Анатомия расистского режима

Анатомия расистского режима

В загородном поместье Оппенгеймеров неподалёку от Иоганнесбурга ждали важного гостя. Эту роскошную усадьбу и прежде посещали именитые визитёры. Здесь при жизни любил бывать премьер-министр ЮАС фельдмаршал Смэтс, дорогу в «Брентхарст» хорошо знали промышленные и финансовые магнаты со всех континентов. Английская королевская семья, посетив после войны Южную Африку, сочла своим долгом нанести визит её некоронованному королю Эрнсту Оппенгеймеру.

Об этом «историческом» событии основатель ААК готов был рассказывать чуть ли не до последнего своего часа. Он, привыкший оценивать всё сущее в каратах, заранее прикинул тогда, какого достоинства бриллианты должны будут напоминать их величествам о незабываемых часах, проведённых в его, Оппенгеймера, резиденции. Дочь Гарри, маленькую Мери, в свои три года ещё не научившуюся отличать драгоценные камни от простых стекляшек, тренировали целую неделю, чтобы она, упаси боже, не нарушила церемониал, а главное – не перепутала подарки, которые ей надлежало вручить принцессам Элизабет и Маргарет, а также королеве-матери.

Всё было разыграно как по нотам, а презентованные камни были, видимо, настолько хороши, что некоторое время спустя Эрнста и его супругу принимали в Букингемском дворце в Лондоне на истинно королевском уровне.

А вообще ржа тщеславия, поражающая обычно всех нуворишей, не обошла стороной и наших героев. Эрнст Оппенгеймер, не получивший даже элементарного среднего образования, в неполные 16 лет бросивший школу, чтобы всецело отдаться культу алмазов, с явным удовольствием щеголял степенью доктора гражданского права Оксфордского университета. А уж «бриллиантовый» Гарри, кое-как всё же закончивший Оксфорд, счёл себя вправе обзавестись докторскими степенями всех учебных заведений, меценатом которых он состоит. Одна за другой следовали помпезные церемонии приобщения главы ААК к миру науки в Витватерсрандском, Натальском, Кейптаунском университетах. А вот с университетом в Лидсе (Англия) случилась осечка. Тамошние студенты пригрозили обструкцией, если «либерал» Гарри и в самом деле вздумает в торжественной обстановке принять докторскую степень, которую ему подобострастно готовились даровать отцы-попечители.

А разве не тщеславное желание поразить воображение окружающих побуждало отца и сына воздвигать резиденции одна роскошнее другой в различных частях ЮАР, в других государствах Африки, в США и Англии? В начале 70-х годов глава ААК, которому, очевидно, не давали покоя лавры греческих мультимиллионеров Онассиса и Ниархоса, вознамерился купить один из Сейшельских островов. Стоил он с точки зрения финансовых возможностей Оппенгеймеров сущую безделицу – что-то около 1 миллиона 200 тысяч долларов. Но потом делец рассудил, что Сейшельские острова отстоят слишком далеко от Южной Африки. В порядке компенсации, чтобы потешить самолюбие, он распорядился в спешном порядке воздвигнуть роскошный дворец, а точнее, целый дворцовый комплекс из пяти зданий на морском берегу возле Дурбана. 10 спален, 15 ванных комнат, отдельное детское крыло в главном здании, отдельное крыло для гостей, плавательный бассейн олимпийских размеров...

Но вернёмся к встрече в «Брентхарсте», которая для «бриллиантового» Гарри значила ничуть не меньше, чем для его отца высочайшее посещение королевских особ. В некотором смысле она должна была носить символический характер, ибо к нему, наследнику дела Сесиля Родса, жаловал с дружеским визитом главный апостол африканерского национализма, член руководства Брудербонда, премьер-министр Форстер.

Памятуя о роли, которую сыграли в судьбах бурских республик С. Роде и другие ему подобные «миссионеры» британского империализма, африканеры прежде с большим подозрением, если не сказать с враждебностью, относились к Оппенгеймерам. Вот почему в штаб-квартире «Англо-Америкен корпорейшн» на первых порах не на шутку встревожились, когда Националистическая партия и стоявший за её кулисами Брудербонд оказались у власти. Но вскоре обнаружилось, что стороны прекрасно понимают друг друга.

Правда, обоих Оппенгеймеров, особенно «либерала» Гарри, подчас коробила прямолинейность столпов расистского режима, во всеуслышание заявлявших о намерении увековечить «бааскап», что на африкаанс означает господство белых. В начале правления националистов главу «Англо-Америкен корпорейшн», как и ряд других южноафриканских горнорудных магнатов-«бритишеров», несколько озадачивала антимонополистическая демагогия новых правителей страны (наиболее крупные частные состояния контролировались тогда бритишерами), взятый ими курс на африканеризацию государственного аппарата.

Всё встало на свои места, когда апартеид начал приносить очевидные дивиденды. Целый свод законов, рождённых под сенью Брудербонда, закрепил за «белой» Южной Африкой почти 87 процентов наиболее богатых полезными ископаемыми и плодородных земель. Африканцев, всех небелых, проживающих на этих территориях, полностью лишили политических и гражданских прав, превратили в бесправных мигрирующих рабочих. «Национальными» очагами африканцев (в ЮАР их называют хоумлендами, или бантустанами) объявили территории, занимающие чуть больше 13 процентов площади страны, – бесплодные, засушливые районы, в которых почти полностью отсутствуют полезные ископаемые. Согласно канонам апартеида, переселение всех африканцев в бантустаны увенчает решение расового вопроса, так как именно в этом случае будет осуществлён апартеид в буквальном смысле этого слова – полное обособление друг от друга основных расовых групп.

Другое дело, что весь этот замысел – чистейшая утопия. Экономика «белой» Южной Африки не может существовать без рук миллионов африканцев. В правящей верхушке всерьёз и не помышляют о полном разделении рас, провозглашённом конечной целью апартеида, о действительном изгнании всех африканцев в бантустаны. Премьер-министр Форстер откровенно заявил:

«Это правда, что чёрные работают на нас. Они будут работать на нас целые поколения, несмотря на то что в идеале мы должны полностью отделиться от них... Суть такова, что мы нуждаемся в них».

Но зато хоумленды стали бездонным резервуаром дешёвой рабочей силы. А драконовские законы апартеида, превратившие всех африканцев во «временных» жителей «белых» районов, лишившие их права формировать собственные профсоюзы и бастовать, создавали столь желанную для монополий стабильность на рынке труда, на редкость благоприятный «климат» для их обогащения. Оппенгеймеры по достоинству оценили эти и многие другие «блага» апартеида. К примеру, для золотодобывающих компаний установлены особые льготы, освобождающие их от значительной части налогообложения. Это обеспечивает «Англо-Америкен корпорейшн» постоянную возможность использовать изрядную долю прибылей для капитального строительства, освоения новых месторождений.

Некоторые западные и южноафриканские журналисты, социологи, историки, освещающие проблемы Южной Африки, пишут о «двусмысленностях» и «сбивающих с толку противоречиях» в различных выступлениях «бриллиантового» Гарри. Но в действительности у главы ААК точно выверено и взвешено каждое слово – всё зависит от того, где, когда и для кого он говорит. В публичных выступлениях в ЮАР он не прочь поиграть в либерала: тогда-то и раздаётся из его уст точно дозированная критика в адрес апартеида. Но вот наш герой оказывается в другой ситуации, скажем произносит речь при открытии в Париже выставки «Алмазы в промышленности». «Южная Африка в катастрофическом положении?» – как бы повторяет он чей-то вопрос. И тут же отвечает:

«Напротив, мы могли бы предложить другим странам модель межрасового сотрудничества».

А вот фрагмент из другого выступления «бриллиантового» Гарри, которое явно не претендовало на широкую гласность. На ленче в американском посольстве, находясь в кругу «избранных», он заявляет:

«Для американцев очень важно уяснить, что апартеид не является чем-то порочным или глупым, как это может показаться. Правительство (ЮАР) пытается разрешить свои проблемы в разумной и справедливой форме...»

Впрочем, куда важнее слов практическая помощь, которую глава «Англо-Америкен корпорейшн» оказывает режиму апартеида. В начале 60-х годов, после трагических шарпевильских событий, он оказался в затруднительном положении. Иностранные инвесторы, дотоле «молившиеся» на апартеид, теперь усомнились в его способности держать события под контролем. Начался массовый отлив капиталов, который быстро поставил южноафриканскую экономику на грань катастрофы. «Бриллиантовый» Гарри первым пришёл на помощь правящей расистской клике крупными прямыми инвестициями, а главное, выступил перед международными монополиями гарантом режима апартеида. Об этой неоценимой услуге никогда не забывал «отец» апартеида Хендрик Фервурд, занимавший тогда пост премьер-министра, о ней хорошо помнит его преемник Форстер.

«Врастанию» группы «Англо-Америкен корпорейшн» в апартеид способствовало и то обстоятельство, что, решив сотрудничать с режимом, Оппенгеймер вместо конфронтации с африканерским капиталом взял курс на «разумное партнёрство» с ним. При содействии ААК была создана крупная африканерская горнорудная компания «Федерал минбоу». Её главе, Томасу Мюллеру, брату министра иностранных дел националистического правительства Хильгарда Мюллера, Оппенгеймер помог стать президентом южноафриканской горнорудной палаты. Позднее глава ААК содействовал «Федерал минбоу» в установлении контроля над крупнейшей горнорудной корпорацией «Дженерал майнинг».

Долг платежом красен. С «бриллиантовым» Гарри охотно сотрудничают предприятия государственно-капиталистического сектора, в котором верховодят африканеры. А этот сектор играет важную роль в экономике ЮАР, поскольку охватывает железные и шоссейные дороги, порты, гражданскую авиацию, электростанции. Под контролем государства находятся 70 процентов выплавки стали, производство синтетического топлива, оно располагает значительными мощностями в машиностроении и лёгкой промышленности. Африканерский капитал всё больше переплетается с капиталом, контролируемым бритишерами, – процесс, которому всемерно способствует Гарри Оппенгеймер. Происходит формирование единого «экономического истэблишмента», представленного крупной африканерской буржуазией, а также европейскими магнатами. Сроднил их апартеид – система наиболее интенсивной эксплуатации африканской рабочей силы.

И вот уже многие самые именитые африканеры-националисты, не таясь, восхищаются «добродетелями» Оппенгеймеров. Разумеется, главная среди них – несметные богатства семьи. «Бриллиантовый» Гарри теперь уже не просто деловой партнёр, с которым общаются по необходимости, а «гордость» белой Южной Африки.

«Почти все развитые страны мира имели своих промышленных королей. В США это Рокфеллеры, Карнеги, Форды, в Германии – Круппы, в Англии – братья Левер. Южная Африка породила Оппенгеймеров»

– эти слова почтительно произнесены устами министра-националиста, «брудера» ван Рийна.

А нынешний премьер-министр Форстер не только почитает за честь быть принятым в офисе владельца ААК или в одной из его многочисленных загородных резиденций. Он яростно бросается в бой, если нужно оградить дельца от нападок со стороны некоторых особо «твердолобых» африканеров-националистов. Случается, что кто-либо из членов кабинета Форстера или руководителей Брудербонда в полемическом пылу позволяет себе задеть персону «бриллиантового» Гарри. В подобных ситуациях реакция Форстера бывает однозначной. Карела де Вета, министра шахт и планирования, который публично обвинил дельца в том, что тот саботирует претворение в жизнь принципов апартеида, Форстер резко одёрнул, а при первом подходящем случае сместил. Примечательна судьба так называемого «доклада Хэка» – исследования о месте и роли оппенгеймеровской империи в экономике ЮАР. Ознакомившись с докладом, Форстер принял «простейшее» решение: запретил публиковать его.

Благодаря поддержке премьер-министра Оппенгеймеру неизменно отдаётся предпочтение перед бизнесменами-африканерами, если решается вопрос о распределении выгодных правительственных контрактов. Типичный пример – история с контрактом на строительство крупного комбината по производству аммония. Его домогались многие фирмы, и среди них африканерская компания «Федерал кансмис», в которую были вложены и государственные средства. Ожидали, что именно ей перепадёт жирный правительственный куш. Но вмешался Форстер, и выбор пал на оппенгеймеровскую «Африкен иксплозивз энд кемикл индастриз».