Зинаида Партис. Неизвестный автор знаменитых песен

Зинаида Партис.

Неизвестный автор знаменитых песен

Есть песни, услышанные нами впервые 40–50 лет назад, но они остались в нашей памяти, в душе, в сердце, жить своей тихой незаметной жизнью, как бы на втором плане. Когда мы слышим их снова через много лет, они волнуют, отзываются в сердце и бередят в нас воспоминания. Недавно мне довелось прослушать песни военных лет, песни нашей юности в исполнении Дмитрия Хворостовского. Какой талант! Какой Божий Дар, и с каким пониманием того времени, с каким огромным чувством и жаром исполняет он их сейчас. А ведь его тогда и на свете ещё не было – он 1962 года рождения. Я видела на экране лица своих современников, людей переживших войну, сидящих в зале на концерте с глазами, полными слёз, тоски и благодарности. Столько лет прошло, столько слёз и воды утекло, а песни эти не оставляют нас спокойными или равнодушными. И мы давно уже не те и мы давно уже не там, выходит по-цветаевски: «… но если по дороге куст, особенно рябина». Казалось бы, что нам сейчас, живущим в Нью-Йорке уже 30 лет, до тех лет, до тех песен? А вот, поди ж ты! За душу хватают! И кто же останется равнодушным, глядя, как пожилые седые женщины и мужчины шевелят губами и вместе с исполнителем полушёпотом подпевают: «А я в Россию домой хочу, Я так давно не видел маму…». Мне всегда хотелось узнать имя автора замечательных незабываемых поэтических строк и музыки. Живя там, мы все знали эту песню, прозвучавшую в кинофильме «Освобождение», но, уехав, многое забылось. Сейчас с помощью Интернета, а также благодаря гениальному еврейскому мальчику, Серёже Брину, которого родители увезли из Москвы 6-летним почти 30 лет назад, и который 11 лет тому назад изобрёл GOOGLE, мы все можем узнать, что нас заинтересовало. Набрав на гугле эти строчки, я увидела на экране компьютера актёра Михаила Ножкина с гитарой в руках в фильме «Ошибка резидента», поющего песню «Я в весеннем лесу пил берёзовый сок».

Песня эта когда-то меня поразила и очень полюбилась. Многим она тогда нравилась не меньше песен Булата. Автор – почти неизвестный поэт-бард прошлых лет. Евгений Данилович Агранович – поэт, бард, композитор своих песен, кинодраматург, сценарист, скульптор. Ему 13 октября этого года исполнился 91 год. Жив ещё, курилка! Многим ли в русскоязычном интеллигентном обществе известно это имя? Думаю, не многим. А его песня «Одесса-мама» распевалась до войны везде и всюду и считалась народной. Судьба этого человека сложилась очень своеобразно: неизвестный автор известных и даже знаменитых песен.

Когда-то, кажется с киноэкрана, громко прозвучало крылатое выражение: «…народ должен знать своих героев!» Да, мы старались их знать: читали о них книги, пели о них песни, носили их портреты на демонстрациях и всячески почитали и любили. А потом произошло нечто непонятное нам: наши герои оказались совсем не героями, а врагами нашими. Мы их зачёркивали жирными фиолетовыми чернилами в наших школьных учебниках по приказанию учителей, не пели больше и не читали о них и послушно следовали указаниям забыть о них. Но вечно неутолимая жажда узнать о тех, кто делал нашу жизнь прекраснее, добрее и значительнее у нас осталась ещё с той юной поры. «Прекрасное рядом!» Да, оно всегда было рядом, но прикоснуться к нему не всегда удавалось, поскольку оно всегда было за семью печатями.

Евгений Данилович Агранович родился в городе Орле 13 октября 1918 г., и 12-летним приехал в Москву, где уже жил у родственников его старший брат Леонид. Родственники не сильно обрадовались приезду младшего брата и не стали его кормить. Выживал, как удавалось. В Москве была «Бригада Маяковского», человек 30–40, сплотившаяся вокруг поэта, в которую входили оба брата. После смерти Маяковского все они усиленно пропагандировали его поэзию, читали стихи и поэмы с большим энтузиазмом на фабриках, заводах, на стройках, в воинских частях. Сценическому мастерству чтецов их обучал один из ярчайших мастеров художественного слова В.Н. Яхонтов, выступавший сам в концертах с программой Маяковского. Стихи и песни на свои стихи Евгений Агранович начал писать уже в 1938 г. В довоенные годы в Москве организовалось литературно-поэтическое братство, куда входил и Агранович, в числе близких его друзей были Павел Коган, Михаил Кульчицкий, Борис Слуцкий, Борис Смоленский. Самая знаменитая довоенная песня была написана им в соавторстве с Борисом Смоленским в 1938 году, называлась «Одесса-мама». Стихи Е. Аграновича и Б. Смоленского, музыка Е. Аграновича. Люди довоенного поколения, конечно, помнят куплеты из этого знаменитого шлягера мирного времени.

В 1939 году Агранович поступил учиться в Московский Литературный Институт имени Горького.

Друзья-сокурсники уже что-то напечатали в газетах, журналах, а его песню распевали по всей Москве под гитару и без гитары, но ни он, ни Смоленский не спешили её опубликовать, очевидно, понимая, что всеобщее признание и успех песни за её откровенный «смех-юмор» были вызовом времени. Слишком смело было тогда назвать канонизированного советской литературой Пушкина Сашкой и упоминать имя уже расстрелянного Бабеля. Конечно, стихи были не для печати.

С первых дней войны занятия в Литинституте прекратились, начальство исчезло, и студенты стали добровольно уходить на фронт. Из студентов Литинститута в Москве сформировался 22-й истребительный батальон, добровольцем в него пошёл и Евгений Агранович.

Как обладателя звонкого и красивого голоса его сразу назначили ротным запевалой в 22-м батальоне. Довольно скоро ротный запевала получил задание-приказ батальонного комиссара: отступающим подразделениям нужна была строевая песня.

– Что петь? – И сегодня тот давний вопрос Аграновича звучит как «гамлетовский».

– «Если завтра война, если завтра в поход»? «Когда нас в бой пошлёт товарищ Сталин»? Глупо и неприлично. Мы же отступали, – вспоминает Е.Д.,– и я использовал перевод Ады Оношкович-Яцыны из Киплинга, стихи которого любил и знал наизусть: «Пыль, пыль, пыль, пыль от шагающих сапог. Отпуска нет на войне». Эти слова через день пел весь батальон. Правда, комиссар (а тогда, в 41-м были ещё комиссары) сказал мне: «Песня хорошая – строевая, но слова в ней какие-то не наши». И я в разное время дописал в неё ещё четыре свои куплета». Вскоре эту песню запела вся армия. Куплеты из неё долетали и до других фронтов. Во время встречи с союзниками на Эльбе американцы тоже подхватили и запели русскую строевую песню.

Второй песней, не менее знаменитой, а, может быть, и более любимой бойцами, чем симоновская «Жди меня» стала следующая песня Е. Аграновича «Лина», написанная на фронте в 1942 году. Из воспоминаний Е.Д. Аграновича: «На фронте написал «Лину» – совсем простенькое сентиментальное танго. К моему глубокому удивлению, песня разнеслась по дивизии и армии, как степной пожар или, можно сказать, со скоростью анекдота. Без помощи радио и печати, в обход всех рогаток цензуры-редактуры, своим ходом, на своих крылышках облетела песенка фронт. Из окопа в окоп. Её даже не записывали. С губ сняли. Чем привлекла? Правдой о судьбе солдата, о глубокой любви, которая и под огнём думает о милой: если я погибну, не оставайся черной вдовой. Другой уцелевший солдат – это тоже я. Этой нотки в других песнях не было».

Действительно, в этой песне звучит удивительная человечность, доброта, альтруизм, забота не только о себе, но и о бойце-товарище. Если мне выжить не придётся, то пусть будет счастлив тот боец, кому повезёт больше. Любовь, счастье должно продолжаться на земле даже без меня. Эта глубоко альтруистичная идея песни была новой и намного гуманнее, выше симоновского «Жди меня», хотя эта песня также сыграла свою благотворную роль на фронте, поднимая дух бойцов. Однако на фронте, если ты не «с лейкой и блокнотом», как Симонов, а просто с пулемётом, то надежда на счастливое возвращение домой была мала, подтверждение тому фронтовые стихи Арсения Тарковского:

Немецкий автоматчик подстрелит на дороге,

Осколком ли фугаски перешибут мне ноги,

В живот ли пулю влепит эсэсовец-мальчишка,

Но всё равно мне будет на этом фронте крышка.

И буду я разутый, без имени и славы

Замёрзшими глазами смотреть на снег кровавый.

Становится понятным такой молниеносный успех песни «Лина».

Война продлилась для Евгения Аграновича от Москвы до Эльбы – все четыре года.

Вернувшись в Москву в 1945-м, студент, прервавший учёбу из-за ухода на фронт, снова пришёл в Литинститут продолжить учёбу. В приёмной института, куда он пришёл в военной форме, украшенной боевыми орденами и медалями, чтобы узнать расписание занятий, сидели новые, совершенно незнакомые люди.

Многие бывшие однокурсники не вернулись с войны. В начале войны на Карельском фронте погиб Борис Смоленский – близкий друг и соавтор первой песни, погибли друзья – поэты Павел Коган и Михаил Кульчицкий. Два молодых человека, сидевших в приёмной спросили, на каком факультете он учился, он ответил: на факультете «Поэзия». Ему говорят, что в этом институте существует только факультет Русской поэзии.

– Ну да, – сказал выживший защитник Родины – именно с этого факультета я и ушёл на фронт.

– Да нет, – возразил канцелярский работник, – у нас факультет именно Русской поэзии, где могут обучаться исключительно «русские» студенты. Что мог чувствовать в этот момент человек, не успевший ещё забыть ни запаха пороха и смерти, ни грохота разрыва снарядов и свиста пуль рядом…? Евгений Агранович вышел из института и направился к телефону звонить Симонову и Антокольскому.

Те приехали в институт без промедления и пошли к директору института Фёдору Гладкову, автору «Цемента», одному из основоположников «соцреализма», когда громкая ругань, доносившаяся из кабинета директора затихла, вышел Симонов и сказал Аграновичу, что неприятный инцидент улажен – он может приступать к прерванным занятиям. В 1948 году Евгений Агранович окончил Московский Литературный институт им. Горького. После окончания института работы не найти, ему удалось устроиться в скромную редакцию осовиахимовской газеты корреспондентом.

Он ездил в командировки по разным городам и весям страны и писал большие полосы. В это время в стране развернулась кампания по борьбе с космополитизмом, он в своём духе съюморил на эту тему, среди слышавших был «дятел», который настучал не очень далеко, и его немедленно выгнали из редакции, к счастью, «на улицу, а не на лесоповал». Следующую работу на киностудии имени Горького он нашёл случайно: «…Иду, выгнанный, по улице и вдруг встречаю девочку из довоенной поэтической компашки, а она – редактор на студии Горького. Занималась дубляжом «трофейных» фильмов. Мне поручили песенки. Я это делал, и делал хорошо. В 60-х я перевёл песенку, которую Радж Капур спел в кинофильме «Бродяга». Там, наконец, мою фамилию поставили в титры. Один довольно известный поэт заявил, что никогда не слышал о поэте Аграновиче и текстов его не видел, но когда ему сказали, что Агранович автор русского перевода песенки Раджа Капура «Бродяга я!», обрадовался: «Ну так я его уже полвека знаю, я эту песенку в молодости перевёл на идиш. После дубляжа фильма «Возраст любви» Лолита Торрес сказала, что в Аргентине не нашелся бы поэт, который сделал бы перевод её песенок лучше. Популярными стали в народе и песенки Аграновича из чехословацкой кинокартины «Сотворение мира» по рисункам Эффеля. Среди них:

Мозг? Зачем? Себе вы сами делаете вред:

он пошевелит мозгами, скажет: «Бога нет!»

Или:

Есть на любовь у всех права, влюбляйтесь без стесненья.

Ясное дело – дважды два – таблица размноженья.

В зелени рощ, в тени полей знакомьтесь и встречайтесь.

На молодой земле своей плодитесь – размножайтесь.

С озорной улыбкой 90-летний Евгений Данилович вспоминает в интервью: «Когда «Сотворение мира» делали, я неделю просто жил на киностудии. Звонят: «Бери зубную щётку и тапочки, сейчас за тобой приедут на директорской машине. Спасай! Выручай!» И я не вылезал из этого зала, читая по губам, что они там могут произносить, чтобы своим переводом в артикуляцию попасть. И при этом, чтобы текст оказался качественным, и кровь из носу – за неделю должен быть. Сижу, из рук у меня берут тексты, несут артисту перед микрофоном – и сразу в запись. На песенку уходило минут сорок, чуть ли не экспромт. Заканчиваю финал, сдаю перевод, полумёртвый падаю на пол, втискивают меня в машину, доставляют домой, и я сплю двое суток. Выспался, прихожу на студию, требую договор – а там не три тысячи, а полторы. Начальник объясняет: «Я тут сижу целый месяц, ответственная работа, получаю тысячу двести, а ты за неделю не хочешь полторы брать?» Я разозлился: «Ну и пишите сами! Я как был Женька Агранович, так и буду, а Вам сидеть каким-нибудь директором заштатного кинотеатра». Плюнул и ушёл. Встретил на улице знакомого юриста, рассказал ему свою историю. Он пригрозил студии прокурорским секвестром… В общем, перспектива заканчивать карьеру в захудалом кинотеатре и впрямь перед директором замаячила. Взмолился: «Ну, чего он там хочет?» Адвокат на потолок задумчиво посмотрел и говорит: «Десять тысяч». – «На!» Потом уже в 80-х годах – продолжает Агранович, – делал большой полнометражный мультфильм «Мария – Мирабелла», румынский. Большая работа, много музыки, песен, все поют…»

Самая полюбившаяся нам песня, затронувшая сердечные струны, запомнившаяся навсегда после того, как она впервые прозвучала с экранов кинотеатров в 1971 году, написана была Евгением Аграновичем, как ни удивительно, по заказу киностудии. Вот что сам Агранович рассказывает о её создании: «Идея такой песни в моей голове и душе носилась ещё с фронта. Просто её воплощение я всё откладывал. Неохота было в стол работать… В 1954 году режиссёр, снимавший шпионский детектив «Ночной патруль» с Марком Бернесом в главной роли, заказал песню для героя Марка Бернеса. Бернесу песня моя очень понравилась, он напевал её про себя, и очень рвался исполнить её в кадре. Но руководство киностудии знаменитую сегодня: «Я в весеннем лесу пил берёзовый сок» – отклонило. В нашем консервативном кинематографе, если вы один раз удачно сыграли бандита, то будете играть бандитов до седых волос – с иронией говорит Е.Д. – я же монопольно 12 лет делал русский текст песен всех дублируемых в студии картин. Вместо меня одного дирекция пригласила в студию известного композитора и лучшего в те годы поэта-песенника. Песню сочинили. Бернес её спел. Эта песня забылась сразу после того, как прозвучала. А мою песню, которая в фильм не пошла, я привычно пустил по магнитофонам и компаниям». И песня зажила своей, отдельной от автора, подпольной жизнью.

В те суровые годы все тянулись к такого рода запретным, недозволенным цензурою, песням, с больными темами, а эту песню автор тогда назвал «Песней перемещённых лиц». «Меня спрашивали, – рассказывает Агранович, – вот ты пишешь от первого лица. Неужели ты видел «бразильских болот малярийный туман»? Я «бразильских болот малярийный туман», конечно, не видел. Зато видел людей, которые оттуда возвращались. И разговаривал с ними. Ведь в армии, в войсках Рокоссовского, где я служил, никакой СМЕРШ не мог запретить ставить «перемещённых лиц» в строй, чтобы у них был шанс искупить в бою свою вину». «Песня перемещённых лиц» вышла из подполья на экраны кинотеатров страны неожиданно лет через 15 после её создания. Случилось это таким образом. На Байкале режиссёром Вениамином Дорманом снимался фильм. Во время сильного проливного дождя, заставившего всю съёмочную группу укрыться в старой нетопленой бане, чтобы переждать дождь, у кого-то с собой оказалась гитара, одна из актрис спела «Я в весеннем лесу пил берёзовый сок». Режиссёр Дорман аж вскочил: «Кто автор? Где взять слова? Это же песня для моего следующего фильма!» В ответ услышал: «Не психуй. Автор перед тобой». И все посмотрели на Аграновича. Когда в 1971 году на экраны вышел приключенческий фильм «Ошибка резидента» с этой песней, исполненной известным актёром Михаилом Ножкиным, о судьбе одного из пропавших сыновей Родины-матери пела уже вся страна. Имя Евгения Аграновича было в титрах. Но авторство песни стали приписывать актёру Михаилу Ножкину, который исполнял её часто в своих концертных программах вместе со своей знаменитой и всеми любимой песней «Последний бой» со словами: «А я в Россию домой хочу, Я так давно не видел маму». Авторство Евгения Аграновича не отрицали, его просто замалчивали. В своих концертах Михаил Ножкин просто не называл имя автора и композитора этой песни и все были уверены, что она его, как и «Последний бой». Евгений Данилович, усмехаясь: «Пробовал ли я поговорить с Ножкиным? Нет, не пробовал. А зачем? Он же не говорит, что написал песню, просто не называет моего имени. Так ведь за это не сажают. И потом, его всегда так любили в ЦК комсомола, теперь любят коммунисты, и им, думаю, неприятна сама мысль, что эту русскую песню написал какой-то жид».

14 ноября 2009 года Евгению Даниловичу Аграновичу исполнился 91 год.

Огорчён ли он своей «незадачливой» судьбой? Судя по разным интервью с ним за последние годы – нет! Он бодр, жизнелюбив, полон энергии, активен в свои почтенные годы. Он не считает себя неудачником, и прав абсолютно. Жизнь всегда била ключом, и не всегда «гаечным», занимался в жизни любимым делом, работал на лучшей киностудии страны, песни, сочинённые им, живут и радуют людей по сегодняшний день, некоторые стали просто народными, как «Одесса-мама». Современные поэты-барды разыскали его, пришли к нему, вот уже почти 20 лет окружают почётом, приглашают выступать в концертах бардовской песни. Он и выступает вместе с ними, с молодыми, голос у него до сих пор звонкий, совсем не «стариковский» и он поёт до сих пор, радуется сам и радует других.

Судьба подарила ему ещё второй талант. Он прекрасно владеет резцом скульптора.

Свою однокомнатную квартиру в Москве он превратил в настоящий музей скульптуры. Из-под его резца вышло много интересных произведений искусства, среди них «Девочка провожает лебедей», «Мальчик, снимающий маску старости». Он любит вырезать свои скульптуры из хорошего природного материала: самшита, оленьего рога, красного дерева, кости. В 90-е годы изданы две его книги, в которые вошли его песни, стихи, рассказы, воспоминания о друзьях – поэтах, погибших на войне. Одно из своих интервью Агранович заключил словами: «В России надо жить долго. Тогда обязательно добьёшься справедливости. Вот стали меня приглашать на концерты, где люди вместе со мной поют мои песни, – значит, они до сих пор живы, значит их любят и помнят». Но до этого осознания нужно было дожить. И Бог, в которого верил маленький Женя Агранович, учившийся в детстве, по настоянию матери, ивриту у старика-еврея, подарил ему это СЧАСТЬЕ!