I

I

Отъезд. — Уильям Блай и Флетчер Крисчен. — Роковая дуэль. — Смерть Эллен.

В ДЕКАБРЕ 1787 ГОДА, К КОТОРОМУ ОТНОСИТСЯ начало нашего рассказа, в порту Плимут оканчивалось снаряжение английского брига «Баунти», который должен был идти по приказу правительства к островам Полинезии, чтобы взять оттуда хлебные деревья и всевозможные виды растений, произрастающие на островах этой части океана с целью акклиматизации их в британских владениях в Вест-Индии. Это судно, несмотря на небольшое водоизмещение, — всего двести пятьдесят тонн, — было построено прочно и отличалось прекрасным ходом, благодаря чему многие капитаны добивались чести командовать этим судном, тем более что подобное специальное поручение, с которым посылался бриг, сулило после возвращения многочисленные почести и солидное вознаграждение.

Экипаж был набран из самых лучших моряков, а Лондонское Королевское общество само указало ботаника и садовника, которые должны были отправиться вместе с экспедицией. Был уже назначен и высший судовой состав, который состоял из трех офицеров и стольких же гардемаринов, лейтенанта, штурмана и доктора; и бриг уже полностью подготовили к дальнему плаванию, а командира и его помощника все еще не могли выбрать среди той массы кандидатов, которые буквально осаждали Адмиралтейство с просьбой о назначении, как будто бы дело шло о назначении командующего целой эскадрой.

Двадцатого декабря наконец последовал приказ о назначении командиром судна лейтенанта Уильяма Блая, по указанию которого старшим офицером был назначен мичман Флетчер Крисчен, а двадцать пятого числа того же месяца бриг «Баунти» на всех парусах летел по водам Ла-Манша.

Уильям Блай был человек образованный и энергичный, но из-за резкого характера его скорее боялись, чем любили, и только один Флетчер Крисчен был рад совершить плавание под его начальством. Он уже не раз плавал с Блаем, своим бывшим школьным товарищем, и был убежден в счастливом исходе путешествия. И это убеждение имело тем больше оснований, что на всех судах, на которых им приходилось вместе совершать плавания, они всегда оставались приятелями, несмотря на разницу в чинах, так как оба были субалтерн-офицерами,[1] и Блай никогда не имел случая показать свою власть над своим приятелем.

Что же касается Крисчена, то, несмотря на то что он имел характер более мягкий, он отличался такой же решительностью и энергией, как и командир «Баунти». Несомненно, что Флетчер Крисчен и Уильям Блай, имевшие так много общего между собой, рано или поздно должны были столкнуться.

Дальше будет рассказано об одном обстоятельстве из их прошлой жизни, которое, казалось, должно было бы предохранить их от этого столкновения, и в то же время читатели поймут, как могло случиться, что при первом же недоразумении их дружба рассеялась, как дым.

Удивительная вещь: океан, который человек покорил только для того, чтобы быть его постоянной игрушкой, оказывает на характер человека такое же влияние, как на судно, которое отдается на волю его волн.

Тем, кому приходилось совершать большие морские переходы без всяких остановок, знакомо то чувство, которое я назову нравственной морской болезнью и которое вызывается оторванностью от суши, одиночеством, узким кругом общения и однообразием впечатлений; тогда судно является настоящей морской тюрьмой, угнетающе действующей на человека. Самые уравновешенные люди становятся нервными, раздражительными, и бывает достаточно ничтожного повода, чтобы разгорелись страсти. Если вы моряк, то вам это знакомо, хотя вы и не смеете сознаться, но всякий другой, будь он служащий или пассажир, томится по земле, один вид которой буквально возрождает его. Я не буду спорить с поэтами, утверждающими, что нет ничего прекраснее бушующего моря или солнца, закатывающегося или выходящего из волн; по-моему, они правы, но только с той лишь оговоркой, что смотреть на эти величественные картины хорошо с суши. Человек не приспособлен для постоянной жизни в воздухе или на воде, и если ему и удастся временно изменить условия своего существования, то только ценой нравственных и физических страданий. Надо сознаться в этой истине и не восхищаться морем из чувства рабского подражания. В течение моих десятилетних скитаний по белу свету мне не раз приходилось бороздить по всем направлениям воды океана и даже дважды на «Эриманте» едва не пришлось расстаться с жизнью на дне Индийского океана, если бы не случай, спасший нас от циклона; ездил я и на канакских лодках с местными туземцами на острова и островки Океании, и все-таки, несмотря на то, что должен был бы привыкнуть к морю, я всегда смотрю на него, как на опасную дорогу, которой приходится пользоваться лишь в силу необходимости.

Если существовал когда-нибудь тип старого морского волка, то он теперь исчезает… Нет более такого человека, который был бы беззаветно предан морю. Я знал нескольких моряков, действительно любивших свое дело, но должен сознаться, что большая часть из них только исполняла свой долг; они всегда предпочли бы морю уютный домашний очаг, особенно же старые морские офицеры, дослужившиеся до высоких чинов.

Если море разжигает страсти, то земля, наоборот, их укрощает, и нет, кажется, ничего любопытнее, чем наблюдать за кружком офицеров после продолжительного безостановочного плавания; старший офицер и доктор поссорились насмерть, лейтенанты и мичманы имеют в недалеком будущем несколько дуэлей, но стоит им только ступить на землю, как все устраивается к общему благополучию. Но случается и так, что забытые на суше обиды и оскорбления, оживленные продолжительностью переходов, вновь воскресают и ведут к катастрофе, которую трудно было ожидать в начале. Именно таким образом старое воспоминание о соперничестве должно было поссорить двух офицеров брига «Баунти», которые, казалось, были связаны теснейшими узами дружбы.

В то время, когда Блай и Крисчен приехали к своим общим знакомым в окрестности Глазго, в замок Эдвин, чтобы провести там несколько свободных месяцев, первый из них только что получил мичманские эполеты, а второй был еще гардемарином. Оба они начали ухаживать за девушкой из этого семейства, мисс Эллен, которая отдала предпочтение красивому и молодому гардемарину. Уильяму Блаю следовало бы поскорее уехать, чтобы постараться забыть свое горе, но он остался и только еще больше растравлял свою рану постоянным лицезрением счастливой молодой пары.

Однажды, когда свадьба Эллен и Крисчена уже была делом решенным и они все втроем катались верхом, Блай предложил скакать наперегонки до ближайшей деревни, находившейся на расстоянии девяти английских миль от них.

Предложение было принято, и спутники пустили своих лошадей во всю прыть. Мисс Эллен была прекрасной наездницей и, кроме того, сидела на чистокровной лошади, а потому уже через полчаса успела проделать две трети пути до деревушки Нортон. Крисчен не старался обогнать свою невесту и довольствовался тем, что скакал сзади, но Блай, разгоряченный быстрой ездой, забыл, что имеет соперником женщину, и, сделав отчаянное усилие, обогнал Крисчена и поравнялся с Эллен. В этот момент в вечерних сумерках прозвучали слова девушки, что она доскакала до первого дома деревни.

Блай довольно весело признал победу мисс Эллен и только выразил сожаление, что не может, как в древние времена, служить ей до конца своих дней.

Но тут счел нужным вмешаться Крисчен.

— Это поражение уж слишком бы походило на победу, дорогой мой, — сказал он.

В это время Эллен, умирая от жажды, удалилась на ферму, чтобы попросить стакан молока.

Друзья остались совершенно одни, и разговор не замедлил возобновиться.

— Мне кажется, что вы не судья в этом деле, Крисчен, да в конце концов не все ли вам равно, — проговорил Блай.

— Ну нет, извините.

— Так по какому же праву, объясните мне?

— Подумайте, каким тоном вы спрашиваете!

— Я еще раз спрашиваю, по какому праву вы вмешались?! — повторил Блай, повышая голос.

— По праву всякого порядочного человека — защищать свою невесту от подобных притязаний.

— Флетчер!

— Уильям!

— Вы, кажется, ищете повода к дуэли?

— А вы хотите сказать, что не боитесь ее?

— Пусть будет так! В котором часу?

— Как вам будет угодно.

— Где?

— Мне безразлично.

— Оружие?

— Ваше.

И молодые люди, дождавшись Эллен, как ни в чем не бывало отправились домой, перекидываясь по дороге шутками, и никто не мог бы подумать, что они только что условились драться.

На следующий день рано утром состоялась дуэль на шпагах. Противники одинаково хорошо владели оружием, и долго дуэль не имела никакого результата, когда наконец Крисчену удалось ранить своего друга в правую руку. Тот в бессильной ярости не согласился признать себя побежденным и схватил шпагу левой рукой, чтобы продолжать поединок, но тут вмешались секунданты и вопреки воле сражавшихся прекратили дуэль.

Однако Уильям отказался протянуть руку своему противнику и, раздражаясь все больше и больше, проговорил:

— Мы еще будем продолжать дуэль, как только я вылечусь.

— Как вам будет угодно, — отвечал Крисчен.

Затем они, мирно разговаривая, направились к замку Эдвин и договорились объяснить происхождение раны Блая простой случайностью.

Но каково было их горе, когда, придя в замок, они узнали от прислуги, что мисс Эллен после вчерашней поездки почувствовала себя настолько плохо, что слегла в кровать.

Доктор, немедленно вызванный к больной, объявил, что у нее острое воспаление легких, вызванное стаканом холодного молока, который она выпила после бешеной скачки.

Спустя три дня Эдвин-Холл погрузился в траур, и убитые несчастьем Крисчен и Блай проводили дорогие их сердцу останки до последнего жилища.

Все было забыто, и Крисчен с Блаем поклялись в вечной дружбе над дорогой могилой. Прошло уже десять лет после смерти Эллен, и друзья еще ни разу не нарушили своей клятвы. Блай уже успел жениться и давно был лейтенантом, когда его назначили командиром судна «Баунти» и обещали после успешного плавания произвести в капитаны. Что же касается Крисчена, оставшегося верным памяти Эллен, то он был только что произведен в лейтенанты и выбран Блаем себе в помощники.

Со времени трагического случая в Эдвин-Холле друзья не теряли друг друга из виду и по мере сил оказывали один другому разные услуги. Однажды случилось, что отец Крисчена, занявшись коммерческой деятельностью, разорился, ему грозило полное банкротство. Тогда Блай, помня свою клятву в верной дружбе, отдал все, что имел, отцу Крисчена и тем спас его от нищеты. Этот благородный поступок еще больше увеличил преданность и привязанность Крисчена к Блаю, и он, не колеблясь, согласился на предложение своего друга.

Несмотря на такую трогательную дружбу, для всякого, кто знал хорошо характеры обоих офицеров, не было тайной, что при первом же столкновении все узы, связывавшие их дружбу, сразу оборвутся. И если до сих пор ничто не омрачало их дружбу, то только потому, что никто из них не мог приказывать другому, но теперь, во время предстоящего плавания, образ Эллен рано или поздно должен был встать между ними. Сами они, конечно, были далеки от подобных предположений и не ожидали страшной развязки.

Таковы были характеры и прошлое этих людей, которых судьба как будто нарочно соединила для продолжительного плавания на одном судне.