Почему вообще начался Атомный проект?

Почему вообще начался Атомный проект?

Если откровенно, то весь нынешний мир произрастает из величайшего научно-технического проекта: атомного. Из него вырос затем космический мегапроект, и благодаря сим прародителям сегодня мы имеем и микроэлектронику, и спутники связи, и сотовую телефонию, и бытовую электронику, и миниатюрные, но мощные компьютеры. Да буквально все!

Становясь все старше, я все сильнее удивляюсь тому, как ученым удалось убедить американские власти вложить огромные средства в проект создания атомного оружия. Вот это — настоящее чудо! Просто какая-то сага о Великой Инновации.

Если быть вовсе откровенными, то атомной физике несказанно повезло в том, что к власти в 1933-м пришел Гитлер — а европейские ученые испугались, будто фюрер повел работы по созданию атомной бомбы. Однако на первых порах эти страхи не воспринимались сильными мира сего всерьез. Идею начала работы над атомным оружием американскому правительству пробовали подать еще весной 1939 года. 17 марта знаменитый (в дальнейшем) итальянский физик-атомщик Энрико Ферми битый час пытался втолковать начальнику Технического управления ВМС США адмиралу Хуперу огромное значение ядерных исследований для будущего и страны, и мира. Но адмирал слушал невнимательно — и Ферми больше не приглашали. Никто не принял всерьез ученого-чудака, беженца из фашистской Италии, не имевшего на тот момент американского гражданства.

Ученый говорил об уране. А уран буквально вчера считался бесполезным металлом. Советский историк науки Сергей Венецкий в книге «Рассказы о металлах» (1970 г.) приводит статью из английской технической энциклопедии 1934 года: «Элементарный уран практического применения не имеет».

Спусковым крючком атомной паники среди самых умных и дальновидных людей послужили несколько статей в научном журнале «Нейчур» накануне начала войны в Европе.

11 февраля 1939 года немецкие физики Отто Фриш и Лиза Мейтнер опубликовали итоги своих экспериментов с ураном, показывавшие: деление ядер идет, тепло выделяется. 18 февраля Фриш снова выдает статью об экспериментах по делению ядра. Фриша и Мейтнер поддерживает такой авторитет в ядерной физике, как Нильс Бор, опубликовав свою статью в «Нейчур» 25 февраля. Но к тому времени о волнующих опытах по расщеплению ядра подхватила массовая пресса.

Наступила весна. Гитлер уже занял остатки Чехословакии и еще только приступал к подготовке вторжения в Польшу, как 19 марта 1939 г. французские физики Фредерик Жолио-Кюри, Ханс фон Хальбан и Лев Коварский опубликовали в «Nature» статью, где привели все материалы, доказывавшие возможность цепной реакции урана. 22 апреля 1939-го они обнародовали вторую статью, где назвали точное число нейтронов, выделяемых на каждом этапе цепной реакции. Именно это вызвало волну статей в обычных газетах, которые затрубили о том, что вот-вот будет создана Супербомба. (Джим Бэггот. «Первая война физиков: тайная история атомной бомбы. 1939–1949» — Москва, «Эксмо», 2011 г., с. 35).

Конечно, в первую очередь заговорили о том, что атомную бомбу может создать Германия. Слишком уж футуристическим, технократическим и дерзким казался национал-социалистический режим. К тому же, в Германии ученые весной 1939-го был создан «Урановый союз» из физиков-атомников и проект по изучению свойств урана под руководством Курта Дибнера — под эгидой военных. Но в Америке никто и не думал чесаться.

«…Вашингтонские деятели, пораженные бюрократическим склерозом, наши фантастической саму идею использования энергии невидимого глазу атома в военных целях…», — написал знаменитый советский историк Н. Н. Яковлев («Франклин Рузвельт. Человек и политик. Новое прочтение» — Москва, «Международные отношения», 1981 г., с.260).

Мы-то теперь знаем, что гитлеровцы всерьез атомным оружием не занимались, в постройке первого экспериментального реактора на три года отстали от американцев. Атомная энергия тогда имела все шансы так и остаться неосуществленной мечтой еще на долгие десятилетия, повторив нынешнюю судьбу, например, энергоинверсии Ощепкова. Но, что случилось потом, в 1939-м, можно назвать только одним словом — чудо. И если Гитлер стал его невольным «соавтором», то два других государственных мужа, Черчилль и Рузвельт — вполне сознательными.

Однако все было не так просто, как кажется нынче.

Военные конца 1930-х годов воспринимали физиков-ядерщиков с их идеей атомной бомбы примерно так же, как и легион параноиков, осаждавших военное ведомство со своими безумными изобретениями. Шарлатанов и сумасшедших и в те времена хватало. Кто-то сулил поджигать в небе тучи угольной пыли, уничтожая таким образом эскадрильи вражеских бомбардировщиков. А кто-то — и таинственные «лучи смерти».

«Поседевшие на службе старшие офицеры, вынужденные по указаниям сверху вести беседы с учеными, ясно давали понять им, что чувствуют к ним не больше уважения, чем к многочисленным «сумасшедшим изобретателям», грозившим задушить армию и флот проектами всевозможных невероятных видов оружия. «Только на днях, — рассказывал американский офицер группе ученых-атомников во время одного из таких собеседований, — один тип тоже прислал мне какой-то генератор лучей смерти. Я испробовал эту штуку на нашем полковом козле. И что бы вы думали! Скотина живет себе как ни в чем не бывало!» (Р.Юнг. «Ярче тысячи солнц» — Москва, Государственное издательство литературы в области атомной науки и техники, 1961 г., с. 94).

Дело в том, что принцип цепной реакции (ключевой для создания ядерного оружия и ядерного реактора) был доказан и принят физиками только в 1939 году. Он просто еще не успел проникнуть в массовое сознание: оно все-таки инерционно.

Параллельно с попытками расшевелить американские власти физики пробовали сделать это и во Франции. Знаменитый Жолио-Кюри, посетив министра вооружений Рауля Дотри, рассказал тому о возможностях атомного оружия. Дотри все понял и даже упрекнул ученого в том, что тот не пришел к нему раньше. Министр к марту 1940 г. успел завезти во Францию и запасы тяжелой воды из Норвегии, и оксид урана. Но … Гитлер в мае-июне 1940 г. молниеносно разгромил французов, тяжелую воду едва успели вывезти в Англию. Англичане, напуганные натиском Гитлера и его нетривиальной стратегией, в возможность создания атомной бомбы поверили.

Британский премьер, Уинстон Черчилль был не только политиком, но и талантливым писателем с живым и ярким воображением. Именно поэтому он оказался очень восприимчивым к инновациями и «бредовым идеям». В Первую Мировую, напомним, именно он протолкнул строительство танков. А когда загрохотала война с Гитлером, Черчиллю, ставшему морским министром, не давала покоя мысль о том, что немцы могут применить атомное оружие. Уже 5 августа 1939 г. он теребил министра авиации Кингсли Вуда: «Умоляю сообщить, какова вероятность того, что атомные бомбы посыплются на Лондон?» То есть, в отличие от тьмы бюрократов и специалистов, Черчилль воспринимал перспективы овладения ядерным оружием вполне серьезно. Сэр Уинстон, будучи таким же хулиганом в душе, как и президент США Рузвельт, еще в Первую мировую показал себя охотником до научно-технических прорывов. Поэтому Черчилль в 1939-м идею ядерной бомбы схватил буквально на лету. Тем более, что его летом 1939-го просветил оксфордский физик Фредерик Линдеман, к коему сэр Уинстон обратился за советом. Линдеман уже в тридцать девятом был уверен, что создание атомного боеприпаса — дело нескольких лет. (В СССР экспериментальное подтверждение деления урана к 10 апреля 1939 г. получили Флеров и Русинов — по поручению Игоря Курчатова. Эксперимент велся на станции метро «Динамо». То есть, и Сталин получил сигнал).

С 11 сентября 1939-го Черчилль состоял в тайной переписке с президентом США Франклином Делано Рузвельтом, а также использовал свое доверенное лицо — канадского мультимиллионера Стефенсона, который тесно контактировал с советником Рузвельта, нью-йоркским банкиром Саксом.

И вот тут началось совершаться чудо. События стали развиваться в параллель. С одной стороны, Сакса насчет атомной бомбы «накрутили» Черчилль и Стефенсон. С другой стороны, Ферми, потерпев неудачу в попытке достучаться до властей США самостоятельно, привлек к делу такую «раскрученную» фигуру, как Альберт Эйнштейн. Последний снесся с Саксом, написал письмо президенту Рузвельту. Вернее, писал послание в августе 1939 г. физик Лео Сциллард, венгерский еврей, а Эйнштейн лишь подписал его. Самому письму «приделал ноги» именно президентский советник по экономике, финансист Александр Сакс и его финансовая группа «Леман Бразерс».

Рузвельт принял умного еврея Сакса 11 октября 1939 года. Причем сначала президент США слушал финансиста крайне невнимательно и рассеянно, а подчас и недоверчиво. Устало сказал, что все это, мол, очень интересно, но на данной стадии вмешательство правительства явно преждевременно. Сакс был обескуражен. Но Рузвельт все-таки пригласил его позавтракать с ним на следующий день.

Сакс провел бессонную ночь. Выходил из отеля и гулял по парку. Он думал: какими словами убедить президента США в том, что его правительство должно вложить огромные деньги в «бредовую затею»? Чтобы представить себе всю тяжесть задачи (убедить американского правителя в 1939 г. вложить бешеные деньги в затею с совершенно неопределенным результатом), представьте себе, что вам предстоит попытка уговорить президента РФ вложить миллиардов этак тридцать долларов в проект создания, к примеру, фотонного звездолета или машины времени. Вот и Сакс думал, как сделать так, чтобы Рузвельт поверил в возможность создания одной бомбы, по мощности разной десяткам тысяч тонн тротила. Ведь овладение атомной энергией в 1939 г. было радикальнейшей из инноваций, Инновацией с большой буквы.

Под утро Сакса осенило.

За завтраком Рузвельт попросил изложить идею на словах — и как можно короче. И тогда Сакс рассказал историю о том, что когда-то к Наполеону явился молодой американский изобретатель Роберт Фултон и показал ему проект парохода. Янки предложил императору построить паровой флот, который обесценит огромное превосходство англичан в парусных кораблях. С помощью пароходов Фултон предложил высадить наполеоновские дивизии в Британии — и быстро ее завоевать. Но Наполеону идея показалось столь дикой, что он выпроводил американца прочь.

— Прояви тогда Наполеон больше воображения и сдержанности, история девятнадцатого столетия могла бы развиваться совершенно иначе! — завершил свою энергичную речь банкир.

Что было дальше, рассказывают по-разному. Одни говорят, будто Рузвельт по-прежнему был недоверчив, да так, что Сакс возмутился и заявил, что приехал в Вашингтон за свой счет — и потому президент должен выслушать его повнимательнее. Рузвельт согласился — и Сакс сообщил о возможных работах гитлеровских физиков, подкрепив свой рассказ вручением письма Эйнштейна.

Есть и другая версия: выслушав речь Сакса, Рузвельт на несколько минут погрузился в глубокое раздумье, не произнося ни слова. Потом что-то начертал на клочке бумаги — и передал его слуге. Тот ушел — и вернулся с бутылкой французского коньяку наполеоновских времен. Сохраняя торжественное спокойствие, Рузвельт чокнулся бокалом с бокалом Сакса. Они выпили и президент США произнес:

— Алекс, вы хотите иметь уверенность в том, что нацисты не надуют нас?

— Совершенно верно! — кивнул в ответ Сакс.

Тотчас после этого Франклин Делано Рузвельт (ФДР) вызвал личного адъютанта, генерала Уотсона и поручил ему связать Сакса с нужными людьми в министерствах и ведомствах. Он произнес тогда слова, ставшие потом притчей во языцех:

— Па, это требует действий!

В этот момент Рузвельт, сам в тот момент того не зная, совершил самый рискованный инновационный шаг, который, как окажется впоследствии, коренным образом изменил историю ХХ столетия. И который придал буквально реактивное ускорение промышленно-технологическому развитию Соединенных Штатов.

И вот что еще примечательно, читатель: президент Америки решил вложить огромные государственные деньги в высокорисковый венчурный проект. А это в корне противоречит рыночно-либеральной, капиталистической логике! Она, господствуя сегодня, говорит: государство не должно рисковать своими средствами. Пусть рискует частный бизнес. И ели у него что-то получится — государство может инвестировать в инновацию. Казенные деньги, согласно нынешним представлениям, нужно вкладывать лишь в «верное дело». Нужно ли говорить, что с такой философией атомное оружие НИКОГДА не появилось бы на свет. И именно благодаря грубому нарушению рыночной логики, благодаря триумфу разума и воли над голым коммерческим расчетом великому Рузвельту удалось двинуть США к вершинам глобального могущества, ввести их в новую научно-техническую эру![1]

Данный текст является ознакомительным фрагментом.