Очередная профанация — «Практика»

Очередная профанация — «Практика»

Какая мысль приходит взрослому человеку, а также подростку, когда он слышит слово «практика»? При слове «практика» человек думает о практической деятельности в той или иной профессиональной сфере. Например, «практика иностранного языка» предполагает применение знаний языка на практике, т.е. в общении на профессиональном поприще, будь то работа переводчика или, скажем, какие-то встречи с носителями языка или с преподавателями-иностранцами. Что называют словом «практика» в наших государственных школах? Этим словом называют генеральную уборку школы: помывку стен, драенье полов, покраску обшарпанных дверей, заборов и т.д. Раньше это называли трудовым воспитанием, приобщением детей к трудовой деятельности на благо школы. Теперь трудовое воспитание в нашей стране не в почёте, поэтому такое понятие изъяли из употребления. А драить школу кому-то же надо! Желательно забесплатно, без расходов средств, заложенных на все эти работы. Вот и назвали это милым словом «практика».

Я ничего не имею против трудовой деятельности учащихся по облагораживанию школы. Я ничего не имею против того, чтобы дети научились держать веник, тряпку и совок в руках, ухаживать за комнатными растениями или клумбами, чтобы они при этом приобретали понимание того, что убирать за кем-то грязь — это тяжелый труд, чтобы в другой раз они поколебались при желании намалевать что-нибудь на стенах и партах или плюнуть жвачку на пол. Я только за. Но нельзя это называть практикой, потому что практикой это не является. Это первое.

Второе: как это организуется администрацией школы и классными руководителями. Рассказываю, как это происходит на деле. Когда я училась и у нас была такая практика, мы работали под началом нашего классного руководителя. Теперь не так, классный руководитель занимается своими делами, а уборку с детьми проводят другие учителя, даже не ведущие у них уроки. Нас, учителей, поставленных на практику (у всех, как я уже писала, очень разная эта «практика»), никто не проинструктировал что-где-как делать. На ходу нас раскидывали по кабинетам, лестницам, коридорам: тебе кабинет номер два, тебе чёрная лестница, тебе раздевалка и т.д. Дети приходили на практику, также имея смутное представление о том, что надо делать: классные руководители не разъяснили детям ни смысл данной деятельности, ни этапы работы, ни подготовку к ней (принести необходимые принадлежности: тряпки, губки, моющие средства, перчатки, респираторы, если будет осуществляться покраска). Стадо детей собирают в накопителе, на ходу делят на группы и отправляют к завхозу за тряпками, вёдрами, средствами, швабрами… Находящегося в арсенале у завхоза на всех (конечно!) не хватает. Что делать — учитель бежит в ближайший хозяйственный магазин или отправляет кого-то из детей. При этом не все из учителей, не говоря о детях, знают, какую грязь каким средством надо отмывать. Получалось, например, и так, что от порошка грязь только размазывалась большим пятном, но не смывалась. Т.е. организации никакой, просто никакой, совершенно никакой. А надо было предварительно собрать назначенных на практику учителей и чётко их проконсультировать, что и как делать. Потом эти учителя должны были провести подобное предварительное собрание с учениками со всеми необходимыми, ясными, подробными разъяснениями. А в этом бардаке: если это учитель добросовестный, то детям повезло, им всё будет объяснено, им будет оказана помощь, за ними будет осуществлён должный контроль, их похвалят и поблагодарят за усердный труд, и дети с приятным чувством выполнения полезного труда пойдут домой. Но таких учителей раз-два и обчёлся. Если же дети попадают в руки среднестатистической училки-формалистки — их гонят, отдают команду, бросают без присмотра, приходят формально принять выполненное задание и ставят 5 в дневник. Подросток, лениво проведший тряпкой ровно два раза по перилам лестницы, не отмывший ни единого пятнышка, ни промывший как следует пол (только грязь развёл), — учится труду, труду на пользу общества! А на самом деле — и это все здравомыслящие люди прекрасно понимают — он учится тому, что можно ничего не делать, просто тупо отбыть установленное время и поскорее свалить с места ненавистной обязаловки, причём с пятёркой в дневнике! А те, кто старались и трудились, — те получаются лохи лохами, потому как большей оценки, чем тот, кто не работал, они всё равно не получат!

Мне однажды достался такой подросток, который ничего не хотел делать, разговаривал со мной, повернувшись ко мне исключительно спиной, лениво размазывал грязь по стене (зрелище ещё то). Я пыталась с ним по-нормальному разговаривать, но он только что-то недовольно мычал, а на мои вопросы вообще просто не отвечал (и послал бы матом, да нельзя всё же, пока в школярах-то). Тогда я ему сказала, что если он не будет разговаривать, повернувшись ко мне лицом, а не спиной, если он не будет отвечать на мои вопросы, если он не будет прислушиваться к моим рекомендациям и прилагать хоть минимальные усилия (а ту многолетнюю грязь, которая нам с ним досталась в спортивной раздевалке было практически невозможно отмыть), то я ему поставлю два. На него это немного подействовало. Потом я решила приобщить его к работе собственным примером, начала драить стены вместе с ним, хотя, заметьте, подавляющее число учителей не работали вместе с детьми, только ходили, раздавали команды и попивали кофеёк. Я так не могу. Вот мы с ним начали драить, я ему показывала, как надо это делать, он смотрел, сравнивал мой результат со своим: там, где мыла я, становилось чисто, там, где мыл он, чисто не становилось, и тогда он принимался мыть второй раз уже с учётом моих советов, и т.д. Наконец, результат не заставил себя ждать. Пока мы так работали, слово за слово, он и говорит:

— Не хочу этим заниматься: это не практика, практика — это по профессии.

Я ему объясняю, что это не профессиональная практика, а трудовая, а про себя думаю: «А ведь он прав!».

А тот добавляет:

— Я лучше найму человека, заплачу пять тысяч, чтобы он здесь всё вымыл.

Я спрашиваю:

— А пять тысяч откуда возьмёшь, заработал?

Он отвечает:

— Да, я зарабатываю.

— Где же ты зарабатываешь в 8 классе?

— Я играю в пейнтбол, являюсь участником команды, мы ездим по миру, принимаем участие в соревнованиях, мне платят 25 тысяч в месяц. «Неплохо, — думаю я, — за игру в стрелялки, в войнушку, получаешь больше, чем я, специалист с высшим образованием, с двумя иностранными языками!»

В двух словах о том, как я вообще узнала об этой практике, и что я в ней задействована. Конец мая, планёрка, на планёрке назначается день педсовета по итогам года. Наступает день педсовета, я прихожу в школу, собираюсь идти на педсовет. Вдруг ко мне подлетают с выражением озабоченности на лицах:

— Эй, ты где ходишь? У тебя же практика!

— Какая практика?

— Уборка.

— Как уборка, а педсовет?!

— На педсовет не пойдёшь, ты на практике, срочно иди туда-то, туда-то. Вот приказ, распишись. Я в белом жакете, в туфельках на каблуках шла на педсовет, а попала на генеральную уборку с грязными вёдрами, такими же грязными казенными тряпками, в куче пыли, потому что мне достался один из кабинетов, который вообще в течение года не убирали. Первые несколько дней практика шла почти бодрячком: носили книги, подкручивали стулья и парты, мыли лестницы, красили двери. Потом организаторы всего этого подустали. Работы вроде ещё полно, но они почему-то не знают, чем детей занять. Дети тоже устали несколько дней подряд мыть, таскать, драить химическими моющими средствами, без перчаток, у некоторых кожа пострадала. Но детей не отпускают на волю, дети толпятся в актовом зале, кто-то хочет спать, мается, кто-то уже бесится. При этом дети видят, что взрослые сами не знают, что делать. Дети начинают вреднюкаться, канючить, баловаться.

Итак, вернёмся к педагогической цели данной практики — воспитание умения трудиться на благо школы. А какой результат: детей тошнит от трудовой деятельности, они поняли, что никому это особо и не надо, значит, всё это туфта, очередной «отстой», как они говорят. Они соответственно проводят связь с тем, что общественный труд вообще — это фигня, бред, отстой. Воспитательная цель не то что не достигнута, а достигнута прямо противоположная цель — воспитание нелюбви к общественному труду, воспитание желания отлынивать от подобной работы, и именно с этим желанием дети выйдут из школы и пойдут жить и работать где-нибудь. При любой необходимости общественного труда, будь то уборка или ещё что-либо, у них автоматически будет срабатывать воспитанное школой желание откреститься, свалить её на кого-нибудь, не участвовать в этом. Такие воспитанные школой люди не захотят принимать участие в субботниках по облагораживанию ни территории перед их домом, ни детских площадок во дворе дома, где будут играть уже их дети, они не позаботятся убрать мусор, в том числе стёкла от битых бутылок в прибрежной зоне, у речки или пруда, где они будут загорать в кучах мусора с летающими над мусором мухами, и где их дети будут строить домики из пустых бутылок и куличики из песка, вперемешку с окурками, плескаться на бережку и резать ноги теми стёклами, которыми завалено всё вокруг. У нас везде, куда ни пойдёшь, куда ни глянешь — мусор, мусор, мусор. Складывается одно впечатление, что это страна людей, которые только жрут и гадят тут же, под себя, не поднимая задниц. И это люди, воспитанные уже не советской системой образования, а современной школой и законами-обычаями нашего современного общества. Люди, выросшие в советское время, — это как раз те, которые ходят и ещё подбирают мусор за молодым поколением (до 40 лет).

Я как-то на отдыхе взяла платную экскурсию на катере от Лазаревского до Сочи. С нами ехало много людей с детьми. Так вот, их дети всё время что-то ели: то чипсы, то мороженое, то пили газировку — ели без остановки, бегая в бар и тряся там выклянченными у родителей денежными бумажками. А фантики, пакетики и другую упаковку просто бросали за борт — в лазурное море. Пока мы плыли, а плыли мы с добрый километр или даже больше от берега, — я видела столько мусора, проплывающего мимо нас, плавающего всюду в воде вокруг катера!!! У меня прямо сердце сжалось от этой вырожденческой картины. Я сделала замечание одному ребёнку, чтобы он больше не бросал мусор в море. Так меня чуть не заклевали его родичи. «Своих рожай и воспитывай, а к моему ребёнку не лезь!» и т.п.

Моя подруга, молодая мама, начинает выходить со своим годовалым сынишкой на детские площадки, и какую картину она там наблюдает, в Москве-то? Мамаши сидят с детьми на площадке, пьют пиво и дешёвые алкогольные коктейли, курят тут же рядом со своими и чужими детьми и окурки тут же на площадке бросают. Их малолетние дети только и делают, что постоянно дерутся из-за игрушек, а мамаши каждая своего выгораживает. Почти все дети в их районе (м. Молодёжная) с малых лет матерятся. Подруга моя не знает, как будет расти её сын, с кем ему там общаться, — она не хочет, чтобы он матерился, курил, пил и гадил, как все вокруг. Какая связь всего этого со школой? Школу отстранили от процесса воспитания детей, школу превратили в структуру, тупо натаскивающую по предметам. Многие из родителей, живущие там, где провозглашены ценности «греби под себя и чихай на всех», — являются абсолютно бескультурными, опустившимися, аморальными людьми. И что мы слышим из уст чиновников от образования, учителей, общественных деятелей: виновата семья, семья должна воспитывать своих детей, прививать им культуру, а не школа, не общество, которые теперь ни при чём, им теперь не до такой «ерунды», когда нужно бабульки успевать строгать. Только как же такие родители могут воспитать своих детей, если сами они бескультурные, матюгающиеся, харкающие, пьющие люди?! Не все родители такие, но их очень много. И они постоянный, наглядный пример для других детей. Дети же из воспитанных семей тесно общаются в школе с бескультурными, огрубевшими детьми, воспитанием которых не занимаются ни родители, ни учителя, т.е. никто. И закономерность такова, что зачастую не невоспитанные дети берут пример с культурных детей, а, наоборот, воспитанные дети учатся у невоспитанных похабному, асоциальному поведению, пофигистскому отношению к жизни. Почему? Во-первых, потому что количественное соотношение не в пользу редких нормальных родителей (живущих не в рвачестве добывания сомнительных благ или в цинизме своего батраческого, бесправного положения на услужении первых). Потому и воспитанных детей гораздо меньше, чем бескультурных. И, во-вторых, падать вниз, деградировать всегда легче, чем подниматься с колен из своего быдляческого четвероногого положения, чем совершенствоваться. Детям нужна в этом помощь, поддержка — как это сейчас происходит во многих европейских школах. Там, как я написала в отдельной главе, огромное внимание и время отводится воспитанию положительного общественного поведения. Они проводят специальные занятия, семинары, и с участием родителей, и мн.др. А наши дети деградируют только потому, что их окружают и воспитывают деградированные безответственные взрослые.