* БЫЛОЕ * Мария Покровская Как я была городским врачом для бедных

* БЫЛОЕ *

Мария Покровская

Как я была городским врачом для бедных

Фрагменты воспоминаний

Мария Ивановна Покровская родилась в 1852 году в Пензенской губернии. Поначалу ее судьба не отличалась от судьбы множества провинциальных девочек из семей среднего достатка: домашнее образование, экзамен на право работы учительницей. Но после этого Мария Ивановна неожиданно для всей своей родни поступила на женские врачебные курсы. Закончив обучение, она стала работать земским врачом в Псковской губернии. Об этом периоде своей жизни она и рассказывает в воспоминаниях, которые мы предлагаем вашему вниманию. Именно во время работы земским врачом Мария Ивановна поняла, какую важную роль в профилактике заболеваний играют санитарные условия, в которых обитает человек. Со временем Покровская стала одним из наиболее выдающихся врачей-гигиенистов своего времени. Она была учредительницей и председательницей Женской прогрессивной партии, издавала журнал «Женский вестник» и входила в организационный комитет первого Всероссийского женского съезда (1908 г).

Текст печатается по изданию: Покровская М. И. Как я была городским врачом для бедных. СПб., 1908.

Вскоре по окончании женских врачебных курсов при Николаевском военном госпитале я послала в губернский город X. прошение об определении меня на место врача, заведующего городской амбулаторией. Ответ не замедлил прийти. Тамошний городской голова, Петр Иванович Назаров, написал мне очень любезное письмо, в котором приглашал меня приехать. Он говорил в нем, что до сих пор у них на городской службе не было женщин-врачей, но в земстве уже есть одна, и ею довольны. Он не сомневался, что при желании и я сумею приобрести сочувствие городских жителей и буду полезна бедному населению.

Получивши его письмо, я немедленно стала собираться и через несколько дней была уже в X.

«…» На другой день я отправилась в городскую думу, чтобы представиться начальству и узнать, когда я должна вступить в исполнение своих обязанностей. Там меня провели к Назарову в кабинет.

Это был невысокого роста блондин, средних лет, с очень серьезным лицом.

Узнавши, что я вновь назначенный врач, Назаров усадил меня в кресло возле своего стола и начал рассказывать про организацию медицинской помощи в X.

- У нас медицинская помощь бедному населению еще плохо развита, говорил он. - На весь город всего две городских амбулатории при больницах. В лекарствах большой недостаток. Дума скупится. Врачам приходится экономить и довольствоваться самыми дешевыми. Приемный покой, в котором вам придется работать, плохо устроен. Ваш предшественник был им очень недоволен.

- Скажите, пожалуйста, почему он ушел? - задала я довольно неуместный вопрос.

- Не поладил с населением. Жалоб на него много поступало за пренебрежение своими обязанностями, - не совсем охотно отвечал Назаров. - Городской врач, если хочет долго остаться на своем месте, должен уметь ладить со всеми. Он не сумел ужиться у нас, а вот в другой амбулатории врач Френкель у нас давно служит. Им довольны.

- У нас на городской службе, - продолжал он, - до сих пор не было ни одной женщины-врача. Вы - первая. Одно время здесь практиковала Ефимова, но получила приглашение в земство и уехала. Она прожила здесь месяца три. Практика у нее плохо шла. Население относилось к ней с недоверием. Ее опыт в нашем городе окончился неудачей. Но я все-таки решил попытаться пригласить женщину-врача на городскую службу. Я думаю, что в качестве пионерок женщины будут более усердными работницами, нежели мужчины.

«…» Назаров предложил мне съездить с ним посмотреть мой приемный покой. Я охотно согласилась, и мы отправились.

Амбулатория помещалась в том же доме, где и больница. Это было двухэтажное здание, низ каменный, верх деревянный. Войдя на двор через калитку, мы подошли к невысокой створчатой двери нижнего этажа. Она вела в довольно большие сени, в которых стояло несколько скамеек.

- Летом здесь у нас ожидают больные своей очереди, - сказал мне Назаров, указывая на них.

Затем мы прошли в самый приемный покой. Он состоял из двух комнат. Первая довольно большая, но не особенно светлая. Возле стен тут стояло также несколько скамеек. Здесь же помещался шкаф с медикаментами. Небольшой прилавок отгораживал его от остального помещения. Вторая комната была небольших размеров, тоже в одно окно. В ней стоял маленький столик, два стула и кушетка, покрытая клеенкой.

- Это ваша приемная, - сказал мне Назаров.

Нельзя сказать, что обе комнаты произвели на меня приятное впечатление. Все носило здесь отпечаток какого-то запустения. Неопрятный прилавок, грязный пол, давно не беленый потолок и закоптевшие стены глядели неприветливо. Шкаф с медикаментами был покрыт пылью, а разные бутылочки и баночки, стоявшие в нем, были закупорены грязными пробками или просто бумажками.

По- видимому, Назаров заметил, какое впечатление произвел на меня приемный покой.

- Вам здесь не нравится? - спросил он меня.

- Я хотела бы, чтобы здесь было опрятнее, - отвечала я.

Он посмотрел кругом.

- Посетители неопрятны, потому и помещение неопрятно, - сказал он. - Впрочем, от вас зависит завести здесь большую чистоту. У нас это время постоянно менялись врачи, потому главным распорядителем здесь был фельдшер.

- Вот он, - прервал Назаров себя. - Рекомендую, ваш помощник, Яков Семенович Стречков.

- Это наш новый врач, который здесь будет принимать амбулаторных больных, - продолжал он, обращаясь к фельдшеру.

Стречков был невысокого роста довольно толстенький человечек. Его заплывшие серые глазки с любопытством остановились на мне. Он низко поклонился сначала Назарову, потом мне. Я протянула ему руку, которую он почтительно пожал.

«…» С завтрашнего дня я должна была начинать свою самостоятельную работу. Мне теперь оставалось только запастись храбростью и благими намерениями. Я говорила себе, что буду относиться к больным с возможной добросовестностью и оказывать им медицинскую помощь сообразно с теми советами, которые нам давали профессора и которыми наполнены разные медицинские руководства, привезенные мною с собой.

На другой день в девятом часу утра я отправилась в свой приемный покой. На дворе больничного дома находилось несколько крестьянских телег, а на крылечке моей амбулатории стояло несколько мужчин и женщин из простонародья. Они с любопытством посмотрели на меня, но не поклонились, вероятно, не думая, что я врач, к которому им придется обращаться.

Войдя в первую комнату, я нашла там за прилавком фельдшера, которого обступили больные. Он что-то им говорил и махал руками, а они о чем-то его просили.

Заметя меня, он сказал: - Вот оне! - и бросился ко мне навстречу.

Он проводил меня в мою приемную и помог мне снять пальто.

- Я приказал вчера здесь пол вымыть, - обратил он мое внимание на чистый пол.

Пол был вымыт, но окно было грязное и на столе - слой пыли.

- Пожалуйста, нельзя ли стереть пыль со стола, - попросила я его.

- Сейчас, - сказал Стречков.

Он бросился стирать пыль полой своего пиджака.

- Зачем вы так! - невольно сказала я. - Взяли бы тряпку.

- Ничего-с, - отвечал он. - Прикажете посылать вам больных?

- Много сегодня пришло? - спросила я.

- Человек тридцать есть, - отвечал он. - Теперь распутица, много не бывает. Вот книга для записывания амбулаторных больных.

Он подал мне толстую тетрадь, залитую чернилами и закапанную маслом.

- Нельзя ли мне достать новую тетрадь? - нерешительно спросила я.

- Потрудитесь написать в управу требование, чтобы там дали бумаги. Я тогда сделаю новую тетрадь, - сказал Стречков, подавая мне печатаный бланк.

- Хорошо, я напишу требование после приема. Теперь посылайте ко мне больных поодиночке, - сказала я.

- Тот доктор, который был здесь до вас, для скорости впускал несколько человек зараз, - заметил Стречков.

- Нет, пускайте по одному, - отвечала я.

Он ушел. Начали входить больные. Прежде всех явился крестьянин. Его ввела ко мне жена. Он громко охал и жаловался на боль в боку. Признаки воспаления легких у него были так ясны, что я без затруднения поставила диагноз.

Больному, видимо, понравилось то внимание, с каким я его исследовала. Его жена с беспокойством смотрела на меня и допытывалась, какая у него болезнь. Когда я сказала ей, что у него воспаление легких, она начала просить дать ему получше лекарства.

- Четверо у нас детей. Малы еще. Помрет, что я с ними буду делать? - говорила она. - Ты дай ему самого лучшего лекарства. Поправится - я тебе к Пасхе десяток яичек принесу.

- Яиц мне не надо. Я и так ему дам хорошего лекарства, - говорила я, разыскивая у себя в тетрадке самое лучшее средство против воспаления легких, так как писать рецепт на память я не решалась, боялась ошибиться.

Я написала рецепт и послала ее взять лекарство у фельдшера. Она увела своего мужа, продолжая обещать мне, что если ему полегчает, то к Пасхе она принесет мне десяток яиц.

Затем вошла женщина, которая жаловалась на ломоту в коленях. Она сказала мне, что была здесь третьего дня и фельдшер дал ей лекарства.

Я разыскала в тетради ее имя и увидела, что фельдшер дал ей такого лекарства, которое признается самым лучшим при ревматизме. Тогда я исполнила ее просьбу и повторила его.

Мой прием подвигался очень медленно. Отсутствие опытности сильно сказывалось. Я долго исследовала больного, часто колебалась в определении болезни и в выборе лекарств. Мне хотелось непременно поставить самый верный диагноз и дать самое действительное лекарство. Через мою приемную прошла только половина явившихся больных, а я уже чувствовала себя очень утомленной. К концу приема мой мозг решительно отказывался служить. Я уже перестала тщательно исследовать больного, а посмотревши его поверхностно, давала ему лекарство, которое признавалось наиболее индифферентным.

Отпустивши последнего больного, я вышла к фельдшеру.

- Долго изволили принимать, - сказал он мне. - Доктор, который был здесь до вас, бывало в одиннадцать часов все кончит. А теперь уже два часа.

Я посмотрела на шкаф с лекарствами. Там по-вчерашнему виднелись грязные пробки, бумажки, пыль.

- Новых пробок у вас нет? Почему такими грязными лекарства затыкаете? - спросила я.

Фельдшер с недоумением взглянул на шкаф. Видимо, ему и в голову не приходило, что медикаменты можно было содержать в большем порядке и чистоте.

- У меня нет новых пробок, - отвечал он.

- Я напишу в управу, чтобы прислали бумагу и пробок. Туда надо за этим обращаться? - спросила я.

- Туда-с, - отвечал Стречков.

Я написала требование и передала ему.

- У вас все остальное есть? - спросила я.

- Все есть-с, - отвечал он и начал подавать мне пальто.

Я ушла, попросивши его привести в порядок шкаф.

Я вернулась домой страшно утомленной и в самом неприятном расположении духа. Вот она, та практическая деятельность, о которой мы так много мечтаем на школьной скамье и к которой так рвемся во время ученья! Что же она мне дает? Я надеялась принести много пользы своим пациентам и взамен получить огромное нравственное удовлетворение. Но едва ли я принесла настоящую пользу тем больным, которые ко мне сегодня обращались. Нравственного же удовлетворения я никакого не получила. Напротив, мною всецело овладело чувство недовольства собой, сознание, что сегодня я далеко не сделала того, что должна была сделать. По всей вероятности, многие болезни я определила неверно и дала не то лекарство, которое следует.

Я взяла книгу, желая найти в ней ответ на мучившие меня сомнения. Читая, я то убеждалась, что вот такой-то диагноз я поставила верно, то мне казалось, что я вовсе не узнала болезни. Это привело меня в совершенное уныние. Я бросила книгу, оделась и вышла на улицу.

Был прекрасный мартовский день. На небе не облачка. Солнце ярко светило. Кое-где оставался еще снег. На улице господствовала страшная грязь, что не особенно располагало к прогулке. Я скоро вернулась домой. Но солнце успело сделать свое. Я почувствовала себя значительно спокойнее, и веры в свои силы прибавилось.

«…» На другой день в амбулатории со мной повторилось вчерашнее. Опять то же сомнение и недоверие к своим знаниям. Опять к концу приема я была страшно утомлена и недовольна собой. На этот раз неприятное настроение духа усилилось еще тем, что некоторые вчерашние больные вновь явились ко мне, заявляя, что данное лекарство не помогло. Очевидно, они ожидали от меня чуда, а я его не совершила.

- Ты плохого лекарства вчера дала. Муж стонет, мечется. Ему совсем не полегчало, - говорила мне женщина, мужа которой, больного воспалением легких, я смотрела вчера в самом начале приема.