К терапевту

К терапевту

- Вы достаточно быстро ушли из клинической психиатрии. Почему?

- Профессор Феликс Березин считает, что психиатрия - не наука, а различные описываемые ею состояния являются реакцией на стресс, обусловленной факторами, скажем так, организма и внешней среды. Это может быть невротическая реакция, а может быть психоз - то есть неверная интерпретация реальности. И я с ним абсолютно согласен. Начав работать, я очень быстро понял, что официальная психиатрия никуда не сдвинулась по сравнению с XIX веком - только появились новые психотропные препараты. В 1988 я ушел в научную работу - в психофизиологию, где изучал связь психических проявлений с соматическими, а затем - в психотерапию, где работаю и поныне.

- Быть психотерапевтом вам нравится больше?

- Дело не в том, что мне нравится. Психиатрия, при полном отсутствии понимания, что с человеком происходит и как ему помочь, занимает по отношению к больному патерналистскую позицию: дескать, мы знаем, как тебе помочь, не дергайся и не интересуйся. Притом, в отличие от других областей медицины, основывается не на фактах, а исключительно на субъективном мнении врача или консилиума врачей. Кардиолог оперирует кардиограммой, терапевт - анализами, а психиатр - своей интерпретацией состояния больного, и только. Психотерапевт же находится со своим клиентом в позиции равной и видит в нем не больного, а сотрудника, если так можно сказать. К психотерапевту человек приходит сам, а психиатрия вполне готова решить за человека, болен он или нет.

- А что, были такие случаи в вашей практике?

- Были, конечно. Собственно, до принятия закона о психиатрии в 1992 году возможностей сдать человека в психбольницу было гораздо больше, именно поэтому советская психиатрия воспринималась исключительно как карательная. Начальник мог сказать, что его подчиненный мешает работе коллектива, приезжала скорая, и человек оказывался, в общем, за решеткой. Я помню случай, когда врача из провинции, ставшего у себя жертвой начальственного произвола и приехавшего искать правды в Москву, упекли в больницу. Беседовавший с ним психиатр в ответ на реплики «больного» о том, что он полностью здоров и его надо немедленно выписать, отвечал в том духе, что пациент неверно интерпретирует реальность, раз идет искать правды в Минздрав и не принимает во внимание, что у его начальника были связи в Москве. И не выписывал его - мол, когда вы это поймете и смиритесь с ситуацией, тогда я пойму, что вы выздоровели и не представляете опасности.

Привозили людей из приемной КГБ, из ЦК КПСС. В КГБ люди просто начинали бредить на шпионские темы, выдавая себя за агентов, из ЦК привозили ходоков, пытавшихся убедить комитет в том, что строительство социализма идет отнюдь не ленинским путем. Сейчас понятно, что это было такое проявление свободы - читать Ленина и интерпретировать его на свой лад, но с другой-то стороны - ну нашли, куда идти с такими выводами, правда, чувство реальности-то где?

Подобных случаев было не так уж много, но если уж кого надо было нейтрализовать - нейтрализовывали без проблем, именно таким способом.

Собственно, главная особенность психиатрии - что она по определению может отыскать у кого угодно отклонения от нормы. Допустим, видит врач, что молодой человек косит от армии - и вот уже диагноз готов. Потому что с точки зрения психиатрии, сам страх попадания в армию, сам факт того, что человек косит, говорит о некоторой девиации. Мало ли что может произойти с таким человеком в казарме, вдруг он не выдержит дедовщины, возьмет автомат и всех положит? А больше всего врач боится отвечать - так что лучше уж он ему диагноз напишет.

- То есть психиатрия в советское время не очень отличала больных от здоровых.

- О, на эту тему был забавный случай. В пункт милиции на одной из центральных станций метро пришел человек, который говорил, что он сотрудник 5-го управления КГБ и что за ним следят. В ответ на предположения милиционеров о его неполной психической адекватности он сообщил, что его жена психиатр, а профессор Морозов - друг его семьи, и что он вполне отвечает за свои слова. Человеку вызвали психовозку и доставили в Кащенко. Следующим утром на машине с мигалкой приехал профессор Морозов. Гражданин действительно оказался сотрудником КГБ. И за ним, видимо, действительно шла слежка. А все - и милиция, и врачи - приняли его за параноика.

- Я так понимаю, что этот случай - исключительный, и самостоятельно люди к вам не обращались.

- Обращались, но либо в самых крайних случаях, либо с умыслом. Кто-то косил от армии, кто-то - от срока. Причем зачастую от срока нелепого. Помните, в 80-е были такие «металлисты», носили браслеты с шипами? Браслет с шипами считался холодным оружием, за его ношение давали срок. При мне госпитализация спасла от тюрьмы нескольких металлистов. Был случай, когда врачи узнали, что одного из наших молодых пациентов едут арестовывать - именно за браслет с шипами. Понимающие врачи устроили ему побег. Следователи рвали и метали, но кроме того, чтобы зафиксировать факт побега, сделать ничего не могли.

Тут нужно понимать, что попадание в психбольницу в 80-х было лишь ступенью маргинализации. Допустим, выгоняют молодого парня из института за какой-нибудь проступок. На работу он с такой характеристикой устроиться не может. Не работать, как сейчас, он не может тоже - тогда ему светит срок за тунеядство. Что он делает? Он идет в психдиспансер, а ПНД направляет его к нам. У нас он начинает пить психотропные препараты, входит в нездоровую среду, которая уже сама настраивает его на болезнь, инвалидизирует, вышибая из нормального течения жизни. При таком положении, мне кажется, было бы странно, если бы люди к нам обращались напрямую - по крайней мере, в те годы.

Собственно, это и есть моя главная претензия к отечественной психиатрии - в отличие от американской, стремящейся вернуть человека к нормальной социальной деятельности, наша хочет его успокоить, сделать безопасным и безобидным для общества. А то, что самому человеку надо помочь снять тяжесть его состояния, помочь вернуться обратно в жизнь, отходит не то что на второй, а на десятый план. Не говоря уже о том, что во многом психиатрия обслуживала и до сих пор обслуживает интересы фармацевтических компаний: нередки случаи, когда врачам платили за каждый выписанный рецепт, наличными или борзыми щенками.

- Бытует мнение, что психиатры сами подвержены расстройствам - так называемой профессиональной деформации.

- Больше, чем другие врачи, скажем так. Многие сами принимают психотропные препараты, например, антидепрессанты. Мне известны случаи успешных попыток суицида среди психиатров. Представьте, человек каждый день видит, прямо скажем, очень печальные вещи… При этом некоторые из моих коллег сами прибегали к госпитализации. Был недавно один врач, который был вынужден лечиться, потому что не смог работать в коллективе и надлежащим образом исполнять свои обязанности - проще говоря, он выслушивал больных, а на столе у него стояла бутылка водки, из которой он отпивал. Прямо во время приема. О своем опыте пребывания в клинике он отзывался с восторгом, кажется, ему очень понравилось.

- Вы поддерживали связь со своими пациентами после ухода из клиники?

- Нет, вне больницы я, как правило, с ними не общался, но за судьбой после ухода из клиники следил. Кто-то стал художником, кто-то юристом, писателем. Но многие, в том числе и очень одаренные люди, в перестроечную и постперестроечную эпоху просто погибали и исчезали. Бандиты узнавали, что человек не отдает себе отчета в собственных действиях, и пользовались этим для рейдерских захватов недвижимости. Дело, к сожалению, известное.