Френды в тренде / Политика и экономика / В России

Френды в тренде / Политика и экономика / В России

Френды в тренде

/  Политика и экономика /  В России

Тина Канделаки: «В политике, как в шоу-бизнесе, shit-парад меняется слишком часто...»

Тина Канделаки больше не эпатирует публику своими нарядами и похождениями в свете — ее всецело поглотила общественная деятельность и Интернет. По количеству френдов в соцсетях наша героиня занимает второе место после Дмитрия Медведева. И неудивительно: за какой-то час Тина Канделаки успела высказать свое мнение обо всем на свете: о белых ленточках и социальных лифтах, об аккаунтах новых министров и о мобильниках кремлевских чиновников, о бизнесе, политике, рекламе, о собственных ошибках, разочарованиях и о новых горизонтах...

— Тина, повальные обыски у лидеров оппозиции — это что, сигнал об окончании «медведевской оттепели»?

— К сожалению, это не хорошо ни для властей, ни для оппозиции. Никакого конструктивного диалога пока не получается: одни намерены идти на прорыв, устраивать палаточные городки, рассылать эсэмэски из автозаков, а другие считают, что обысками и репрессиями можно протест остановить. Ни то ни другое не способствует развитию демократии в России. Сейчас у нашей оппозиции нет ни лидера, ни программы, и она все больше превращается в разрозненную группу людей, уверенно двигающуюся к тупику. Их поддерживает часть журналистов, считающая, что оскорблять власть есть способ борьбы с ней. Но, по моему мнению, этим можно добиться лишь эскалации противостояния...

— А что лично вас может сподвигнуть выйти на Болотную и надеть белую ленточку?

— Если бы я поняла, что не могу платить зарплату своим сотрудникам и в этом виновато правительство, то, конечно же, я бы вышла. До тех пор пока могу создавать возможность развития и роста для людей, которые меня окружают, понятно, что никуда не пойду. Мне кажется, что нынешняя власть дает возможность активным людям эффективно реализовывать свои мечты. Существующая стабильность позволяет привлекать инвестиции и работать с лучшими западными проектами. А для иностранных коллег экономическая стабильность играет важную роль. Сегодня происходят очень мощные внутренние изменения, которые дадут качественный рывок в будущем. Но вот когда стабильность сменится застоем и деградацией — тогда ждите и меня на площади.

— Ну, кроме нас с вами, в России есть масса людей, для которых мечта — это поесть досыта...

— Среднестатистический избиратель не думает слишком глубоко, потому что у него нет на это времени. Ему надо деньги зарабатывать. Я хорошо помню, как жила от зарплаты до зарплаты. Получала 40 000 рублей, на которые нужно было оплатить коммунальные услуги, Интернет, купить еду и дать что-то родителям. А вот на туфли уже не оставалось...

И в этом смысле люди исходят из своих личных интересов — они поддержат власть, которая даст им возможность строить карьеру. Но понятных схем карьерного роста сейчас в России по сути нет... Значительная часть американской литературы посвящена рассказам о том, что человек пришел на завод рабочим, его сын на этом же заводе выбился в инженеры, внук дорос до директора, а правнук стал владельцем. Это американская мечта, в России она не сформулирована. Но стоит признать, что власть решила первоочередные задачи: например, проблему безработицы, которая сейчас находится на уровне 5,8 процента, то есть значительно меньше, чем в других развитых странах. Однако даже сегодняшняя власть пока не может гарантировать, что построенный мною бизнес передастся, например, моим детям.

— Навальный и Удальцов: вы их считаете героями нашего времени?

— Появился запрос — появились герои. Они оказались в нужное время в нужном месте — они по-другому говорят, и о власти в том числе. Обществу надоело, что о власти можно говорить только в одной тональности. И тут людей поддержал не какой-то маргинал, а хорошо одетый человек, с нормальной биографией — Алексей Навальный, который разочаровался во власти и громко об этом заявил. Ведь многие оппозиционеры — от Навального до Ксении Собчак — успешны, небедны. Но они хотят чего-то большего. Эти люди, скажем так, не встроились во власть — и оказались по другую сторону баррикад. Что есть оппозиция? Это, безусловно, еще одна дорога во власть...

— Вы считаете, что между властью и обществом уже не стена, а баррикада?

— На мой взгляд, основная проблема в том, что между обществом и властью накопилось недопонимание. Решения принимались явочным порядком, народ с ними просто знакомили. Никому не объяснялось: зачем, почему, сколько... Например, мы выиграли право на проведение Олимпиады-2014, но разве в Интернете преобладают положительные отзывы об этом, люди гордятся? Нет. Большинство говорит только о том, что там распилили, разворовали... Почему? Потому что людям нужно подробно и ежедневно докладывать, объяснять, показывать. Как все меняется и на какие деньги... Тем более что сегодня все равно невозможно утаить информацию. Это касается очень многих процессов: неумение государства четко артикулировать свою позицию приводит к непониманию со стороны интересующейся части общества — журналистов, экспертов. Что касается баррикад, то они начали появляться в отношениях с новым поколением, которое вообще не испытывает к государству никакого уважения и тем самым девальвирует само понятие «государство». А это, в свою очередь, приводит к обесцениванию культуры, религии и социального договора — что уже по-настоящему страшно.

— Но претензии-то предъявляют все равно лично Путину...

— Да, нынешняя оппозиция объединилась вокруг антипутинских лозунгов. Опять-таки потому, что нет пространства для диалога. Давно уже стало мемом в Интернете: все хорошее — я сам, все плохое — это Путин. За всем этим я не вижу конструктивной контрпрограммы. У меня возникают вопросы: а есть ли у вас свой собственный план развития, куда вы поведете людей?.. На них у оппозиции ответа нет, и это расстраивает.

— Но вы согласны, что оппозиция должна иметь хотя бы право голоса?

— Уверена, что ее представителям нужно давать слово, и в СМИ не должно быть «стоп-листов». В этом смысле власти следует быть умнее и не бояться критики в прямом эфире. И тогда все сразу станет видно. Острая реакция будет лишь в первую неделю. Но если позиция и оппозиция будут сходиться в прямом эфире ежедневно или каждую неделю, то вопросы закончатся на второй передаче. Когда они 20 раз произнесут «кооператив «Озеро», 28 раз назовут фамилию Тимченко, 48 раз произнесут «Путин» — на этом все закончится. Люди, знаете ли, очень быстро разочаровываются. К сожалению, в политике, как и в шоу-бизнесе, shit-парад меняется слишком часто...

— Вы и в Twitter, и в Facebook, и, кажется, везде. Соцсеть для вас — образ жизни или вы следуете модному тренду?

— Пожалуй, и то и другое. Социальные сети стали не только источником информации, но и средством общения. Я зарегистрирована везде, начиная от Instagram и заканчивая Facebook. Сейчас у меня 1,3 миллиона подписчиков, что позволяет оперативно отслеживать реакцию общества на те или иные социальные и образовательные проблемы, которыми я занимаюсь в рамках проекта Умная-школа.рф. Ни для кого не секрет, что в социальных сетях люди обмениваются новостями раньше, чем они появляются в традиционных медиа. Я думаю, что продюсерам федеральных каналов пора задуматься над тем, чтобы для сокращения срока подачи информации транслировать твиттер-ленту в новостях. Более того, интернет-аудитория сейчас хорошо монетизируется, интерес к Рунету со стороны международных брендов огромен. Поэтому я постоянно занимаюсь развитием своей аудитории. К концу года она составит два миллиона, а через полтора года — три. И тогда я сама смогу генерировать новости и определять отношение моей аудитории ко многим процессам.

— Говоря о монетизации, вы имеете в виду ваш рекламный контракт с известной косметической фирмой?

— Конечно. Если вы обратили внимание, Oriflame начал свою рекламную кампанию не с офлайна, а именно с онлайна. Они стартовали с тизера — небольшого ролика в Интернете. Интересно, что это произошло буквально за месяц до того, как стало известно, что «Яндекс» обогнал аудиторию Первого канала...

— Ну не «Яндексом» же единым...

— Телевидение сегодня несколько отстает — во-первых, в скорости подачи информации. На федеральных каналах практически нет прямого эфира, новости даются с опозданием. А во-вторых, язык новостей на телевидении все-таки достаточно консервативен. Сегодня интерес вызывает именно околоновостное общение. Когда информацию не просто сообщают, а анализируют. Угол зрения является определяющим моментом в борьбе за зрителя. Но сами новости везде одинаковые. Вы можете посмотреть Первый канал, можете зайти на сайт РИА Новости — ничего принципиально иного вы не узнаете. В социальных сетях новость по сути пережевывают, объясняют, как она отразится на тебе, на близких, на мире и так далее. Этого нет в телевизоре: дискуссионных программ не так много, их качество оставляет желать лучшего, к тому же они не прямоэфирные. Поэтому Интернет побеждает.

— Вы стали говорить и одеваться как бизнесвумен. Это пиар-ход?

— Что касается внешнего вида, то я элементарно взрослею. В 25 лет одеваешься более смело, а в 35 более сдержанно. Я давным-давно уже не маленькая девочка, а взрослая женщина. Люди помнят меня по программе «Детали» — я выглядела достаточно провокативно, и это было важной приманкой для зрителя. Безусловно, в жизни я гораздо более сдержанный человек и в выборе моего внешнего образа сейчас доверяюсь профессионалам. Что касается того, что стала более серьезной... Я счастливый человек, который довольно рано понял одну важную вещь: жизнь принципиально изменилась, и если раньше можно было получить одну профессию и на протяжении всей своей жизни работать и зарабатывать деньги, то сегодня мир так стремительно меняется, что одной профессии недостаточно. Своим сотрудникам и студентам говорю: приходит время, когда надо будет несколько раз овладевать разными профессиями, чтобы в современной конкурентной среде зарабатывать деньги. И я счастлива, что поняла это до того, как сформулировался этот тренд. Я была известной телеведущей. Но какие бы сказки ни рассказывали в Интернете, телеведущие в России много не зарабатывают. Есть ставки — от 5 до 7 тысяч долларов за эфир, для топовых ведущих — до 10 тысяч. Больше никто не получает.

— Вам что, не хватало этих денег?

— Ты получаешь деньги, ты известен, но не можешь проявить никакой самостоятельной активности, поскольку занят 24 часа в сутки. Ведущий монетизирует свое имя, открывая продакшн и пытаясь зарабатывать еще и проектами, в которых он сам не является лицом. Но создание собственной компании не гарантирует получение хорошего пакета заказов со стороны телеканалов, так как одно дело — платить ведущему зарплату и совсем другое — давать ему контракт. Но такой успешный кейс в России — редкий случай. Идеальный пример — Леонид Парфенов, потому что у него жизнь жизнью, общественная деятельность общественной деятельностью, но и фильмы на Первом канале регулярно демонстрируются.

— То есть вам стало тесно в ящике?

— Когда я это поняла, стало довольно грустно — я не была журналистом, который занимается самостоятельным производством фильмов или каких-то телевизионных проектов. Я была наймитом, причем в развлекательном жанре. В какой-то момент потолок стал очень сильно давить, двигаться было некуда. К тому же очень страшно, даже и будучи одной из самых популярных ведущих в стране, зависеть от вкуса продюсеров. Каждые полгода мы подписываем контракт. И никогда не знаешь, будут ли люди смотреть то или иное шоу. Всякие истории бывали: и контракт хороший, и зарплата потрясающая, а люди не хотели смотреть. На моей биографии это и «СТС зажигает суперзвезду», и «Идеальный мужчина». Очень сложно зависеть от вкуса и желания аудитории. Встреча с моим партнером Василием Бровко в этом смысле оказалась поворотной. Я и сама понимала, что нужен собственный продакшн-бизнес, чтобы иметь возможность экспериментировать. Но Василий открыл мне абсолютно другой, удивительный мир новых коммуникаций, в который я очень сильно захотела попасть. И дальше уже начинается большая и долгая история компании «Апостол».

— Как вас занесло в Общественную палату?

— Это был закономерный переход. Все люди, добившись определенного успеха, хотят идти дальше. В какой-то момент у меня появилась возможность приносить пользу — вкладывать деньги в свои образовательные проекты. Однако административного ресурса для решения ряда задач у меня не было. Поэтому, когда мне предложили стать членом Общественной палаты, я согласилась. Пришлось услышать очень много скептических мнений, в том числе и от своего коллеги по программе «Нереальная политика» Андрея Колесникова. Но я сказала: послушайте, если у кого-то там ничего не получилось, это же не означает, что у меня тоже не получится.

— Ну и как, получилось?

— Сейчас как член Общественной палаты могу сказать, что я пока не могу повлиять на глобальные проблемы в сфере образования — на уменьшение бюрократии или, например, на то, чтобы образование стало в большей мере ориентированным на бизнес, чтобы сделать знания студентов более прикладными и упростить их трудоустройство. Я не изменила многое, что хотела бы изменить. Но благодаря Общественной палате появился ресурс для помощи людям. Хотя лично мне статус члена Общественной палаты не дает каких-то особенных возможностей — в смысле, нет зарплаты, нет корочки, нет мигалки. Это просто коммуникационный ресурс, с помощью которого ты можешь обращаться к власти. Власть тоже, знаете ли, разная, у нее много подъездов. И где-то меня могут принять с распростертыми объятиями и со словами «Здравствуй, Тина Канделаки, рады тебя видеть», а где-то просто перед моим носом захлопнут дверь.

— Какие ошибки вы хотели бы исправить?

— Таких ошибок у меня было много. Взять хотя бы историю с «письмом 55» — я не смогла донести до людей свою позицию. Письмо подписывала с одним четким посылом: хотела поддержать судебную реформу, которую проводил Дмитрий Медведев. Он на самом деле сделал много для либерализации судебной системы. Но никто же не говорил про это, все говорили про другое. Если бы нужно было поддержать еще раз — я бы это сделала. Но выстроила бы абсолютно другую риторику, четко объясняя и донося до людей свою точку зрения. Тогда мне это не удалось. Таких случаев, особенно в предвыборный период, было достаточно много.

— Например?..

— Например, история с Михаилом Шацем. Наверное, вообще не надо было вступать в дискуссию — все равно тех, кто настроен негативно, не переубедишь. Вообще-то, занимаясь пиаром, начинаешь понимать, что есть клишированные ситуации и они все время повторяются. Иногда можно сразу предсказать, как история будет развиваться. Вот появляется какой-то инфоповод, тут же появляется контрповод. Контрповод чаще всего в России начинает превалировать... Но не всегда нужно вступать в дискуссию.

— Вы встречались с новым министром образования. За кого молвили словечко, если не секрет?

— Это было интервью для моего ресурса «Умная школа». Меня многие спрашивают: а как вам удалось? Я приложила очень много усилий, чтобы объяснить министру, что я помогу ему эффективно донести свою точку зрения до максимально широкой аудитории. В итоге оказалась права: на видео уже свыше 600 000 просмотров, а в социальных сетях по поводу заявлений министра около 17 000 сообщений. Сам он человек инновационный, имеет аккаунт в соцсетях и очень общительный...

— Складывается ощущение, что наличие аккаунта — это единственное достоинство нового министра образования...

— Приятно, что он не замалчивает, а озвучивает проблемы: «Студенты делают вид, что они учатся, а преподаватели делают вид, что они учат» — мол, с этим надо заканчивать, и халтуру он не потерпит. Обещает сократить уровень бюрократии, решить вопрос детских садов, сократить количество вузов. Конечно же, все эти вопросы на слуху, обсуждаются несколько последних лет. Понятно, что это не первый министр, который делает подобные заявления. Посмотрим, что будет через три месяца, через год.

— Как часто вы звоните министрам по мобильному?

— Понятно, что с Министерством образования у меня более тесные связи, поскольку я занимаюсь этой темой. Мы делали совместные проекты с министерством образования Татарстана, также я достаточно хорошо знаю Аркадия Дворковича, Михаила Абызова по работе в «большом правительстве»... Но, конечно же, не стоит питать иллюзий — круг людей, которые могут напрямую позвонить высокопоставленным чиновникам, очень узок. Да мне это, честно говоря, и не нужно. Как в русских народных сказках: ты появляешься перед золотой рыбкой, и возникает вопрос — а зачем тебе это надо было? Первым лицам нужно звонить в том случае, когда вы отвечаете за национальную безопасность страны и участвуете непосредственно в политическом процессе. Я к этим персонам не отношусь. Кстати, думаю, что многие оппозиционеры гораздо лучше знают мобильные телефоны кремлевских чиновников, нежели я.

— И все же с министрами вы говорите на одном языке?

— Не так много министров, с которыми я так разговариваю. В непосредственной работе становится понятно, общаемся мы на профессиональном языке или говорим о погоде и расходимся. Кто-то меня воспринимает более серьезно, кто-то менее, но, честно говоря, к моим планам на жизнь это не имеет никакого отношения. Всегда найдутся ретрограды, для которых я буду оставаться женщиной из телевизора.

— Как считаете, в России социальные лифты уже заработали?

— В России есть интересная особенность: у нас нет культуры построения карьеры от нуля до самых верхов. Вот, например, назначили Ивана Демидова заместителем министра культуры. И огромное количество людей стало негативно высказываться о нем в блогах. Я редко вступаю в такие перепалки, как пиарщик понимаю, что они бессмысленны. Но тут просто за живое задело, и я обратилась к этим людям: а что плохого в том, что Иван был осветителем? Это же классно. Почему осветитель не может вырасти до министра культуры? Стал же Рональд Рейган президентом, хотя в молодости был артистом. В Америке такие примеры вообще сплошь и рядом, и, по-моему, это здорово...

— Пример Рейгана наводит вас на мысль о политической карьере?

— Поскольку занимаюсь бизнесом, у меня хорошо развито стратегическое мышление, я человек последовательный. Возможность из Общественной палаты перейти в политику была, однако на сегодняшний день у меня нет таких притязаний. Четыре года назад решила, что хочу сделать свой бизнес успешным, и не намерена отступать от своих планов. Только после этого смогу перейти на следующий уровень.