II.

II.

Плотность истории в Елабуге такова, что о чем бы ни говорили - о мигрени, ценах, погодах, модах, вкусе камской рыбы, воспитании детей, - непременно проваливаешься в предание и сюжет. Каждый метр мостовой освещен чьим-то величием, к каждому дому в центре приложимы легенда, имя. Показывают, например, пышный, прямо-таки гамбсовский стул: «Здесь мог сидеть великий поэт Пастернак Борис Леонидович. В Елабуге решилась его судьба - получил белый билет. А погибни он на фронте?» Или объясняют дорогу: «Повернете налево, там, кстати, дом, где Менделеев изобрел бездымный порох». Любезно встречать, показывать и рассказывать, гордиться, подробничать, проводить параллели - специфический елабужский стиль. Город, желающий быть интересным, поставил на открытость и детальность - при этом, разумеется, оставшись себе на уме. Тот же стиль практикуют и в Елабужском психоневрологическом интернате - этот Ватикан для психохроников, расположенный почти в центре, - такая же органическая часть города, как Спасский собор или дом кавалерист-девицы Дуровой.

Медсестра рассказывает, что до 2002 года не было канализации, и был жуткий перерасход цинковых ведер, потому что мочились в основном в ведра, а уж как сливали… Прежде чем прачке белье отдавать, сами все смывали, фекалии отстирывали… Пытаюсь представить себе 500 человек психохроников (среди них - лежачие, совсем бессознательные), опорожняющихся над ведрами или, на выбор, над деревянным очком, - фантасмагория! «А как?» - «А как-то так! И заметьте - никаких эпидемий». Канализации не было, но недавно на территории Елабужского интерната обнаружились части деревянных труб - остатки первого городского водопровода, построенного аж в 1833 году Иваном Васильевичем Шишкиным, городским головой и заодно - отцом художника (клан Шишкиных - один из городских брендов: культ, музей, конференции, все как положено). Сегодня одни здания - восстанавливаемые руины, другие - вполне евроремонтные апартаменты, бытовые строения и отличное подсобное хозяйство. Корпуса постройки 1840-1870 гг. были Пантелеймоновской богадельней при Казанско-Богородицком монастыре, ныне тоже возрождающемся. До 1972 года здесь располагались заведения с незастенчивыми названиями - Инвалидный городок и Дом дефективных детей, потом - интернат с пятью сотнями жителей и пакетом стандартных ужасов районного богоугодного заведения (нищета финансирования, развал, нужда, лекарственный голод). А в 2002 году в интернат пришел новый директор Рашит Рахматуллин.

- Сразу говорю - я не врач, - весело сказал Рашит Нурутдинович. - Я два лекарства знаю: аналгин и позавчера - хоронил мать - узнал валидол. Медициной у меня врачи занимаются.

Рахматуллин по типажу, да и, пожалуй, по призванию - «красный директор» и одновременно «снабженец»: стратег-хозяйственник. По новой кадровой номенклатуре его, наверное, следовало бы звать кризис-менеджером, но кризисные - это на время, на прорыв, а Рахматуллин надолго, у него большие амбиции. Он заведовал ранее магазинами и складами, и от этого, собственно, всем хорошо: как хозяйственник, он знает, где что лежит, где заказать гвозди подешевле и получше, как добиться субвенций из республиканского бюджета, вписаться в финансовые потоки, привлечь благотворителей. Врачи не стеснены его административными восторгами. Практический результат: отстроены все коммуникации, отремонтированы несколько корпусов (хотя Рахматуллин жалуется, что строить с нуля легче, чем восстанавливать), почти полностью укомплектован штат врачей (не хватает только одного терапевта), нет дефицита младшего медицинского персонала (острейшая проблема всех скорбных домов! - а устроиться в елабужский с недавних пор считается удачей: зарплата, стабильность, хороший коллектив), вовремя и в нужном объеме поступают лекарства, цветет и плодоносит хозяйство.

Недавно интернат получил статус автономной организации, это позволит продавать продукцию и зарабатывать пусть небольшие, но собственные деньги (по тому же пути, кстати, пошел и Елабужский дом престарелых: «автономка» разрешит ему оказывать платные услуги населению - открыть пансионат временного пребывания, и это отчасти отобьет содержание нового роскошного здания, строительство которого заканчивается сейчас, в нем предусмотрено все, вплоть до пола с подогревом). В корпусах - пяти- и шестиместные палаты, хорошая мебель, просторные душевые и ванные, небольшие кухни на несколько палат, кабинеты физиотерапии и массажа: достаток без роскоши, уют без излишеств, все прочное, новое, качественное. В двух концах одного коридора - два «прихода»: молельные комнаты для мусульман и, соответственно, православных. Жители интерната заказывают к ужину дополнительное «вкусное»: кто пирожное, кто апельсины. В кабинете Рахматуллина лежит скрипка в футляре. «Играете?» - «Нет, у нас одна женщина попросила (профессиональная скрипачка, преподаватель музыки). Почему бы не дать?» Вспоминаю, как в одной из петербургских психиатрических больниц главврач любезно, но твердо отказался провести по палатам: наши больные - не зверушки, говорит, чтобы их рассматривать. Он был прав, но по-своему, по-другому, правы и здесь.

Здесь не говорят - «жильцы», «пациенты», «больные», говорят - «обеспечиваемые»: забавный уездный канцелярит. В красном уголке, фактически - клубе, висит стенд «Лучшие обеспечиваемые» с подзаголовком «Труд облагораживает человека». Но, похоже, пассивный залог не такой уж нерушимый: нельзя отменить экономическую прагматику, поэтому все, кто может и хочет работать - работают: в теплицах и на участке, в мастерских и бытовых службах. Парник - в сплошном ковре зеленого лука. «На продажу?» - «Нет, это нашим, витамины». На въезде в интернат стоит камера слежения, но никаких секьюрити нет, привратник очень высокого роста радостно, однако же с большой важностью в лице, распахивает ворота. Сразу и не поймешь, что «обеспечиваемый». В интернате вообще нет охранников. «Зачем они мне?» - пожимает плечами Рахматуллин. На окнах также нет решеток, более того - «легких» пациентов ненадолго выпускают в город. Ближайшая забота - организовать профессиональное обучение двадцати «обеспечиваемых», дать им хорошие рабочие профессии (плотника, слесаря) и потом наладить производство. Неизвестно, что скажет по этому поводу охрана труда, но Рахматуллин верит в своих подопечных больше, чем в режим и регламент. Они, по всему судя, готовы ответить ему тем же.