ЧЕРНОБЫЛЬСКИЕ ЗАПИСКИ

ЧЕРНОБЫЛЬСКИЕ ЗАПИСКИ

Формула жизни

Своим нежилым видом Чернобыль напоминает поселок Макондо из «Ста лет одиночества». Улицы — сплошные туннели в массе буйно разросшейся зелени, за которой едва различимы ряды покинутых домов. Среди этих джунглей хаотично разбросаны базы «чистой» ликвидаторской техники, небольшие конторы строительных организаций, административных и научных учреждений. Дорогу к ним можно отыскать по уцелевшим линиям электропроводов. Из взрезавшего асфальт кустарника выступает памятник пожарникам-ликвидаторам. Красивый, выполненный в реалистической традиции монумент, на котором нелепо смотрится уже позже приваренный крест. На памятнике только одна короткая надпись: «Тем, кто спас мир». Здесь они запечатлены в металле — а тут же, напротив, этих людей можно видеть живыми. У дверей «Вечного зова» — главной водочной лавки города, стоит длинная очередь смурных, одетых в разномастный камуфляж мужчин. Строители-монтажники, энергетики, «чистильщики» — ликвидаторы, продолжающие работы по очистке территорий ЧАЭС, водители, механики, пожарники, дозиметристы, вневедомственная охрана. Здесь собираются почти все живущие в Чернобыле вахтовики. Пить начинают уже засветло. Пьют очень много — не больше, чем в обычном рабочем поселке Украины, но как-то совсем открыто, без оглядки. Подавать дурной пример некому: Чернобыль — город без детей. Всеобщая атмосфера разрушения придает этому пьянству особенно безнадежный, горький характер.

Условия жизни плохие. Здесь есть непригодная для питья вода и свет — теперь, после закрытия ЧАЭС, уже не всегда. Несколько десятков домов в жилом треугольнике центральных улиц не предназначены, а всего лишь приспособлены для жизни. И внутри, и снаружи это — нежилые помещения, где люди переживают две недели своей смены. Ночью город превращается в черную пустыню. Под окнами ходят дикие кабаны и прочее многочисленное зверье, разъезжают тягачи, втихую вывозящие из Зоны «грязный», радиоактивный металл и лес. Последний городской капремонт проводился в 1991 году. С тех пор о Чернобыле и его вынужденных рабочих жителях никто заботился — не тратил на это деньги, В Зону пришло новое, не региональное, глобальное бедствие — капитализм.

С его появлением многое изменилось. В Зоне завелся бизнес и постепенно пропали льготы. Социальное обеспечение работников-чернобыльцев сводится к регулярному дозиметрическому и менее регулярному медицинскому контролю. Еще хуже с зарплатой.

Огромное число обанкротившихся «ликвидаторских» предприятий, вроде «Атомспецстроя», должны своим работникам от двух до пяти тысяч гривен на человека. Рассчитываться с рабочими нечем. Но люди работают, и едут в Зону на заработки. Здесь сложилась своя, своеобразная система расчетов: по словам сотрудника местного УБОГІ, в счет зарплаты людям выдают списанную «грязную» технику. Кроме того, рабочие вовлечены в криминальный бизнес по вывозу металла. В официально «закрытой» Зоне — невообразимом, гигантском кладбище радиоактивного и особо радиоактивного металлолома, — действуют 26 легальных зарегистрированных контор по заготовки металлического лома. Контор-нелегалов гораздо больше. Этот смертельный бизнес — золотое дно и одновременно — единственный способ заработать себе на жизнь, который вынужденно практикуют местные-приезжие рабочие. За пределами Зоны они не получат и этого, а потохму старательно режут «грязную» технику и кабеля, увеличивая капиталы своих киевских боссов, никогда и близко не подъезжавших к радиационной Зоне. За это платят — не так много, поскольку расценки на металл здесь очень низки. Платят по местной народной формуле бизнеса — «формуле жизни». «Десять-сто-десять». «10 тонн металла — $100 — 10 лет жизни». «Грязные» металл, лес, бетон (в Припяти из стен домов выбивают целые бетонные блоки) продадут за пределами Зоны отчуждения, где они будут медленно подтачивать чьи-то далекие жизни. Таким, буквально грязным, образом Зона оказывается включена в капитализм, в рыночные отношения современной Украины. Больше того, у этого, относительно небольшого куска зараженных территорий есть своя специфическая ячейка в мировой капиталистической системе — свои, достаточно тесные деловые отношения с империализмом.

Чернобыль и империализм

В черте внутренней десятикилометровой зоны, не доезжая до объекта «Укрытие» — Саркофага, напротив недостроенных корпусов 5-го блока ЧАЭС идет оживленное строительство. Здесь возводят ХОЯТ-2 — новое Хранилище отработанных ядерных отходов, в рамках программы SIP (Shelter Implementation Project) под эгидой Европейского банка реконструкции и развития. Тендер на разработку и реализацию этого проекта выиграл консорциум во главе с французской фирмой «Фраматом», генеральным подрядчиком выступает французская «Компаньон Бернар», а основные строительно-монтажные работы ведет украинское строительно-монтажное предприятие «Укрэнергострой», Строительство и работа импортного цементного завода находятся под общим контролем французской стороны. Но, за исключением нескольких специалистов, их проводят украинские рабочие и инженеры в яркой французской спецодежде — «телепузики». В протоколе международных программ это значится под пунктом «создание новых рабочих мест». То, что эти места расположены у стен Саркофага, на окраине особо «грязного», зарытого бульдозерами села Копачи, не указано в документах. Как и то, что красивой импортной спецодежды хватает не на всех — лишь на работников «подфранцузского» строительства. В нескольких десятках метров от южной стороны Саркофага, с примыкающим к ней могильником техники, можно наблюдать «чистильщиков», работающих в легких защитных костюмах и обычных пылевых респираторах. Среди них, разумеется, нет ни единого человека с неукраинским гражданствохм. Украинцы составляют персонал самой ЧАЭС, действующего хранилища ядерных отходов и находящейся по соседству фабрики по переработке жидкого ядерного топлива. «Координацию» работы этих объектов наряду с Минтопэнерго осуществляет международная сторона из представителей Франции, Германии и США. На станции относительно чисто. Здесь даже можно поесть в столовой с видом на находящийся в двух шагах четвертый блок. Но, как с юмором рассказывают здешние сотрудники, иностранные специалисты категорически отказываются от такого предложения. Они едят только собственные продукты.

Впрочем, это частные моменты. Гораздо важнее понять общую заинтересованность в Чернобыльской Зоне, недвусмысленно выказанную империализмом. Добиваясь прекращения работы ЧАЭС, страны G8 имели две очевидные цели: ослабление энергетического потенциала Украины с целью контроля над украинским энергорынком, а также создание могильника ядерных отходов стран ЕС на территории чернобыльской Зоны отчуждения. Цели украинских чиновников были еще прозрачней — привычное воровство западных грантов. А международные финансовые организации и не думали выполнять обязательства по финансированию строительства «Арки» — новой защитной оболочки Саркофага, и социальной поддержке новых безработных Зоны.

На самой станции тем временем, продолжается строительство ХОЯТ-2 — в отличие от других сегментов SIP оно профинансировано в полном объеме и уже близится к своему завершению. Ни для кого из работников Зоны не секрет, с какой целью возводится новое ядерное хранилище, а его строители сами именуют себя могильщиками Украины. Через несколько лет сюда начнут завозить отработанное ядерное топливо из Франции, Германии, России, и из других стран — мировых и региональных хищников капитализма. Здесь будет гигантский всеевропейский могильник. Разумеется, «абсолютно надежный и безопасный», но такой, какой даже в теории не мог бы разместиться на околицах Парижа, Берлина или Брюсселя.

Отчуждение.

Чернобыль и Припять во многом законсервировали в себе фрагменты социалистической жизни — как застывшая капля янтаря несет в себе крупицы жизни ушедших геологических эпох. Когда-то эти приметы сохраняли не без умысла — жуткий заповедник коммунизма, на устрашение потомкам. Тогда никто не подозревал, что через какой-нибудь десяток лет попавший в Зону человек будет помимо своей воли сравнивать эти два времени. И это сравнение будет не в пользу нашего капиталистического настоящего.

Здесь нет рекламных плакатов. Ни одного «Макдональдса» и ночного клуба. Нет банков (не считая сберкассы) и паркингов, церквей и молитвенных домов. Ни одного подземного супермаркета. Ни единой загородной виллы. Здесь все, как прежде: больницы, школы, детские сады, дворец пионеров и пионерлагерь, театр, кинотеатры, дом культуры, спорткомплекс, турбазы, кассы «Аэрофлота». Сейчас они заброшены, но при одном взгляде на них можно без труда увидеть то, другое, общество, и его другую жизнь. Здесь больше чем где-либо примет прошлого социалистического времени — и даже по этим изуродованным останкам можно судить, насколько оно отлично от нынешней капиталистической действительности Украины.

Конечно, понятие Зоны отчуждения очень условно. Здесь нет ничего страшнее того, что существует в «большом мире» остальной территории Украины. Что может быть страшнее существующего положения рабочего класса? Зона не может оградится от капитализма, и потому не выполняет свои защитные функции. Она не в состоянии защитить от радиоактивного бизнеса. Дозиметрический и административный контроль бессильны перед всепроникающим излучением долдаровых бумажек. Все местные черты угнетения присутствуют и извне — они просто проявляются здесь в своем концентрированном, обнаженном виде. Само название «Зона отчуждения» звучит совсем по марксистски. Его можно без натяжки распространить на всю Украину, все «постсоветские» территории, на весь мир. Это место, где человек органически не может чувствовать себя человеком и лишен всякой надежды на нормальную человеческую жизнь. Речь, разумеется, идет о рабочем человеке. Но мы-то уже знаем: эта Зона — зона рабочих.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.