САНКТ-ПЕТЕРБУРГ. 28-го ЯНВАРЯ

САНКТ-ПЕТЕРБУРГ. 28-го ЯНВАРЯ

Московские старообрядцы ходатайствуют у правительства о дозволении им открыть у себя школы. Дело идет об учреждении школ исключительно для детей старообрядцев, родители которых находят неудобным вверять обучение своих детей учителям, назначаемым начальством, а хотят иметь учителями людей излюбленных и избранных к тому обществом.

«Московские ведомости», впервые заявившие об этом местном московском событии, обобщают этот факт с общим вопросом о раскольничьем образовании и, обсуждая этот вопрос с разных точек зрения, заключают свою статью предположением, что возникающий вследствие приведенного ходатайства москвичей вопрос всеконечно получит разрешение, которым удовлетворится скромное искательство старообрядцев. Мы с своей стороны также желали бы верить, что ведомство, от которого будет зависеть решение этого дела, не откажет московским старообрядцам в их нынешнем ходатайстве, а разрешением этого случая разрешен будет и вообще вопрос о раскольничьих школах. Но мы поостережемся, однако, предрешать результат, который ждет возникший интересный вопрос. Мы знаем, что и так называемый «дух времени», и скромность, и законность ходатайства, и характер отношений правительства к расколу, — все это дает право питать те надежды, которые выражены «Московскими ведомостями», но… мы помним, как вопрос этот поднимался в прежние годы… В 1862 и 1863 году дух времени был тот же, или, по крайней мере, почти тот же; заявленные тогда требования раскола были так же скромны и умеренны, как и нынешние, а правительство и тогда так же, как и ныне, было проникнуто характером веротерпимой мягкости, и… несмотря на все это, старообрядцы, просившие позволения учредить школы для своих детей, не получили этого дозволения.

Разрешение вопроса: быть или не быть в России отдельным старообрядческим школам? — не зависит от одного какого-нибудь правительственного ведомства, а зависит разом от трех: от ведомства просвещения, от администрации и от власти духовной, голос которой до сих пор в делах этого рода имел важное значение. Учебное ведомство никогда не вопияло против существования отдельных приходских школ для старообрядческих детей; напротив, даже очень многие люди этого ведомства отстаивали эти школы. Администраторы последнего времени тоже не высказывались против школ, а, напротив, и из них также очень многие говорили, что такие школы нужны, и за всем тем вопрос о школах все-таки претыкался перед дверьми последнего из трех ведомств.

Искание раскольниками школ возникает не впервые, и даже и в последнее время не москвичам первым принадлежит почин в ходатайстве открыть школу. Почин в этом деле гораздо раньше принадлежал рижанам и вообще старообрядцам северо-западных окраин России. Впрочем, не Рига и не Дерпт, о которых нечего и говорить, а села и приселки простирали свои «слезные прошения дозволить поучить детей грамоте, не смущая совести родительской веры»; люди учебного ведомства того края говорили, что надо это дозволить, администраторы склонились к тому же; два чиновника прибалтийского генерал-губернатора: граф Соллогуб и Шмидт, представили отдельные записки о необходимости отдельных школ для раскола; а заменивший князя Суворова генерал-губернатор барон Ливен сам писал министру народного просвещения, что отдельные школы, в которых дети старообрядцев могли бы учиться, не смешиваясь с православными, необходимы. Министр народного просвещения посылал в Остзейский край литератора, знакомого с бытом раскола и его литературою, и этот в отчете своем министру доказывал то же самое, именно, что отдельные школы для раскольничьих детей необходимы, и представил проект преподавания в этих школах; но… дальше этого дело опять не дошло.

Как и обо что постоянно спотыкался этот вопрос, столь важный для многочисленного старообрядческого населения России и вообще для всего экономического быта страны? Это составляет целую историю, сколько интересную, столько же и назидательную. Чтобы познакомить наших читателей с ходом этого дела, мы с сегодняшнего же нумера начинаем печатать в нашей газете документальное изложение событий, касающихся закрытия наилучшей из бывших раскольничьих школ со всеми печальными последствиями этого события, в ряду коих будут иметь место и несчастливые ходатайства старообрядцев о восстановлении их общественных школ, и соображения по этому делу различных лиц и ведомств. Представив читателям наглядную картину, как и через кого идет и должен идти снова этот вопрос, где и на чем он останавливается и с какого пункта идет в сторону, мы изложим тогда и наше мнение о школах, которые расколу столь необходимы и которых он так давно, так жалостно и так несчастливо просит. Заключение наше в то же время будет выводом не только из собственных соображений, но и из заключений компетентных людей, с любовию и знанием трудившихся над разрешением этого вопроса. Начиная печатать очерки «Искания школ староверами», мы отсылаем к ним всех наших читателей. Из этих документальных статей они увидят все пути и дороги, на которые в самое недавнее, по-видимому, столь гуманное и столь просвещенное время выходил русский раскол прося себе позволения «поучить детей, не смущая своей совести».

Нынче же скажем пока только, что вопрос о дозволении раскольникам учредить для своих детей школы, отдельные от православных, представляется нам одним из настоятельнейших вопросов. Этого жаждет население; этого требуют экономические выгоды страны, и этого же требуют высшие государственные и церковные интересы. На окраинах России, где раскольникам не позволяют иметь собственных школ, людям этим, вообще тяготящимся безграмотностию, предстоит выбирать или между насилием своей совести и посылать детей своих в заведения, где священник господствующей церкви будет внушать этим детям правила, отвергаемые семьею, или между учением у шведов, поляков и немцев, которые относятся к верованиям раскольников гораздо индифферентнее. Раскольники обыкновенно предпочитают последнее, и дети их, нимало не смущая родительской совести, обучаются в немецких пансионах, из которых зато и выходят полунемцами. Таким образом, пока одна беднейшая половина раскола, не имея своих школ, все глубже и глубже погружается в мрак невежества, другая часть людей зажиточных, воспитанных в немецких школах, начинает стыдиться своего русского происхождения. Рига, Ревель и Митава представляют уже немало таких печальных примеров. Корень всех этих явлений, которые могут иметь весьма нерадостные следствия, кроется в отсутствии русских школ, в которых дети староверов могли бы обучаться, не смущая родительской совести.

Было время, когда в планы правительства входило: игнорировать раскол, показывать вид, что его нет; но то время прошло, и опытом дознано, что это закрывание глаз ни к чему не ведет. Раскол существует, это факт, которого не скроешь; но раскол этот вовсе — не враждебная правительству партия, как старались когда-то представить плохие знатоки раскола. Раскол разномыслит с людьми господствующей церкви только религиозно и затем солидарен с ними во всех других отношениях. Надо же, признав факт существования раскола и солидарности раскольников со всеми русскими людьми, признать за раскольниками и право уважать свои убеждения. Верны ли они, или неверны, — это другой вопрос, но они есть, и с ними, как со всякими убеждениями, нужно бороться не силою, а тоже убеждением, предоставив многое ныне уже начатое довершить времени. Надо дозволить раскольникам учредить свои собственные начальные школы или в общих приходских школах освободить их детей от уроков по закону Божию, читаемых православным. По нашему мнению, первое несравненно удобнее, ибо у раскольников есть свои книжечки, которых они оставить не захотят. Отдельные школы для сектантов, по нашему мнению, не угрожают ничем неблагоприятным для государства и церкви. Имеют же на нашей земле свои школы ревельские и сарептские гернгутеры, — такие же раскольники, с единственною привилегиею немецкого происхождения, и ничего от этого не рушится. Затем, если разрешены будут отдельные школы, будет необходимо в училищах уездных, гимназиях и университетах дозволить раскольникам пользоваться правом, предоставленным в этих заведениях татарам и евреям, от которых не требуется богословских экзаменов. Пусть только раскольники будут допущены к свету науки, то она рассеет всю сгустившуюся над ними тьму заблуждения. Этого требует все: любовь к человечеству, уважение к истине, всесторонние выгоды государства и время, в которое должен разрешиться этот вопрос, когда в руках одного лица соединены обязанности министра народного просвещения и обер-прокурора Святейшего Синода. Раскол очевидно стремится к свету, и, что бы он сам об этом ни думал, это непременно шаг к соединению его с господствующею церковью. Движение это очень сильно и уже приносит свои плоды: примеры Павла Прусского и многих других умнейших людей из враждовавшего с церковью старообрядства не пройдут бесследно; раскол волею-неволей входит на путь соединения, и этому соединению надо помогать, не преследованием, не лишением раскольничьих детей возможности учиться и не насильственным привлечением к православию, а спокойным и благоразумным освобождением раскольников от худо ценимых ими попечений церкви. Освобождая раскол от своих попечений, церковь привлечет его к себе, а не потеряет. Это будет не потворство, а мудрая уступка, которая возвысит положение церкви и непременно рано или поздно путем света и истины приведет к ней ее разномысленных сынов. Заключим тем, что нынешний вопрос о начальных школах, вероятно, представится разрешимым без всяких затруднений, если только прежде, чем приступить к его рассмотрению, будет признано удобным сравнять русских раскольников с гернгутерами и вообще с иноверцами, дети которых, обучаясь в училищах, свободны от представления всяких ручательств в религиозных познаниях. Эта безвредная уступка заблуждениям разномыслящих с церковью русских людей необходима. Пусть правейший, но сильнейший уступит слабейшему, как взрослый человек уступает ребенку, чтобы тот, увидя свою ошибку, лучше понял вред и неуместность упрямства. Уступка со стороны церкви не унизит, а возвысит ее в глазах всего просвещенного мира и, всеконечно, в самом же непродолжительном времени будет первым прочным шагом к примирению раскола с церковью. Мир основан на взаимных уступках: и православной церкви, свято сохраняющей истину Христову, нечего опасаться просвещения и образования заблудших; если единения с нею ищут западные христиане, дошедшие до признания ее превосходства длинным путем науки, то этот последний путь будет гораздо короче для ее все-таки более близких отщепенцев.

1869 год.