МОСКВА – ОБРАЗЦОВЫЙ КОММУНИСТИЧЕСКИЙ ГОРОД.

МОСКВА – ОБРАЗЦОВЫЙ КОММУНИСТИЧЕСКИЙ ГОРОД.

Москва... Что о ней сказать? Иногда хочется просто махнуть рукой: мол, не стоит она того, чтобы о ней говорить. Иногда – наоборот, хочется долго и с чувством рассказывать: люди на Западе должны знать Москву настоящую, а не туристическую, показную, пропагандистскую. Знать не ради любопытства и образования, а ради самой человеческой жизни, ибо Москва есть не спасение, а коварная опасность.

Чтобы рассказать о Москве достаточно полно и точно, надо прежде всего рассказывать о реальном коммунистическом образе жизни, который достиг здесь классически ясных и развитых форм. Без этого ничего здесь нельзя понять хотя бы более или менее объективно и верно, ибо здесь ничего другого просто нет. Здесь даже проститутки (а их тут не меньше, чем в Париже), наркоманы (и такие тут есть), жулики, хулиганы и пьяницы суть носители и проводники принципов реального (а не мифического, марксовского) коммунизма. Я уж не говорю о внешнем облике Москвы: намерение властей, архитекторов, художников и прочих граждан превратить Москву в образцовый коммунистический город неуклонно проводится в жизнь.

Но в краткой статье немыслимо рассказать, что такое коммунизм как реальный тип общества. Потому я ограничусь здесь лишь чисто психологической зарисовкой Москвы с этой точки зрения.

Раньше Москву считали большой деревней. Теперь так думать о ней – глубокое заблуждение. Теперь Москва есть не деревня, хотя и большая, а сверхдеревня.

И дело тут не просто в том, что во много раз увеличилось число людей и домов в ней, а в том, что возникло новое социальное качество. Качественный скачок, однако, состоял здесь не в том, что большая деревня наконец-то превратилась в город – деревня при всех обстоятельствах остается деревней, какой бы большой она ни стала. Скачок состоял в том, что Москва превратилась в центр, источник и символ исторического провинциализма. И слово «город» к ней применимо лишь в смысле большого скопления в одном месте людей, домов, учреждений. Когда после революции большевики перевели столицу новой советской империи из Петрограда в Москву, они заботились о своей шкуре. Но при этом они, не ведая того, совершили дело большой исторической важности: тем самым они узаконили победу над западническими порывами в России. Но победу отнюдь не славянофильских тенденций – последние теперь влачат жалкое существование в качестве одного из подручных средств советской власти (КГБ и ЦК КПСС), используемых по мере надобности (обычно когда в этом никакой надобности нет) и в разумных (обычно – в идиотских) пределах, – а победу именно провинциализма над столичностью. Старая Москва при этом послужила лишь удобным поводом для новой. Новая Москва, как это произошло и с прочими феноменами становящегося коммунизма, не оставила буквально камня на камне от старой. Сложилось новое человеческое объединение, мало что общего имеющее со старой Москвой как с архитектурной точки зрения, так и по составу и социальной психологии его обитателей. И по исторической роли, конечно.

Москва есть воинствующая провициальность, буйствующая самодовольная бездарность, одуряющая скука, поглощающая все прочие краски серость. Это относится не только к внешнему виду города, но ко всему его образу жизни. Здесь все до такой степени серо и уныло, что становится даже интересно. Это особая интересность, чисто негативная, разъедающая, лишающая воли к действию и желания действовать. Привыкшие к этому с рождения люди, однако, принимают это как свою родную стихию и не сменяют ее ни на что другое, рассматривая свою душевную опустошенность и убожество своей жизни как признак духовного превосходства над человеком западным. Здесь отсутствие всего того, что делает человека личностью, достигает чудовищных размеров и становится ощутимо положительным. Оно здесь культивируется и прогрессирует. Здесь бездарность есть не просто отсутствие таланта, но наличие наглого таланта душить талант настоящий. Здесь глупость есть не просто отсутствие ума, но наличие некоего подобия ума, заменяющего и вытесняющего ум подлинный. И так во всем остальном. Москва есть живая и очень активная ткань общества, но ткань злокачественная. Цинизм, злоба, подлость, пошлость, насилие здесь пронизывают все сферы человеческого бытия и образуют общий фон разыгрываемого дилетантами страшного спектакля.

Я родился в глухой русской деревушке далеко от Москвы. В Москве стал жить с 1933 года. Возможно, это переселение было случайным для меня. Но оно не было случайным для миллионов других людей тех времен. Гениальная ленинско-сталинская политика в отношении крестьянства привела в начале тридцатых годов к беспрецедентному в истории России разорению деревни. Уцелевшие русские мужики всеми правдами и неправдами устремились в города. Многие по старой памяти потянулись в Питер (Ленинград), но гораздо больше ринулось в Москву. Тут было легче устроиться. К тому же Москва по духу и культуре была много ближе им, чем высокомерный и чиновный Петербург. Этот процесс совпал с общей провинциальной тенеденцией русской революции, дав в руки новых властителей страны такое могучее оружие, как бесконечное русское терпение, низкий уровень бытовой культуры и дешевый человеческий материал, готовый за грошовое вознаграждение выполнить любую волю руководителей. Конечно, люди уже научились бояться новой власти. Но эта готовность объясняется в большей мере другим фактором, а именно – страхом возврата к прошлому. Не поняв этой простой истины, нельзя понять причин успеха русской революции и прочности рожденного ею режима. Советский народ (русский во всяком случае) пойдет на любые трудности впереди, лишь бы не возвращаться в прошлое. Если бы ему пришлось выбирать одно из двух – новые трудности на пути вперед или облегчения на пути назад, он предпочел бы первое. И бессмысленно надеяться на то, что обманутый русский народ образумится, сбросит иго советского режима и вернется в лоно мирной жизни дореволюционного образца, кстати сказать – сильно идеализированного. Сложные массовые процессы необратимы. И если хочешь вернуться назад (в такого рода случаях), иди как можно быстрее вперед. Москва именно так и поступает. Когда я приехал в Москву, уже сломали Храм Христа Спасителя. На его месте задумали построить самое высокое здание в мире – Дворец Советов. Даже малограмотным мужикам было понятно, что гораздо дешевле и проще оставить церковь хотя бы как украшение, а Дворец построить на новом месте – свободной земли девать все равно некуда. Но власти выбирали что потруднее и подороже. Кончилась эта великая затея (во что она обошлась?!) тем, что в конце концов вырыли бассейн, т.е. яму. Символично! В Москве все символично. И парадоксально. На Садовом кольце выкорчевали все деревья. Начали строить грандиозную сельскохозяйственную выставку. В стране голод. Сельское хозяйство в ужасающем состоянии. А тут строят колоссальную, неслыханную ранее нигде и никогда выставку, которая должна демонстрировать якобы выдающиеся успехи и счастливую жизнь советских крестьян. И истратили на нее средств много больше, чем вложили в само сельское хозяйство. В чем дело? Выставка в то время была красивой сказкой, а сказка была важнее реальности – думают одни. Правда, эта сказка оказалась шедевром эстетической безвкусицы. Но не забывайте, что у провинции свои вкусы. На том же уровне эстетического идиотизма перестраивалась и до сих пор строится вся Москва. Построить выставку все же было дешевле, чем поднять само сельское хозяйство, – думают другие. Сельское хозяйство до сих пор поднять не могут, а выставку все-таки осилили. Внешний эффект от выставки был сильнее, чем от улучшения самого сельского хозяйства, – считают третьи. Ничтожное улучшение сельского хозяйства осталось бы незаметным, а выставку заметили все. Как ни улучшай сельское хозяйство, все равно будет отставание и бедность. Если не можешь людям дать добра на копейку, сули на миллион. А выставка и была таким обещанием. К тому же был расчет на то, что большое число дураков поверит в наш расцвет, посетив именно выставку, а не реальные деревни. Конечно, во всем этом есть доля правды. Но в происходившем было больше неподконтрольного никому стихийного процесса, чем злого (или доброго?) умысла и разумного расчета. И потому тут всякие объяснения в терминах целесообразности и причинности лишены смысла.

Сельскохозяйственная выставка – явление, характерное для Москвы. Сейчас она называется ВДНХ – Выставка Достижений Народного Хозяйства. Сокращение это тоже не случайно – это неотъемлемая часть советского языкового творчества. Походите по Москве и посмотрите на вывески бесчисленных контор и конторок! Боже, сколько их в Москве! И каких только контор тут нет! Это тоже существенно, ибо новая Москва создавалась как гигантское скопление контор, как контора контор, как главная контора всего советского общества. Не столица, если уж быть точным, а именно контора. Московский провинциализм есть провинциализм не только деревенский, но и конторский. Теперь – в основном конторский. Конторский служащий господствует здесь, навязывая свою психологию, свой интеллект, свои формы поведения и вкусы всему остальному населению. Хотя в Москве много рабочих, она есть по преимуществу царство служащих, чиновников.

В центре ВДНХ теперь высится не пшеничный колос или хотя бы кукурузный початок, а космический корабль. Теперь стране не до сельского хозяйства, она занята делами более возвышенными – космосом! Не вечно же людям на Земле сидеть! А между прочим, я ничуть не удивлюсь, если люди действительно наплюют на Землю и улетят осваивать какую-нибудь не пригодную для жизни планету. Преодолевать трудности, специально создавая их для этой цели, – это вполне в духе нового общества. Неподалеку от космического корабля стоит огромная глиняная скульптура быка, выкрашенного под бронзу, – след первоначального замысла выставки. Ходил слух, будто бык сначала был сделан без половых органов – Партия и Правительство заботились о нравственности народа. За быком – павильон, в котором по идее должны были быть коровы. Когда мы перед отъездом из Москвы были там, на павильоне красовалась дощечка со словами «Коровы закрыты на ремонт». Посмотрев быка и оглянувшись на космический корабль, вы уже не заметите в нем ничего космического. В нем ощущается претензия не столько на покорение космоса, сколько на покорение нашей обжитой планеты. Зачем, если свою Землю освоить не можем? Да хотя бы затем, чтобы заставить всех жить так же уныло и бездарно, как живет Москва.

Сейчас в Москве готовятся к Олимпийским играм. Это явление сродни сельскохозяйственной выставке. Зачем, спрашивается, потребовалось брать на себя такую обузу, когда страна на грани экономической катастрофы? Экономическая выгода? Нет, какие бы расчеты сейчас ни строили экономисты, на все это дело разбазарят все равно раз в пять больше, чем запланировали. Политический эффект? А от чего ему быть? Думаю, что сейчас руководители страны в глубине души сами хотят, чтобы эти игры сорвались, но сделать это уже не в их власти, как не в их власти было остановить разрушительную и созидательную лавину истории вообще. Они сами рабы ее. Из-за олимпийского строительства сократили (если не прекратили) жилищное строительство. Кучу народа сорвали с разных производств. В чем же смысл этого? Бессмысленно искать его здесь. Раковая опухоль не имеет цели в себе самой.

Москва создавалась как витрина нового коммунистического общества. С колоннами, фронтонами, всяческими завитушками. Образ отвергнутого дворянского Петербурга владел подсознанием хозяев новой столицы. Строилось кое-что и в современном (конструктивном) стиле. Но над этими сооружениями смеялись. Ходили слухи, будто строители их оказались врагами народа и понесли заслуженную кару. Тщательно сносилась с лица земли старая, т.е. русская Москва. Безжалостно ломались церкви. Спрямлялись кривые улочки. Загоняли в трубы речушки. Срезались возвышенности. Новая Москва мыслилась как идеальная плоскость, застроенная так, что теперь трудно поверить в серьезность намерений ее проектировщиков. Был отвергнут проект Корбюзье строить новую Москву в Юго-Западном районе, а старую сохранить как исторический памятник, очистив ее от зданий, не имеющих архитектурной ценности. Потом Москва сама устремилась в этом направлении, но далеко не на уровне проектов Корбюзье, а во вкусе советских академиков архитектуры и партийных чиновников. Признаны теперь и обруганные ранее архитектурные идеи Запада, но с большим опозданием, в самых посредственных и примитивных формах, со специфически советскими коррективами.

Когда я был студентом (уже после войны), ломали Китайгородскую стену и Зарядье. Я работал там землекопом на археологических раскопках. Мы выкапывали жалкие остатки русской истории, а на наших глазах замечательные памятники самой этой истории ломали и крушили. На месте разрушенного Зарядья построили безобразное здание гостиницы «Россия». Построили, несмотря на многочисленные протесты. На могучем фундаменте, который по идее должен был держать сотню этажей, еле держится двадцать (или что-то около того). Опять символ. При избытке территории в московский Кремль втиснул свое творение главный архитектор Москвы – своя рука владыка. И опять символично: бездарный чиновник от архитектуры стремится примазаться к великим творениям прошлого. Хотя расположение правительственных учреждений в Кремле очень неудобно с деловой точки зрения, власти цепляются за Кремль как за символ. Они хотят выглядеть хранителями и законными представителями России, которая фактически была разгромлена ими как национальное образование и возрождения которой они сами боятся панически. Россия – единственная из советских республик – не имеет своей Академии наук и даже своего республиканского Центрального комитета партии.

За годы советской власти Москва перестала быть национально русским явлением. Представители многочисленных национальностей страны заполонили ее, стараясь занять наиболее удобные и выгодные позиции в ней. Плюс к тому – огромное число приезжих. Они тянутся в Москву по делам службы, за продуктами, одеждой, посудой, мебелью, прочими предметами быта и за развлечениями. Они стали здесь постоянно действующим фактором жизни города. Наконец, иностранцы, число которых в Москве довольно велико и влияние на стиль жизни весьма ощутимо. Хотя русское население составляет пока большинство, оно в гораздо большей мере испытало на себе влияние евреев, грузин, армян, украинцев и прочих, чем само оказало влияние на них. Этому способствовало отсутствие национальной солидарности в русском населении и скрытая антирусская политика руководства, проводившаяся с первых дней советской власти и приведшая к тому, что русское население оказалось самым бедным, самым страдающим и самым разобщенным в стране. Русские в Москве не ассимилировали в себе представителей прочих национальностей, а образовали вместе с ними особую вненациональную человеческую общность – общность советских людей.

Россия никогда не была нацией в том смысле, что она сложилась не как результат размножения одного народа и ассимилирования им других народов, а как объединение (насильственное или добровольное) различных народов, не ассимилируемых друг в друге. Россия была всегда империей. Революция пресекла зародыши становления нации и расчистила дорогу имперскому началу. Москва явилась его идеальным олицетворением. Москва – не космополитическое объединение. Здесь национальную принадлежность чтут, хотя и лицемерно. Москва есть имперское объединение. Причем весьма своеобразное: основной народ этого объединения угнетаем здесь больше всех, ибо он здесь есть фундамент и косное тело его. Когда приходится слышать, будто в Советском Союзе русские угнетают другие нации, становится просто смешно. Сравните жизненный уровень русского населения с другими, и вы сами увидите, что это – ложь. Другое дело – советские власти, опираясь на русское население и используя его, стремятся сделать жизнь в стране еще более стандартно однообразной. Но это вытекает из сути системы, а не из некоего русского национализма. Сейчас есть некоторая тенденция возродить русский национализм, создавая какие-то ограничения евреям и высылая их (в форме добровольной эмиграции). Но если даже в Москве не останется ни одного еврея, украинца, грузина, татарина и т.п., Москва от этого все равно уже не станет городом русским. Отчасти поэтому я покинул Москву без особого сожаления и не испытываю ностальгии по ней, хотя я прожил в ней сорок пять лет. Интересно, что и многие другие нынешние эмигранты чувствуют примерно то же самое. Почему? Да потому, что последняя эмиграция является не русской, а московской, т.е. эмиграцией тех, кто так или иначе был под влиянием Москвы. Лишь первая эмиграция была русской. Вторая была случайной или антисоветской. Третья же, повторяю, является московской, т.е. советской. Московский эмигрант даже в тех случаях, когда занимается антисоветской деятельностью, выполняет ее так, будто он выполняет поручение советских властей. Он есть человек сугубо советский. Может быть даже более советский, чем те, кто остались в Москве.

Почти все люди, с которыми мне приходилось сталкиваться в довоенные годы, жили в нужде, граничащей с нищетой. Мало кто был доволен происходящим. И сейчас недовольство – одно из неотъемлемых качеств советского человека. Раньше недовольство скрывали. Теперь же им даже бравируют. Но все принимали и принимают до сих пор существующий строй жизни. Надежда на лучшее будущее? Вряд ли. Вера в сказки о коммунизме? Над ними все смеются. Так в чем же дело? Трудно объяснить. Тут сплелось слишком много разнообразных исторических линий, чтобы вообще искать объяснение. Думаю, что решающую роль тут играл стремительный поток жизни, захвативший всех. В Москве он проносился как ураган. Обычно такие явления массовой психологии ускользают из поля внимания историков как несущественные и не оставляющие зримых следов. Но роль их огромна. Я вспоминаю, как в конце войны многие из нас были недовольны тем, что война кончилась. Мы хотели пройти через всю Европу до океана. Зачем? Мы тогда сами не знали, зачем. Просто мы были частицами того исторического урагана и несли его в себе. Мы чувствовали, что возвращение домой будет для нас падением в унылое болото провинциализма, которое уже отчетливо наметилось. Мы, конечно, не понимали того, что предвоенный и военный ураган нес все общество в это болото, что ураган тот был не взлетом, а падением. Все попытки послесталинского руководства сохранить если не стремительность жизни, то иллюзию таковой потерпели потом крах, ибо падать было уже некуда. Все возможности падения, воспринимавшегося как полет, были исчерпаны. Опьянение, владевшее людьми, прошло. Наступало похмелье. Но не протест. За это время выяснились многие преимущества жизни в болоте. Тем более уже выведен новый человек, пригодный к болотной жизни.

Когда речь заходит о Москве, то слово «любить» почему-то не употребляется. Можно любить Ленинград, Киев, Тбилиси... Но Москву... За что ее любить? Стены «древнего Кремля»? Так это – игрушка для туристов. И опять-таки символ. Пройдитесь по улицам Москвы! Серые унылые дома. Не на чем глазу остановиться. Почти никакой истории – она стерта и сфальсифицирована. Тошнотворные столовые и кафе. Да и то изредка. Да и то с очередями, грязью, хамством. Забитые всяким дерьмом промтоварные магазины. Слово «промтоварный» – типично советское. Оно расшифровывается как «промышленные товары». Духи, одеколон, женское белье, мыльницы, зубные щетки – все это промышленные товары. Убогие продуктовые магазины. Очереди. Давка. Хамство. Негде приткнуться и посидеть просто так, поболтать с друзьями. Та жизнь, которую москвичи воспринимают как признак духовного превосходства над Западом, протекает в основном в тесных и убогих квартирах. И то хорошо, что такие квартиры появились. Раньше ютились в «коммуналках». Что такое московская коммунальная квартира, западный человек вряд ли способен понять. Представьте себе квартиру из пяти-семи комнат. Без бытовых удобств. С вечно портящейся канализацией. В каждой комнатушке – семья, а то и две. И на человека – один квадратный метр жилой площади, а то и того меньше.

Хотя Москву и не любят, к ней не испытывают и противоположного чувства. В нее многие стремятся, а большинство живущих в ней не сменяло бы ее ни на какой другой город. К Москве относятся рационально – ее предпочитают. Предпочитают не в том смысле, что имеют свободу выбора. Такой свободы выбора советский человек не имеет. А те немногие, кто имеют, выбирают Москву не в силу эмоций, а в силу иных обстоятельств. Здесь много возможностей пристроиться к лучшей жизни и сделать карьеру. Каналы карьеры здесь неисчислимы. Здесь с продовольствием лучше, чем во многих других местах. Здесь есть виды деятельности, каких нет нигде. Здесь Запад ближе, культуры больше. Здесь свободнее в смысле разговоров. Здесь можно делать такое, что запрещено в других местах. Так, в свое время журнал «Новый мир» был запрещен в Советской Армии, а уже в сотне километров от Москвы не рекомендовались ссылки на вполне партийный и холуйский журнал «Вопросы философии». В Москве есть обширное поле деятельности для спекулянтов и всякого рода проходимцев. Короче говоря, Москва для огромной массы населения страны кажется почти Западом. Можете себе после этого представить, как же живут люди в этой стране, прокладывающей путь человечеству к счастливому будущему!

Москва не всем и не всегда представляется в том свете, как я описал выше. Москва – это многие миллионы людей. А сколько среди них процветающих партийных и государственных чиновников, сколько министров и футболистов, сколько генералов и академиков, заведующих, директоров, спекулянтов, артистов, художников, писателей и прочего служилого и прожигающего жизнь люда! Сколько людей ежегодно вливается в Москву, несмотря ни на какие запреты – за взятки, по блату, на законных основаниях! И очень многие добиваются успеха. Посмотрите на государственных деятелей, генералитет, партийных чиновников, видных писателей, художников, артистов и спортсменов!.. Много ли среди них коренных москвичей? В Москве убогие магазины. Но посмотрите, как одеты многие москвичи! Продовольственные магазины пусты. Но походите в гости к мало-мальски преуспевающим чиновникам! В Москве есть все, что захотите. Но – через закрытые распределители, на черном рынке, по блату, незаконно, в силу привилегий. Любые вина. Любая еда. Любые женщины. В Москве есть все. Наркотики, сифилис, шпионы, иностранцы, валютчики, проститутки, буддисты, гении, проходимцы, гомосексуалисты, богоискатели, парапсихологи... Здесь можно посмотреть любой заграничный фильм, прослушать любую западную музыку, прочитать любую книжку. Здесь тысячи людей ведут нескончаемые беседы на высочайшем интеллектуальном уровне. Короче говоря, Москва – великий город. Пульс мира сейчас бьется в Москве: она является базисом, источником, центром, острием душой и сердцем роковой тенденции человечества – коммунистической атаки на весь мир. И что бы по сему поводу ни говорили критики советского режима (антисоветчики и конкуренты), еврокоммунисты, китайцы и все прочие явления коммунизма вторичны и производны по отношению к Москве. Из Москвы исходит инициатива. Москва – игрок, а все остальное – лишь факторы в игре. Москва навязывает свою игру всему миру с тупой настойчивостью и педантичностью привычно работающей системы, уже не подвластной самим ее носителям. Но...

Вот это «но» возвращает нас к тому, с чего я начал эту заметку. Кому достаются упомянутые выше блага и как они используются? Чтобы пробиться к этим благам и принять участие в великой игре, которую ведет Москва, нужно сформироваться так и вести такой образ жизни, что вся кажущаяся яркость, динамичность и интересность жизни оказываются иллюзорными и постепенно пропадают, уступая место серости, пошлости, скуке, бездарности... Важно не только то, что ты что-то имеешь. Важно то, какую цену ты за это платишь. Цена, которую платит Москва, слишком велика. Как говорится, овчинка выделки не стоит. Человеческий материал, наслаждающийся жизнью в Москве, отбирается и воспитывается по законам коммунистического образа жизни так, что о наслаждении жизнью тут приходится говорить исключительно в примитивном и в сатирическом смысле. Московское наслаждение жизнью в большинстве случаев и в целом достигается ценой полного морального крушения и приобщения к мафиозному и уголовному образу жизни. Даже в тех случаях, когда блага жизни приобретаются на законных основаниях (в силу системы привилегий), они потребляются с сознанием и чувством украденных. Любыми путями вырваться из житейского убожества и урвать какие-то преимущества перед прочими – таков стержень социальной психологии активных москвичей. А убожество жизни подавляющего большинства населения Москвы, для которого доступ к упомянутым благам закрыт, не поддается описанию. Говорят, что на Западе жизнь для низших слоев населения тоже не очень-то хороша. Не хочу сравнивать. Я хочу сказать лишь одно: нелепо надеяться на то, что Москва принесет миру свет и избавление от несчастий. Москва с маниакальной последовательностью и настойчивостью, не считаясь с нуждами своего народа (он вытерпит все), роет могилу Западу. Зачем? Вопрос бессмыслен. Просто по законам раковой опухоли она стремится сделать весь мир подобным себе. Именно в тот момент, когда Москва выбилась на роль инициатора и ведущего игрока мировой истории, она с полной очевидностью проявила свою темную и подлую натуру.

Мюнхен, 7 марта 1979 г.