В ловушке среднего дохода

В ловушке среднего дохода

Сергей Журавлев

Александр Ивантер

Низкие темпы роста мировой экономики вкупе со сверхжесткой бюджетной и денежной политикой внутри страны не позволяют надеяться на ускорение экономического роста в 2013 году

Фото: Алексей Андреев

Полугодовая окрестность президентских выборов трактовалась в бизнес-среде исключительно как выжидательная — большинство крупных частных инвестпроектов оттягивалось до прояснения раскладов в высших эшелонах власти и формулирования стратагем развития новыми президентом и правительством. К концу минувшего года персональный состав и политика властей, во всяком случае экономическая, более или менее были определены, но ситуация в самой экономике далека от определенности.

Ряд макроэкономических индикаторов указывает чуть ли не на стагнацию. Во-первых, мы имеем крайне низкий и к тому же затухающий экономический рост. ВВП по итогам 11 месяцев 2012 года увеличился, по предварительной оценке МЭР, всего на 3,5%, что на 0,7 пункта меньше, чем в 2011-м. Фактором сочетания неурожайного прошлого и урожайного позапрошлого годов можно объяснить менее половины этого разрыва.

После достижения к концу позапрошлого года докризисных объемов темпы прироста реального ВВП демонстрируют тенденцию к снижению (см. график 1). ВВП России в реальном выражении к концу сентября 2012 года превысил предкризисный максимум на 2,2%, а подушевой ВВП — на 1,7%.

Торможение промышленного производства выражено более значительно, чем ВВП, — индекс промпроизводства в январе—ноябре поднялся на 2,7 против 4,7% в 2011 году. Рассмотрение помесячной динамики промышленного производства, очищенной от влияния сезонного фактора, не добавляет оптимизма. Сохранявшийся большую часть года вялый рост сменился в октябре—ноябре чувствительным спадом (см. график 2). Пока еще сохраняется надежда, что мы имеем дело с эффектом «хвоста» — статистическим артефактом, вызванным особенностями обработки ряда. Однако некоторые косвенные свидетельства, в частности абсолютное сокращение перевозок железнодорожным транспортом в четвертом квартале, указывают на вероятность действительного снижения промышленного выпуска.

Какие же факторы торможения выпуска против посткризисного периода 2010–2011 годов в секторах материального производства и производственной инфраструктуры прослеживаются? Мы выделили как минимум три группы факторов. Во-первых, это завершение в основном фазы восстановительного роста и переход к росту в соответствии с потенциалом в целом ряде отраслей. Падение темпов, вызванное этим обстоятельством, особенно четко проявилось в автопроме (снижение со среднемесячного прироста в 19% годовых в 2011 году до 6,5% годовых в январе—ноябре 2012-го), а также в строительстве. Во-вторых, налицо слабый экспортный спрос на природный газ, продукцию химической промышленности (прежде всего на минеральные удобрения) и металлургии. Добыча газа сокращалась в январе—ноябре 2012 года среднемесячным темпом 5% годовых против 0,3-процентного прироста в 2011-м, а совокупный выпуск в металлургии после сокращения в 2011-м в прошлом году демонстрировал вялый рост, ниже 1% годовых (см. график 3). Третий фактор мы уже упоминали — отрицательный вклад сельского хозяйства и промышленности, перерабатывающей его продукцию, — особенно чувствительный на фоне «высокой базы» урожайного 2011 года.

Конечно, в промышленности есть островки бурного роста. Это и фармацевтика (14-процентный в годовом выражении среднемесячный рост), и производство пластмасс (18%), и железнодорожное машиностроение (21%). Жаль только, что их вес в производстве добавленной стоимости промышленности невелик.

Еще один любопытный феномен прошлого года — ВВП растет быстрее совокупного выпуска в пяти базовых видах экономической деятельности (сельском хозяйстве, промышленности, строительстве, торговле и транспорте), на которые в общей сложности приходятся две трети создаваемой в экономике добавленной стоимости.

Примерно половина прироста ВВП была обусловлена вкладом непроизводственных секторов, таких как недвижимость, аренда, управление, образование, медицина и иные услуги. Благодаря высокой трудоемкости сферы обслуживания это позволяло поддерживать исторически минимальные уровни безработицы (см. график 4), несмотря на «приглушенные» темпы экономического роста.

Особенно быстро — со средним темпом 15,5% годовых во второй половине 2011-го и в первой половине 2012 года — росла, по мнению Росстата, добавленная стоимость в секторе финансовых услуг. Однако есть сомнения, что Росстат правильно оценивал вклад этих услуг, поскольку их рост в постоянных ценах в названный период оказывался даже выше, чем в фактических, то есть здесь имела место дефляция, что противоречит интуиции.

Рукотворный тормоз

Однако достаточно одного взгляда на показатели частного потребления и инвестиций в основной капитал, и диагноз «стагнация» применительно к текущей ситуации в отечественной экономике повисает в воздухе. Оборот розничной торговли (снова используем последние доступные данные за январь—ноябрь прошлого года) увеличился на 6%, при этом реальная зарплата — аж на 8,8%, а потребительские кредиты банков — почти на 42%.

Очень внушительно — на 8,4% к январю—ноябрю 2011 года — выросли и инвестиции. Скрупулезный анализ помесячных данных показывает, что расширение инвестиций в посткризисный период идет ступенчато — эпизоды быстрого роста сменяются паузами длительностью один–три квартала (см. график 5). Особенно интенсивно инвестиции росли в позапрошлом году, наиболее выраженно — во втором полугодии, однако и в 2012-м рост инвестиций был налицо, по крайней мере до лета, затем, видимо, мы вступили в очередную инвестпаузу.

А вот негативный вклад в увеличение ВВП чистого экспорта в минувшем году усилился. В среднегодовом выражении вклад сжатия внешнего спроса в замедление роста ВВП был максимальным за весь посткризисный период. Это, как уже отмечалось выше, связано с сокращением спроса европейских и, вероятно, китайских потребителей на традиционные товары российского экспорта — газ, минеральные удобрения, металлы.

Если динамика внешнеэкономической компоненты нами почти не управляема (рецессия в Европе и замедление Китая сдерживают рост экспорта, а потребительский и инвестиционный бум внутри страны, напротив, разогревают импорт), то вялый рост бюджетных расходов — вещь рукотворная. Ограничение бюджетных расходов (по итогам 11 месяцев профицит федерального бюджета достиг без малого 790 млрд рублей, или 1,4% ВВП, правда, и среднегодовая цена на нефть была на весьма комфортном уровне 110 долларов за баррель, существенно выше первоначальных бюджетных проектировок) плюс госзаймы, направляемые в Резервный фонд, — такая сверхконсервативная конструкция финансовой политики неминуемо приводит к резкому торможению роста. Вдобавок на накопительных счетах Минфина в ЦБ происходит стерилизация денежной массы, что подрывает ликвидность банковской системы, дополнительно удорожает кредит и угнетает бизнес-активность.

Впрочем, денежные власти уверены в своей правоте. «ЦБ РФ отмечает усиление рисков замедления экономического роста, но пока ситуация не требует вмешательства монетарных и фискальных властей», — заявил журналистам в декабре первый заместитель председателя Банка России Алексей Улюкаев . «Мы все еще считаем, что наш экономический рост примерно соответствует потенциальному. Следовательно, если нет отрицательного разрыва, то меры по фискальному или монетарному стимулированию будут контрпродуктивны, в том смысле, что они не столько дадут прирост экономики, сколько нарастание рисков в каких-то ее сегментах», — продолжил первый зампред ЦБ.

Улюкаев добавил, что из ряда экономических индикаторов только два остаются на комфортном уровне — безработица и инвестиционная активность. «Это означает, что из трех базовых драйверов экономического роста — чистый экспорт, потребительский спрос и инвестиционный спрос — первый и второй работают слабее, чем прежде. Третий, будем надеяться, работает чуть лучше», — подчеркнул он.

МЭР тоже пока не бьет тревогу. Зарезервировав в своих программных документах в качестве целевого сценарий форсированного роста со среднегодовым темпом в 5–6% годовых, ведомство Андрея Белоусова сконцентрировалось пока на текущих институциональных задачах — улучшении инвестиционного климата и т. п.

Повторить не получится

Прогнозы роста экономики России в наступившем году весьма умеренные. В декабре консенсус-прогноз аналитических контор, подбиваемый Центром развития, давал российской экономике 3,4% роста ВВП в 2013 году. Конечно, в условиях, когда мировая экономика в целом замедлилась, а корреляция в темпах развития экономик разных стран растет, трудно ожидать, что мы сможем чудесным образом ускориться в одиночку. Но, с другой стороны, новая норма в 1–2% для торгуемого сектора или в 2–4% по ВВП в целом — это весьма удручающий показатель для страны с нашим сегодняшним уровнем душевого ВВП (около 14 тыс. долларов по текущему курсу).

Если посмотреть на типичные соотношения темпов роста с душевым ВВП, то можно увидеть что страны с близким к российскому уровнем этого показателя обычно имеют более высокие темпы роста — за счет переноса технологий, увеличения капиталовооруженности на основе более высокой нормы сбережений. Почему же мы оказались «в ловушке среднего дохода», как определяет эту ситуацию известный американский экономист Барри Эйхенгрин ?

Как ни банально это прозвучит, но низкие темпы развития в ближайшие годы — следствие недостаточной диверсификации нашей экономики, зацикленности на традиционных видах деятельности. В добавленной стоимости промышленности 28,2% приходится на добычу топлива, 9,1 — на производство металлов, 6,3 — на выпуск продуктов питания, алкоголя и табака. В то же время вес автопрома составляет 1,7%, транспортных средств — 2,1, электромашиностроения — 1,5, остальных машин и технологического оборудования — 4,3%. Диверсификация внешней торговли — еще ниже. Такая структура обусловливает не только недостаточную для нас, как страны догоняющего развития, динамику производства, но и чрезмерно высокую волатильность условий торговли и темпов экономического роста. Содержательно это понятно — некуда и некому переносить технологии, увеличивающие производительность труда, к ним восприимчива в основном обрабатывающая промышленность, а не добывающие отрасли.

Почему же плохая структура хозяйства не мешала показывать нам 6–7% роста в «тучную» восьмилетку 2000–2007 годов и почему маловероятен возврат к динамичной внутреннеориентированной модели роста теперь?

Дело в том, что в 2005–2008 годах проявились три фактора: восстановление инвестиций, которые до того стагнировали на близком к нулю уровне; приток валюты от быстрого роста экспортных цен, который дал импульс развитию торговли и прочим услугам; вовлечение новых контингентов занятых, включая и мигрантов, в связи с быстрым ростом зарплаты, ну и, конечно, с наличием самих этих незадействованных ресурсов.

На перспективу действие всех этих факторов не просматривается, во всяком случае, с той интенсивностью, какая была в 2005–2008 годах.         

График 1

После достижения к концу 2011 года докризисных объемов ВВП поквартальные темпы его прироста демонстрируют тенденцию к снижению

График 2

В октябре-ноябре 2012 года промышленный выпуск "клюнул" вниз, однако, это может быть лишь эффектом "хвоста", связанным с особенностями статистической обработки ряда данных

График 3

Промышленные отрасли-лидеры и аутсайдеры роста в 2012 году

График 4

Рынок труда сегодня характеризуется минимальной безработицей и быстрым ростом реальной зарплаты

График 5

Инвестиции в основной капитал после кризиса демонстрируют ступенчатый рост. Во втором полугодии 2012 года наблюдается инвестиционная пауза

График 6

В четвертом квартале 2012 года инфляция начала снижаться, тогда как официальный индикатор роста цен "к соответствующему месяцу предыдущего года" пока не фиксирует разворот тренда