Мой день не кончился ещё
Мой день не кончился ещё
Рукопожатие
Мой день не кончился ещё
ВОЗВРАЩЕНИЕ В РОССИЮ
Дора ГАБЕ (1886–1983)
Не мчись, о Солнце!
Не мчись, о Солнце!
Я ведь не готова,
хоть на пороге ночь —
мой день не кончился ещё!
И с совестью моей не кончена война,
чтоб право дать ей на покой.
И только что я научилась говорить
с каменьями и деревами,
и не заполнила ещё свой день я
их мудростью простой.
Ты заставляешь спать меня
и покидаешь так спокойно,
вершины Витоши багрянцем озарив,
закатным светом подновив
сияние села,
с иллюзиями завтрашнего дня!
Не мчись же, дай мне время
уразуметь, как можно спать,
ведь так тревожен мир,
когда бессонница есть совесть,
а совесть — это день.
Не мчись, о Солнце!
Расстояния
«Люблю тебя», — сказал он ей
(ещё не полюбив её).
«Я счастлива», — ответила она
(ещё не будучи счастливой).
Поспешные слова, сорвавшись,
пробили горизонты
и превратились в дали
и в пространства, в необъятность…
Напрасно эти двое так искали
опоры точку,
всего одну возможность,
иллюзию пустую,
чтобы поймать друг друга, —
их в воздухе висели руки…
Однажды он, приблизиться пытаясь,
попробовал напомнить ей
их первое свиданье.
«Да, да», — ответила она
(так ничего, увы, не вспомнив).
И вот опять, как будто карусель,
пустые фразы завертелись,
бессильны, не способные согреть
такую тесную постель…
Блага ДИМИТРОВА (1922–2003)
Над прахом земным
Стоя в грязи по колено,
тащит он корни, сажает,
весь до ушей перемазан.
Созданный сам из праха,
в прах он потом превратится.
Но в тот единственный миг,
пока ещё жив он и дышит,
всё же над грязью возвышен,
пусть на вершок, но над нею.
Держится цепко, стоит,
хоть и земля его тянет
и поглотить его хочет,
сопротивляясь, стоит.
Дышит он.
Человек.
Пустыни
Рождена была любить я,
а ещё любимой быть.
Но вот жизнь вся пролетела
без любви почти.
Потому я всех прощаю
и не обвиняю
голые пустыни,
что пересекаю.
Только вопрошаю,
удивляясь вновь:
— Для каких садов
были рождены вы?
Христо ФОТЕВ (1934–2002)
Что, неужели лето утекает…
Что, неужели лето утекает?
Неужто правда?
Лето смотрит пристально.
И снова меня взглядом поцелует.
А ветер юбку нежно раздувает,
ей обнимает ноги и ласкает
заката тени на её улыбке,
и всю её раскачивает нежно —
ему завидуют, быть может, мои руки…
Неужто навсегда?
То лето смотрит пристально.
Его глаза мне снова обещают
возврат, который будет ещё лучше —
а мы, влюблённые, привыкли верить лету.
А мы, влюблённые, так бесшабашно тонем
в его глазах глубоких —
в тех глубинах,
где прячутся зелёные созвездия
тоски и слёз… Мы вечно улыбаемся.
И наши губы вечно так напуганы…
И вечно, вечно, вечно хочется
нам задержать хоть на минутку лето.
Что, неужели лето утекает?
Неужто правда? Быстро обнимаемся.
И машем, машем… Вот и чайка,
и ветер, и закат торжественно
всем сообщат: в Софию уезжает
в десять часов на поезде то лето.
Чёрт побери! Ведь всё давно известно.
Известно же. Но всё же разрешите
мне утонуть в глазах глубоких лета.
И беглое касанье пусть волнует
коленей её медных…
Между пальцев,
ласкающих моё лицо уставшее,
пусть зазвенят тростинки из Созополя.
Что из того, что всё известно! Дайте же
мне говорить и верить с тем ещё
уже забытым, детским изумлением,
что меня любят, любит и она,
и будет вечно влюблена в меня. О, лето
рукой мне машет…
Ах, ему не хочется
так исчезать…
Перевела Мария БОРИСОВА