ЗАПИСКИ ИЗ МАЙСКОЙ ЕВРОПЫ

ЗАПИСКИ ИЗ МАЙСКОЙ ЕВРОПЫ

Снятин. Тарас Григорьевич Ленин.

Прикарпатья и Буковины, на краю синих гор. лежит в начале нашей дороги. Отсюда, на таких же автобусах и с такими же ненадежными документами уезжают рабочие-гастарбайтеры. Вслед им, на запад, глядит он — Тарас Григорьевич Ленин.

В начале девяностых годов в Украине погибли сотни этих стандартных памятников. Здесь, в буковинском местечке Снятии, Ленина ждала особая участь. Ему отрезали голову, а затем водрузили на плечи суровое лицо другого великого революционера — Тараса Шевченко. Будни рынка уже вступили в свои права. В снятинской городской казне не было денег на демонтаж Ильича и строительство памятника Кобзарю. Жители городка, вероятно, очень радовались этому экономному решению сразу двух политико-культурных проблем. Интересно, что думалось им позже, на заработках в Греции или Италии, где можно найти сразу несколько монументов Ленину и Шевченко? (поэту, не футболисту).

Он так и стоит сегодня, рядом с костелом и старыми домиками, с непропорционально маленькой рукой — ее также отрезали, чтобы убрать всем известную рабочую кепку. Сладенькая цитата на постаменте: «Обніміться ж, брати мої…», свидетельствует — бережливые снятинские вандалы боятся Тараса не меньше, чем Ильича. Они скрывают от своих земляков лучшие образцы его творчества, полные чистой ненависти к богатым. По существу, эти стихи являются иным, поэтическим выражением силы, заключенной в цитатах ленинских работ. Однако здесь вряд ли осознают, насколько символичен случайно сотворенный синтез двух гениев революции. Ленин вместе с Шевченко — могучий союз против врагов трудового народа Украины. Соединенные вместе, они дают в себе явление украинской революции, которая бушевала на этой земле еще так недавно, меньше века назад. Вернувшись, она вновь будет связана с именами и мыслями двух этих людей.

Будапешт. Встреча с Лукачем.

Это место не обозначено ни на одной из туристических карт. Все знают королевский дворец на цветущих горах Буды, старый парламент на низком берегу Пешта — но вам придется постараться, чтобы найти могилу выдающегося философа и революционера в его родном городе. Лукач? Люди, которых мы спрашивали, ничего не слышали про этого человека. Даже в интеллектуальной на вид книжной лавке, с портретами Ленина по сходной цене, откровенно недоумевали, где может быть похоронен их знаменитый земляк-марксист. Кладбище Керепеши — предположил какой-то студент. Лишь потому, что в этом некрополе хоронили государственных лиц прошлой эпохи. Нет, эта страна не знает своих героев.

«Левое крыло» кладбища Керепеши. Скромная могила Георга Лукача и его супруги Гертруд стоит в ряду других плит с забытыми фамилиями венгерских коммунистов. Соратники и противники философа из фракций Ене Ландера и Белы Куна, сторонники Имре Надя и Яноша Кадора, вновь собрались в одном строю. Многие могилы заброшены. Плита Лукача выглядела получше — на ней высажены анютины глазки. Члены редакций communist.ru и contr.info вырвали обступившие надгробие сорняки, положили красную гвоздику, плеснули немного вина на пыльный гранит.

Аллею простых и строгих надгробий (где, среди прочих, покоится прах тезки философа, «генерала Лукача» — испанский псевдоним Мате Залки), венчает монумент павшим участникам венгерского комдвиже-ния. Монументальные барельефы показывают лучший отрезок его пути — от первых рабочих стачек в империи Габсбургов до антифашистского подполья времен диктатуры Хорти и Салаши. Хорошее и пустынное место. Легкая печать заброшенности только подчеркивает вечность идеалов этих людей. Те, кто найдет дорогу к кладбищу Керепеши, вряд ли пожалеют о затраченном времени.

А солнечный Будапешт живых, современных людей — добропорядочных европейских студентов и пахучих бомжей на скамейках, жил своей жизнью. По его улицам громыхала колонна советских танков. В грузовиках-«зисах», под красным знаменем, сидела пехота с «Калашниковыми» в руках. Новый фильм о событиях 56-го, когда Георг Лукач, — второй раз после 1919 года — оказался министром культуры забывшей его теперь Венгрии. Это было совсем неприлично — снимать такую картину в ясные весенние дни. Такие же, как полвека назад, когда войска Красной армии врукопашную, без авиационной и артиллерийской поддержки, отвоевывали этот прекрасный город. Пятьдесят тысяч дополнительных жертв — чтобы сохранить его здания, декорации для нынешних, антикоммунистических фильмов. Герои «Знаменосцев» Олеся Гончара вряд ли ожидали подобной участи.

Конечно, исторической памяти не существует — историю интерпретирует классовое сознание. Благодарная память об освобождении Вены воплощена в местном «Музее тоталитаризма», с экспозицией «преступлений коммунистической диктатуры». Старые левые памятники Будапешта свезены в музейную резервацию, на потеху туристам — не в пример Лукачу, это место обозначено в здешних путеводителях. Кажется, здесь опасаются, что призрак Лукача однажды найдет дорогу в свой родной город. Возможно, он уже бродит где-то поблизости. Надеюсь, ему понравилось наше вино.

Венеция. Rifondazione Comunista.

Что нужно писать о Венеции, волшебной шкатулке, которая раскрывается для вас за установленную таксу, и не очень любит неплатежеспособную публику? Гигантский водно-исторический аттракцион, — и просто красивый, не похожий ни на что город. На его узких улицах теснятся богатые знаменитые бездельники, а также — гастарбайтеры из стран Третьего мира. Грузчики, уборщицы, посудомойки и гондольеры. Это они поддерживают на плаву жизнь Венеции.

Ставка на чужой труд — старая традиция этого города. Именно здесь в 1516 году родилось понятие «гетто» — изолированное поселение для инородцев. Это слово не случайно переводится как «мастерская». Первое в истории гетто производило почти все для роскошных плавучих дворцов Венеции. И получало взамен бесправие вместе с унижением. Нынешний еврейский квартал — обычная туристическая приманка, а некогда его жители массово гибли от невыносимой скученности, болезней и нищеты.

Сырые стены Венеции украшают мемориальные доски в честь павших бойцов антифашистского сопротивления, с венками из свежего лавра, и подростковые граффити против расизма и капитализма. Следуя по лабиринту тесных проходов и крохотных мостков, можно внезапно выйти к дому с большой иконой Иисуса. Рядом располагается вход в городской офис Партии коммунистического преобразования. В этом городе, сплошь загаженном туристами, — как знаменитыми голубями с площади Сан-Марко, — надо писать именно о них, коммунистах.

Люди из «Рифондасьоне комуниста» все еще переживают кураж от недавних выборов, которые принесли им семь с половиной процентов голосов и небольшой кусок властного пирога. Ее политический секретарь Фаусто Бертинотти возглавил нижнюю палату парламента, а президентом Италии стал выходец из старой Компартии — Джорджо Наполитано, партизанский командир и друг Пабло Неруды. «Рифондасьоне» открещивается от приоритета парламентских методов борьбы, но, как полагается достаточно массовой, по европейским меркам, структуре, не отрицает необходимости участия в выборных органах. Насколько верной окажется эта тактика, покажет время, и дальнейшая судьба этой партии. Пока что она старается опираться на местных и иностранных рабочих. О специфике их партийного членства еще будет сказано ниже.

Венецианский офис коммунистов сдлжит для представительских целей. Неподалеку от набережной, в красиво оформленном плакатами помещении, радушно принимают гостей. К их услугам бар-магазин с Че Геварой на этикетках винных бутылок. Базовый контингент партийных кадров — седоватые люди, чья молодость пришлась на шестидесятые и семидесятые годы. Молодняк, их дети, расписывают стены граффити, бушуют в футбольной антифа-бригаде и ездят на мировые левые форумы.

Крупнейшее региональное отделение «Рифондасьоне» расположено на материке, в городе-спутнике Местре, издалека заметном по стрелам портовых кранов и трубам нефтезавода. Во время всеобщей стачки против политики Берлускони, профактивисты и коммунисты блокировали дамбу между Местре и Старой Венецией. Им удалось на время перекрыть ей туристический кислород.

Буржуазия не в восторге от перспектив «коммунистического преобразования». В разных городах страны мы видели специальные стикеры с лозунгами против этой партии. Сейчас в здешнем регионе нет никаких влиятельных политических сил, кроме левых — однако пока что это мало влияет на положение дел в городе и стране. Нищенки на мосту Риалти ничем не отличаются от наших просящих бабушек. Крысы у романтичных и грязных каналов во всем похожи на своих собратьев, шныряющих по украинским трущобам. Нелегальные торговцы бижутерией, индусы и марокканцы, вовсю бегают от преследующей их полиции. Украинская «заробитчанка» с презрением (никакого сочувствия и солидарности) рассказала: они ночуют в вонючей канализации — голышом, чтобы не пропахла одежда, — и питаются голубями Сан-Марко. Заезжая в Венецию, не забудьте взглянуть на эту «достопримечательность» мира № 1.

Флоренция. У истоков противоречий.

Город над Арно — великая колыбель. В этой заботливо окруженной Апеннинами люльке плакал, кричал, дергал ножками новорожденный капитализм. Первые мануфактуры и банковский капитал, первые цеховые объединения и пролетаризация, первые конфликты между наемным трудом и капиталом, первый боевой союз между рабочими фабрик-мануфактур и ремесленниками (за целые столетья до Франции 1792 года), и первый, кровавый разрыв между пролетариями и буржуа. Даже высокое искусство, прославившее этого город в качестве новых Афин Западного мира, в конечном счете, обязано своим расцветом гуманистической традиции раннебуржуазных отношений.

Понятие «протокапитализма», введенное для североитальянских городов XIII–XV веков, и несколько опошленное этно-экономической доктриной Зомбарта, в основном подразумевает именно ремесленную Флоренцию. Рудники ближних гор давали ей благородные металлы и каррарский мрамор, горные пастбища поставляли скот для выделки шерсти и кожи, река Арно служила удобной транспортной артерией — достаточно близкой к морю, но и достаточно отдаленной от его побережья, чтобы избежать нападений мусульманских и христианских пиратов. Все это, а также удобная конъюнктура европейской и средиземноморской торговли, способствовали бурному развитию городских ремесел, которое с неизбежностью повлекло за собой трансформацию общественных отношений. Орсанмикеле, огромное здание цеховых общин (такие громады появятся в наших городах только в прошлом веке) — не просто уникальный памятник гражданской архитектуры Средневековья. Семьсот лет назад оно было сосредоточием ожесточенной политической борьбы. Уже в конце XIII века ремесленники-пополаны (от popolo — народ) — городской плебс охваченных промышленным бумом городов, — захватили контроль над Флоренцией и Сиеной, утвердив выборную власть представителей цехов, опиравшуюся на вооруженные отряды горожан. «Установления справедливости», принятые Флоренцией в 1293 году, в законодательном порядке лишали феодалов политических прав, вводя правление «свободной коммуны».

Через сто лет в ней выделился «тощий народ» — небогатые ремесленные слои, выступавшие против всевластия городской олигархии, прозванной в противовес им «жирным народом». Одновременно в городе начали формироваться первые союзы наемных рабочих. Они не входили в цеха, а потому не имели гражданских прав, познав на своей шкуре все прелести буржуазной эксплуатации — во времена, когда капитализм еще формально не существовал, а Англия и будущие Нидерланды оставались патриархальной аграрной провинцией.

Чомпи — так называли пролетариат шерстобитных мануфактур — составляли четверть населения Флоренции. Они работали по 14–16 часов в сутки за мизерную заработную плату, страдая от жесткой системы штрафов и произвола хозяев, увольнявших их за всякий проступок. Ряды чомпи непрерывно росли за счет разорившихся ремесленников и крестьян. В 1378-м чесальщики шерсти и другие наемные рабочие мануфактур Флоренции подняли первое в истории рабочее восстание, к которому примкнули «тощие» пополаны. Изначально они добивались повышения заработной платы, политических прав и социального равенства флорентийцев, а затем захватили власть в городской коммуне, организовав народное правительство, возглавленное умеренным пополаном Микеле ди Ландо. После его предательства, после локаута и саботажа богатых владельцев мануфактур, чомпи выдвинули радикально-революционную хунту — «Восемь святых божьего народа», во главе с чесальщиком шерсти Бартоло ди Якопо. Потопленное в крови, это восстание навсегда легло в основание спирали татлинского «Интернационала», как одна из первых попыток самоосвобождения пролетариата.

Древнее здание цеха шерстянщиков уцелело до наших дней, вместе с первым партийным штабом Европы — Палаццо гвельфов. Пополаны-гвельфы, организаторы «народной армии», свергнули власть проимперских аристократов-гибеллинов в 1250 году. «Народный дворец» — Palazzo del Popolo, выстроенный в честь этого события, также украшает сегодня одну из флорентийских площадей. Победившая группировка гвельфов впоследствии распалась на «черную» и «белую» фракции — их борьба очень напоминала оранжево-голубое противостояние в современной Украине. Великий Макиавелли, прах которого покоится в базилике Санта-Кроче, рядом с Микеланджело и Галилеем, тщательно исследовал эту историю родного города, положив ее в основу своей концепции «реальной политики».

Стоя у его могилы, проходя по мосту Понте Век-кио, построенном в 1345-м — в год первой стачки чомпи (и с трудом спасенного от разрушения фашистами), мы чувствовали себя у истоков политической и экономической системы, господство которой утвердилось сегодня по всей нашей планете. Кажущаяся незыблемой, однажды она рухнет, как замусоленная туристами башня в близкой к Флоренции Пизе. Под тяжестью старых социальных противоречий, впервые проявивших себя в этом городе.

Милан. Гарибальди и гастарбайтеры.

Милан — лучший повод для разговора об украинских гастарбайтерах. Конечно, эту тему можно поднять в любом другом населенном пункте Италии. Провожая нас во Флоренцию, наши водители, которые сами перевезли сюда немало «заробитчан», предупредили: добрая половина этого города-музея говорит по-украински и по-русски. Еще в Венеции нам пришлось повстречать целый ряд выходцев из постсоветских земель — от Дрогобыча до Омска. Но именно Милан, крупнейший индустриальный центр этой страны, является настоящей столицей трудовой миграции из Украины — как, впрочем, и из других стран, доноров дешевой рабочей силы для нужд Первого мира.

Площадь у Форта Гарибальди — нелегальная биржа труда украинских гастарбайтеров и своеобразный пароль в их сообществе. Она работает только по выходным. В день нашего приезда в этом удобном транспортном центре, возле автомобильной и железнодорожной станций одиноко стояли агитпункт ультраправой партии и полицейский джип. По дороге к форту Гарибальди среди плохо сделанных, но идеологически верных антифашистских граффити (типичных для всего севера Италии), нам встретилась надпись «Rabotchi» под молотом и серпом. Каждый второй столб в центре Милана увешан наклейками с характерным текстом на англо-русском: «Service — Работа. Escort, baby sitter, domestica, ассистент для престарелых, горничная в семье, официант». Тут же можно увидеть нашлепки фашистов, под лозунгом: «Stop immigrazione!». Буржуазия одной рукой затаскивает в эту страну иностранных рабочих, — и терроризирует их другой рукой, поднятой в характерном нацистском жесте. Африканцы, китайцы, бразильцы, беженцы из Ближнего Востока занимают целые кварталы в небогатых районах города. На их окнах висят флаги с лозунгами против преследования мигрантов.

Наши шоферы, которые уже пять лет возят в Италию украинских «заробитчан», проституток и греко-католических монахов, раскрыли принцип работы биржи труда на площади Гарибальди. В ночь на субботу сюда съезжаются «бусики» из западноукраинских городов. Они привозят передачи для гастарбайтеров, а также новых кандидатов на трудоустройство. Некоторые из них уже имеют рабочее место, которое загодя нашли для них земляки. Остальных сразу берут в оборот «брокеры» из числа местного украинского криминала. На руках у них только мобильный — чтобы не оставлять улик для полиции. Выслушав, что умеет и на что хотел бы рассчитывать «заробитчанин», «брокер» звонит своим агентам в Милане и других городах, запрашивая их о текущих вакансиях. Эта консультация стоит от 50 до 100 евро. За найденное рабочее место «брокеру» также полагается свой процент — хотя нет никаких гарантий, что хозяева действительно возьмут гастарбайтера на работу, и заплатят ему оговоренную сумму. Выбор украинцев не велик. Получив адреса, они следуют на вокзал и разъезжаются по стране, от Турина до Рима — строить дома, убирать урожай, выносить горшки из-под местных пенсионеров. Другая такая же биржа — в Неаполе, она распределяет рабочую силу у подошвы итальянского сапога.

Полиция и местные власти смотрят на это сквозь пальцы. Италии нужны дешевые рабочие руки, а украинские мафиози умеют найти подходы к коррумпированным чинам. Временами карабинеры устраивают облавы, депортируя из страны несколько украинцев с фальшивыми паспортами. Однако число «заробитчан» возрастает из года в год. К бизнесу вокруг гастрабайтеров причастны самые разные люди — от церкви и до украинских коммунистов. Униатские, римо-католические и православные попы фактически, установили своей контроль в большинстве иммигрантских общин. Они также занимаются трудоустройством украинцев, а, кроме того, регламентируют их образ жизни в новой стране. Клерикальная пропаганда среди «заробитчан» имеет очень высокий градус. Надписи для прихожан в огромном склепе Миланского собора продублированы по-украински, Ватикан все активнее субсидирует газеты и радиопередачи на этом, гастарбайтерском языке. Во время выборов на Украине идейное влияние церкви выливается в поддержку правых сил, за которых агитируют паству ее поводыри.

Верона. Шекспир и Маркс.

Прекрасная Верона — только фон для нескольких слов о поэтическом выражении социальных противоречий. Город, в котором никогда не бывал Шекспир (если не брать в расчет антистратфордианских теорий) — и, вместе с тем, один из самых шекспировских городов мира. Не злополучные «Ромео и Джульетта», благодаря которым добрая половина Вероны представляет собой сплошной бутик. Не романтичные «Два веронца», одна из самых ранних шекспировских пьес. «Тимон Афинский» — вот та работа Шекспира, о которой вспомнили мы на этих узких и старых улицах.

«Нежный лебедь Эйвона» сказал о капитализме почти, все, что потом скажет о нем Карл Маркс. Революционные по своей силе и глубине, его строки вскрывали сущность новых общественных отношений. Шекспиров Фальстаф выступает для Маркса «персонифицированным капиталом зари капитализма», классическим типом эпохи первоначального накопления капитала. Образ приятельницы Фальстафа, миссис Куикли, пародийно используется им в анализе понятия товара и его стоимости. Маркс также обращается к образам Гамлета, Шейлока, ткача Основы из «Сна в летнюю ночь», Аякса, Терсита и многих других героев Шекспира. Специальное издание «Шекспир в «Капитале», выпущенное ГІартиздатом в 1932-м году, при участии Лукача и Михаила Лифшица, в свое время серьезно прорабатывалось экономистами.

Основоположники много взяли у этого великого барда. Наряду с прозой Сервантеса, его стихи можно без особых натяжек назвать четвертой составной частью Марксова учения. Разбирая лассалевского «Франца фон Зикингена», Маркс и Энгельс советовали автору больше «шекспиризировать», отмечая глубокое изображение «социального фона» в пьесах Шекспира. Анализ монолога Тимона Афинского в «Экономическо-философских рукописях 1844 года» — одно из первых откровений марксизма. Осознание демонической «извращающей» силы денег, и постановка проблемы отчуждения человека. «Шекспир особенно подчеркивает в деньгах два их свойства: 1) Они — видимое божество, превращение всех человеческих и природных свойств в их противоположность, всеобщее смешение и извращение вещей; они осуществляют братание невозможностей. 2) Они — наложница всесветная, всеобщий сводник людей и народов». Последняя фраза звучит как будто специально для охваченной гастарбайтерским бумом Италии — да и для всего прочего глобализованного человечества.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.