всяких притязаний на еврейскую народность, считаем более сообразным с пользою и государства и самих евреев, и именно потому что оно вносит духовное раздвоение в среду самого еврейства. Для государства оно выгодно тем, что, подрывая еврейский фанатизм в самом основании, в то же время разбивает крепкую замкнутость еврейских общин, с которыми так трудно справляться и полиции, и высшей администрации, и облегчает действие власти, допуская возможность большего единообразия в управлении. До сих пор, под покровом своеобразной общественной организации, еврейство имеет возможность и право сохраняться впрок, словно под стеклянным колпаком, как отдельная народность; переставая признавать евреев как отдельное гражданское общество, правительство сняло бы с них этот колпак, подвергло бы еврейство разлагающему действию воздуха и света, и вытащило бы наружу, из темных нор, гнезда самого отвратительного и фанатического изуверства. Для евреев же собственно такая мера была бы полезна уже тем, что высвободила бы их из-под деспотической власти раввинов, цадиков, кагалов и т. п., и сломила бы лишнюю искусственную преграду, отделяющую их от русского общества, оставив только преграды чисто нравственного свойства, уничтожение которых зависело бы уже от нравственного и религиозного развития самих евреев и во всяком случае было бы легче.

Такой конечный результат, сколько можно судить по общему духу законодательных мер, составляет задачу и самого правительства. Но потому-то и странно это противоречие: уравнивая евреев в правах с русскими, расширяя их льготы, правительство в то же время не только оставляет за ними старые особенности еврейского общественного устройства, но и вводит новые, которые все вместе де лают из евреев отдельное крепко организованное и плотно замкну тое религиозно-народное общество. Мы разумеем здесь не одно кагальное и иное устройство с кошерными и коробочными сборами и прочими гражданскими отличиями и привилегиями, но и учреждение особых казенных еврейских училищ ведомства министерства народного просвещения, особых для евреев гимназий, инспекций и дирекций, а также и организованное казенное попечение об еврейском православии, об образовании искренне убежденных в правоте своей религии раввинов и т. д., и т. д.

Во всяком случае современное общественное устройство евреев представляется, повторяем, каким-то status in statu в западном крае, где премудрость польских королей и польской шляхты укрепила еврейское владычество еще издавна. Толкуют об эмансипации евреев. Вопрос должен быть поставлен иначе: это вопрос не об эмансипации евреев, а об эмансипации русского населения от евреев, об освобождении русских людей на западе, отчасти и на юге России от еврейского ига. Эта точка зрения несравненно правильнее. Поставив себе задачей прежде всего пользу своих, своего народа, мы придем, пожалуй, и к необходимости эмансипировать евреев, но не теряя из виду благо русского населения, соображая льготы евреям с действительной пользой, прежде всего, русских жителей.

От общих рассуждений перейдем к частным фактам.

Читатели найдут в этом же номере статью, которую мы сочли приличным озаглавить: «Еврейская привилегия». В справедливости рассказа г-жи Кохановской мы сомневаться не можем, да к тому же рассказ ее служит только подтверждением известия о таком же однородном случае, сообщенного в «Московских Ведомостях», и сам в свою очередь им подтверждается. Ничто лучше не обрисовывает положения дел, ничто так не характеризует подчиненного отношения местной русской власти к еврейской силе, русского общества к еврейской тесно сплоченной общине в Западном крае, как рассказанное г-жей Кохановской происшествие. А между тем это происшествие не выходит из разряда обыденных и только благодаря случаю получает огласку. Впрочем, сколько и оглашенных известий о деспотизме раввинов, о фанатизме цадиков, о торговле людьми, устроенной евреями для поставки рекрутов, о кабале, в которой держит еврей сельский русский люд, – сколько таких известий, рассеянных в газетах, оставлено и русской публикой и русскими публицистами без внимания! Но сопоставляя эти известия вместе с печатаемым нами рассказом, невольно ужасаешься такому иудейскому пленению Руси; невольно спрашиваешь себя: где мы, в России или действительно в жидовской Палестине, как издавна прозывается наш Западный край? Происшествие, описанное г-жой Кохановской, возмутительно не только для православного чувства, но и для достоинства русского. Русские в России не безопасны и бессильны против еврейского фанатизма! Его трепещет и христианский пастырь, и полиция, и нужна военная стража, чтоб ограждать в России еврея, посещающего дом православного священника! Если действительно существует правило, упоминаемое в статье г-жи Кохановской; в силу которого никто из евреев, желающих принять православную веру, не может быть допущен к св. крещению ранее шести недель и без увольнительного свидетельства от еврейского общества, то это такая привилегия, которой не пользуется ни одно из неправославных вероисповеданий. Ни для католика, ни для протестанта нет тех препятствий к переходу в православие, какие полагает закон евреям. Можно было бы подумать, что русский закон специально печется об ограждении духовной целости еврейского племени и деспотической власти еврейской общины над совестью ее членов. Как будто легко добиться еврею, желающему перейти в православие, увольнения от своего общества! Как будто в интересах еврейства выдавать такие увольнения! Общественное мнение России не может не негодовать на такую неправильность отношений русской народности к инородцам, не может не видеть в таком положении дел достойных плодов того печального, теперь уже почти минувшего периода нашей истории, которого господствующей характеристической чертой было безверие и общества, и правительства в силу и право русской народности. Если бы народное самосознание в нас было само живой органической силой, живым могучим двигателем нашей политики, нашей административной и общественной деятельности, то не существовало бы ни польского, ни еврейского, ни немецкого вопросов, ни всего этого русского похмелья в чужом пиру. Теперь же приходится «эмансипировать», т. е. высвобождать русский люд и русские земли из нами же созданных отношений к пришельцам и инородцам. Нельзя не признать, что было бы полезно пролить как можно более света на темные вертепы еврейского мира в России и предать еврейское изуверство беспощадной огласке. Такая огласка сильнее, чем какое-либо иное средство, побудит образованную часть евреев, претендующую на слияние с русскими, на звание «Русских Моисеева закона», отделиться от своих собратий фанатиков и обратиться со словом осуждения к еврейской теме. Такая огласка выведет начистоту и самое положение еврейства, и уровень его образованности, и степень искренности евреев-прогрессистов, – да выяснит и для русского общества, вместе с администрацией, какие именно реформы и меры в настоящее время могут быть действительны и необходимы. Мы уже отчасти испытали это, напечатав в «Дне» «краткий разбор Талмуда» и поставив евреев в необходимость отозваться откровенно – признают ли они правила Талмуда за руководство… Такого разоблачения, казалось бы, всего приличнее ожидать от «Виленского Вестника», находящегося в самом центре еврейского царства… Но не возлагая на него надежды, приглашаем к такому труду тех из наших сотрудников, которые знакомы с евреями не по слуху, а на месте и на деле.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.