Даже я в мои неполные тридцать лет помню время, когда в театрах было пусто. В самых звездных, самых крутых. Даже в «Ленкоме» - хорошо, пускай не пусто, но прийти в любой вечер и спокойно купить билеты на спектакль не составляло проблемы. А то и получить бесплатный входной без особых на то оснований- просто потому, что актерам неприятно играть в совсем пустом зале. Тем, кто младше меня лет на десять, такое, наверное, трудно себе представить - по крайней мере, если речь идет о Москве. Аншлаги, конечно, и сегодня явление не повсеместное - далеко не в каждом театре и не на любом спектакле публика висит на люстре, - однако зрителей в зале всегда больше, чем актеров на сцене. Даже в самых захудалых «стационарах» вроде Театра на Малой Бронной, только что пережившего очередную смену руководства (помимо продержавшегося всего один сезон худрука Леонида Трушкина в отставку ушел и одиозный, полумифический Илья Коган, вроде бы гнобивший еще Эфроса). А ведь сравнительно недавно, каких-нибудь десять-пятнадцать лет назад, в самых преуспевающих ныне театральных заведениях запирали балконы и предлагали занимать места поближе к сцене - отнюдь не «согласно купленным билетам».

Более того, в мои неполные тридцать я помню и время, предшествовавшее описанному выше. Когда, наоборот, в театр бежали чуть ли не за откровением, за новыми истинами. Когда, скажем, пьесу Людмилы Разумовской «Дорогая Елена Сергеевна» играли в каждом городе страны при постоянных аншлагах. Тогда же возникали и гремели новые театральные имена - в режиссуре (Клим) и драматургии (Шипенко). Отгремели. Театр, пережив безвременье, вернул себе зрителя. Правда, теперь этот зритель идет либо на совсем новых звезд, либо на тех, кто вроде бы не должен испортить борозды. Словом, у театра со зрителем в общем и целом полный порядок. А у зрителя с театром?

Я смотрю 100-150 спектаклей в год. Разумеется, средний московский театрал видит меньше - но несколько десятков постановок за сезон все же удостаиваются его внимания, благо есть из чего выбрать. Серебренников, Чусова, Алдонин, Карбаускис, Черняков не спят, работают, выпускают по нескольку постановок в год, и в репертуарных театрах, и в антрепризах. Мирзоев и другие режиссеры его поколения стараются не отставать. Мэтры, как им и положено, держат темп помедленнее, но с дистанции не сходят. А про антрепризы и говорить нечего: десятки, если не сотни названий. Чуть артист засветился в популярном сериале - пожалуйте на сцену. И комедию подберут; на всех, правда, пьес не хватает, но это ничего, можно одну и ту же выпускать под разными названиями и в разных версиях.

В начале 90-х, к очередной годовщине Александра Островского, журнал «Театр» предпринял исследование, в котором пытался составить хит-парад самых востребованных репертуаром драматургов. Юбиляр оказался на третьем месте, уступив Александру Галину и Рацеру с Константиновым. Тогда казалось забавным, что классика опередили современники, причем (как, опять же, представлялось тогдашним старорежимным критикам) не самого высокого пошиба. Теперь и «Театр» в прежнем виде не существует, и критики старой закалки отправлены на заслуженный отдых подальше от актуального театрального процесса, и драматурги в почете совсем иные. Лидерами театрального хит-парада в минувшем сезоне стали Мартин Макдонах и Рэй Куни. Казалось бы, что между ними общего? Между Островским и Галиным, как видно сейчас, общего было не так уж мало. А вот между ирландцем, живописующим по большей части беспросветные провинциальные будни, и автором коммерческих комедий положений - у них-то что? Но и на того, и на другого находятся покупатели. Тот и другой идут в одних и тех же театрах, в пьесах играют одни и те же хорошие актеры из «Сатирикона» и Художественного. То есть граница между театром «развлекательным» и театром «серьезным» проходит не здесь, не между пьесами, не между театрами, не между артистами. Но где же тогда? Да полно, существует ли теперь вообще эта граница, если даже определение «серьезный» по отношению к любому театральному проекту теперь невозможно писать без предполагающих иронию кавычек?

Совершенно непонятно, зачем все-таки наш современник ходит в театр. Есть же много других, гораздо менее утомительных способов провести время - где ты не связан по рукам и ногам продолжительностью действия и необходимостью сидеть на одном, часто неудобном месте (в том же сверхпопулярном «Ленкоме» расстояния между рядами в партере рассчитаны на коротконогих карликов). Но ведь и не за новыми переживаниями, не за открытиями, не за, прости Господи, откровением: ведь ничего такого наш театр публике давно не предлагает. Медийные лица в нехитрых комедиях - или, наоборот, зубодробительно чернушных драмах, выбор всегда имеется. Сцены крошечные, подвальные - или огромные, с незамазанными серпом-молотом, пожалуйста. Люди работают, ставят, играют старательно, на совесть. Но чтобы что-то удивило, перевернуло сознание - ведь такого нет. Или, может, просто не везет. Может, мало смотрю - или все не то.

Впрочем, недавно мне повезло - и не только мне. В рамках нынешнего Чеховского фестиваля (программа которого в целом вызывала сильное недоумение) в Москву привезли четыре работы канадца Робера Лепажа. «На месте наших режиссеров я бы после ЭТОГО повесилась», - сказала одна вполне благополучная и популярная актриса своей приятельнице, актрисе не менее благополучной и популярной, выйдя со спектакля «Проект “Андерсен”». Всякий труд, конечно, почетен - но после Лепажа вдруг как-то одинаково неудобно стало смотреть и на антрепризные откровения Людмилы Гурченко, в очередной раз спродюсировавшей под себя постановку современной пьесы («Похищение Сабинянова» Петра Гладилина шокирует даже тех, кто сумел оправиться от предыдущего «Случайного счастья милиционера Пешкина»), и на «репертуарные» потуги Владимира Агеева в «Современнике» (символистская драма Метерлинка «Мален» волей режиссера должна была превратиться в мистический триллер, но не потянула даже на детсадовскую страшилку). А ведь ничего особенного канадский гений не продемонстрировал - простые человеческие истории, выводящие на разговор о незримых взаимосвязях, пронизывающих Вселенную. Да, со сдержанным использованием видеопроекции, пиротехники, элементов кукольного театра, а в двух лучших постановках - «Обратной стороне Луны» и «Проекте “Андерсен”» - еще и обходясь силами одного актера. Вроде бы всего этого в Москве и без него всегда было выше крыши - фейерверки, видеопроекции (для «Америки…» Нины Чусовой в «Современнике» на спонсорские деньги выстроили целую стену из мониторов - жаль, зря, спектакль не продержался и года). Все стараются «по науке» и «модно», как в лучших домах, «как в цивилизованном мире». А результат - как в басне Крылова.

Так вот, кто про что, а я, извините, про удивление, про открытия. За которыми в театр только и стоит ходить, потому что комфортно и весело обычно бывает в других местах. Можно смотреть полторы сотни спектаклей в год - а можно, теоретически, и триста с лишним. Но из моего уже многолетнего театрального опыта вспоминаются единичные примеры, когда увиденное на сцене по-настоящему потрясло: невероятный «Эквус» Шеффера, увиденный мной в юности, несколько лет спустя - «Чайка» Захарова и почти тогда же - «К. И. из “Преступления”» Гинкаса; потом «Отелло» Някрошюса и некоторые работы Фоменко, теперь Лепаж.

Но что Лепаж - приехал и уехал, как горьковский лукавый старец, поманил куда-то, а дорогу не указал; до начала следующего театрального года есть пара месяцев, чтобы прийти в себя и привести в порядок волнующие впечатления. К следующему сезону готовят свои новые постановки режиссеры первой обоймы - Серебренников-Чусова-Черняков; даст Бог, и Карбаускис не отстанет, а там поспеют и Гинкас с Захаровым, взявшие в минувшем году тайм-аут. Анатолий Васильев, быть может, сменит на милость свой гнев на власти за то, что отняли у него площадку, которую он, на их взгляд, недостаточно эффективно использовал. Освободившийся от «бронного» бремени Трушкин вернется в родной Театр Антона Чехова и поставит там что-нибудь - вряд ли Чехова, скорее комедию какую-нибудь, с Хазановым в главной роли. И будут премьеры, премьеры - хоть каждый день в театр ходи, десятой доли всего не посмотришь. И снова забурлит московский театральный процесс. Как говорил герой покойного Анатолия Папанова в знаменитом «Гнезде глухаря» покойного Валентина Плучека, «живем мы хорошо».