II.

II.

Александр Владимирович Егоров - владелец и директор молокозавода «Нетребский» (молоко, кефир, ряженка, сыр «Домашний»), двадцать лет служил, как уже было сказано, поваром в вагоне-ресторане поезда «Россия». Это знаменитый поезд. Девять тысяч километров идет он по подбрюшью страны из Москвы во Владивосток, и нет, пожалуй, больших знатоков человеческих слабостей, чем поездные бригады «России».

Пока Егоров варил в бидонах (чтобы по ходу поезда не расплескивалась) фирменную русскую уху с исконно славянским названием «Загадка Посейдона», его родные - и дочка, и сын, и супруга, и матушка - благополучнейшим образом проживали в селе Нетребское, откуда и сам Александр Владимирович родом. Видеться удавалось неделю в месяц, что немало мучило Егорова.

Наконец, семь лет тому назад его «позвала деревня».

Беседовать с Егоровым - редкое удовольствие. Он дружественный, светский человек, щедрый рассказчик, привыкший находить интерес во всякой случайной беседе. Профессионал дороги.

Спрашивает меня «для затравки»:

- А ты знаешь, что такое станция Сковородино?

- Знаю.

- Тогда поймешь. Там местные, знаешь, как говорят? «Бог создал Ялту и Сочи, а черт - Сковородино и Могочу». Только минуешь станцию - и на много часов пути вокруг один снег, темнота и тишина. И эти огромные черные заснеженные елки. Открываешь дверь в тамбуре - такая тишина, что даже стук поездных колес не может ее нарушить. Тайга съедает этот стук, и если долго стоишь, то становится так страшно, так страшно. Некоторые проводники не выдерживали, в воздух начинали палить.

- Из чего?

- Из рогатки. Ну, не могу я рассказывать все, что перевидал: железная дорога организация, мне не чужая. Хотя все уже, кажется, понимают, что в девяностые годы много чего было. Ну, бывало, отнимешь у психованного пассажира какой-нибудь там пугач - значит, из него. Помню, приехал я как-то в деревню на побывку, сел свои байки рассказывать и говорю матери: «Я видел эту жизнь без прикрас!» А она мне отвечает: «Что ты, сынок, ты так интересно живешь! Это мы тут видим жизнь без прикрас». И я понял - она ведь права. В деревне жизнь голая, не украшенная ничем. Такова, какова она есть, и больше никакова. Утро - вечер. Работа - домашняя работа. Завтра все сначала. Ничего никогда не меняется. Людям скучно друг с другом - не перед кем фасон держать. Тем более что в деревне уверены - они никому не нужны, никому не интересны.

Какие- то сиротские настроения -а, все равно никто не придет и не похвалит. Зачем тогда быть хорошим? Новый человек встряхивает село, возбуждает его - перед ним деревенские начинают фигурять, как-то обнажаются механизмы жизнеустройства (во всей, между прочим, своей бедности); все смотрят друг на друга как бы свежим взглядом, глазами чужака, и думают: ничего себе, какие мы красавчики! Вот этот разговор с матерью - это был первый толчок к возвращению. А второй случился под Новый год. Чтобы не соврать, под 1999, потому что в 2000 я уж деревенским жителем стал. В общем, первый раз за несколько лет выпала мне пересменка на Новый год. И приехал я к своим в Нетребку. Привез с собой костюм Деда Мороза - у нас в вагоне-ресторане всегда устраивался праздник в новогоднюю ночь, ну а я, значит, Дедом Морозом. Все для чужих скоморошничал, а нынче, думаю, сына порадую. Дочка уже взрослая была, а Ване было пять лет.

И вот тридцать первого, как стемнело, зову Ваню и специальным таким голосом говорю:

- А сегодня вечером к тебе придет особенный гость!

Он аж на табуретку присел, весь дрожит от счастья:

- Кто, папа?

- Угадай! - говорю. - Он одет в длинный голубой заснеженный халат, с длинной бородой. И у него мешок за плечами. С чем, как ты думаешь?

А Ваня мой нахмурился, засопел носом и отвечает:

- С чем, с чем… С комбикормом. Это же дядя Фролов! Только зачем он нам, папа?

Я, признаться, опешил:

- Почему Фролов, какой Фролов? Ты чего, Ваня?

А жена смеется и объясняет:

- Да зоотехник же, ты забыл? Он каждый день, как стемнеет, нашим огородом домой идет. В голубом халате, между прочим, и с бородой. И всякий раз несет мешок ворованного комбикорма.

То есть вы понимаете, деревенская жизнь сызмальства так строит людей, что ничего чудесного вокруг нет и быть не может. Что даже в новогоднюю ночь только зоотехник с мешком огородами бродит!

А когда уже я навсегда в Нетребское перебрался, решил Дедом Морозом к младшеклассникам на елку прийти. Предупредил: учите, детишки, стишки и песенки, ждите - явится к вам волшебный гость.

Так там тоже девочки спрашивают: «А как же он доберется? Он из райцентра машину возьмет?» Ведь и телевизор смотрят, все эти новогодние чудеса, а не верят, что и к ним, деревенским, этот серпантин может иметь какое-то отношение.

В общем, после этой истории с Ваней я понял: все. Надо возвращаться. Так дело не пойдет. К тому же от колхоза уже ничего не осталось. Деревня на глазах начала превращаться черт знает во что. Мальчишки-старшекласники корову колхозную голодную убили, маленькие это видели. Хлебом ее заманили. А сил зарезать как следует не хватило, в общем, не хочу рассказывать.

Тем более что все это прошло уже. Кануло.

…За окном егоровского дома - густая деревенская темень; фонарей в селе нет. Если, конечно, не считать центральной площади, где полукругом стоят правление, магазин и еще один магазин. Клуба не имеется - Нетребское село небольшое, дом культуры и в самые расточительные советские времена не был положен по чину.

- И в гости друг к другу не ходят, - говорит с неожиданной силой Егоров, глядя в окно, - только к родственникам на именины. Ну вот что сидят, что сейчас делают?

- Телевизор смотрят.

- Они еще не знают, что такое телевизор смотреть, - загадочно высказался Егоров, - я им такой телевизор в самом скором времени покажу!

Председателем колхоза Александр Владимирович не стал (хотя шли о том разговоры), тем более что председательствовать было решительно не над чем. Зато он купил и привез в деревню молокоприемный модуль, потом линию по разливу молока и кефира, потом сыроваренный цех. За семь лет превратился в хозяина вполне процветающего молочного заводика. Взял в аренду колхозные фермы, потом покосы; комбикорм покупает хороший, белгородский - так что коровы у него никак не голодают. Работой обеспечил сто двадцать односельчан - и, наконец, решил заняться главным, ради чего вернулся. Идеологией деревенской жизни. Тем более что и возможности появились - в этом году егоровского зятя выбрали главой сельской администрации. Прекрасное, плодотворное кумовство!

То есть идеологическую работу Александр Владимирович проводил и раньше, но, как он сам утверждает, бессистемно.

Работа была такая - он начал привозить в Нетребское новые вещи. Потому что считает само понятие обновки важным инструментом в борьбе за нравственное оживление деревни.

Телевизоры, холодильники и видеомагнитофоны он раздавал бесплатно семьям своих работников, но с условием. Условие - не пить. Если рабочий запивал - вещи у него отнимались. Если же условие было соблюдено, по истечении года чудесные предметы оказывались в полной собственности трудолюбивого односельчанина.

Деятельность эту Егоров называет отложенной премией.

- Ну а сейчас, - говорит Александр Владимирович, - я должен создать систему и - для начала - провести несколько заветнейших своих идей. Тут очень важно, что благодаря молокозаводу мы меньше ограничены в деньгах, чем главы соседних поселков и деревень. Во-первых, я хочу поставить памятник своей первой учительнице.

- Возле правления?

- Около школы. Но памятник чтоб был настоящий, красивый, не из гипса. Между прочим, ничего нелепого тут нет - учительницей Мария Сергеевна Проклова была прекрасной, выпускники нашей деревенской школы в Воронежский университет играючи поступали. Есть среди нас, ее выучеников, и капитан рыболовного сейнера, он в Мурманскую мореходку поступил, и журналисты, кстати, есть. Она умерла в 1993 году, а по ее конспектам до сих пор детишек в нашей школе литературе учат. Светлый человек, много сделавший для села, для колхоза, для всего района, - почему она не заслуживает памятника? В деревне должны быть свои герои. Следующий шаг - я должен сформулировать образ врага.

- Господи, Александр Владимирович, - вскричала я, - какого врага?

- Врага нашей деревни, - четко сказал Егоров. - И я не настолько прост, чтобы назначить врагами перекупщиков, или московских чиновников, или неведомых нам олигархов. Тут надо тоньше работать. Но без врага ведь нет общности, правда? Эх, жаль у нас не картофелеводческое хозяйство! Я б из колорадского жука такого монстра сделал - народ бы от ненависти дрожал. Скорей всего, придется обойтись образом соперника - договориться с успешным хозяйством неподалеку (тут имеются несколько приличных акционерных обществ) и совместно устроить какие-то конкурсы, соревнования, что ли. Чтоб молодежь говорила: «Эк мы этих сделали!» Или: «А почему такие-то лучше нас живут?» И последнее: хочу свое сельское телевидение! Под Воронежем есть деревня Малая Верейка - у них собственная телестудия. Зарегистрированная, между прочим, в Москве как электронное средство массовой информации. У них такая же лицензия, как и у ОРТ. Это они затем сделали, что у них однажды областная власть телевидение-то закрывало. Люди в Верейке живут в живейшем интересе друг к другу и делам колхоза. Весной выпишу сам себе командировку и поеду туда перенимать опыт.