Н.А. Кузнецов ГИБЕЛЬ ШХУНЫ «КРЕЙСЕРОК»

Н.А. Кузнецов

ГИБЕЛЬ ШХУНЫ «КРЕЙСЕРОК»

Прошло уже более 120 лет с момента гибели в Охотском море шхуны «Крейсерок». Несмотря на то, что этот небольшой корабль с уменьшительно-ласкательным и, казалось бы, несерьезным названием имел водоизмещение всего 44 т и прослужил в составе Российского флота лишь три года, его служба и трагическая гибель навсегда вошли в историю Тихоокеанского флота.

В разное время гибели «Крейсерка» посвящались как научные и научно-популярные статьи[67], так и художественные произведения, одно из которых — документальная повесть А.Я. Максимова — перепечатана в настоящей книге[68]. Связано это с тем, что, во-первых, трагические обстоятельства гибели шхуны произвели большое впечатление на современников, а также с тем фактом, что «Крейсерок» был первым кораблем, специально предназначенным для охраны морских богатств России в Тихоокеанском регионе, то есть, по сути, предшественником современных кораблей погранслужбы. Нельзя не отметить и тот факт, что памятник «Крейсерку» во Владивостоке стал одним из первых памятников в Приморье. Задача нашего исследования — максимально подробно, с привлечением ранее неизвестных архивных документов, рассказать об истории этого корабля.

Появление в составе Российского флота «Крейсерка» напрямую связано с его «крестным отцом» — клипером «Крейсер» (в честь которого шхуна и получила свое название, положив начало традиции подобных уменьшительных наименований[69]). В 1884—1887 гг. клипер под командованием капитана 1-го ранга А.А. Остолопова совершал плавание на Тихом океане. Корабль нес сторожевую службу, а его офицеры также проводили гидрографические работы. 17 августа 1886 г. «Крейсер» задержал в Анадырском заливе американскую браконьерскую шхуну «Генриетта». Эти события подробно описаны в извлечениях из рапорта командира «Крейсера», опубликованных на страницах «Морского сборника».

«В 2 ч[аса] пополудни того же 17 августа, имея пары в двух котлах, снялся с яхоря и пошел в Берингов пролив к селению Нуупа на южной стороне мыса Восточного; в 4 1/2 часа, подходя к селению, увидел па горизонте к 8 парус, а потому, взяв курс на него, пошел полным ходом, а чтобы засветло успеть догнать и осмотреть судно, я развел пары, в 3-м котле; в 5 1/2 ч[асов], подняв по международному своду сигнал “закрепить паруса”, произвел холостой выстрел из 4-ф[унтового] орудия; шхуна подняла американский флаг; в исходе 6 ч[аса] повторил выстрел, после которого шхуна легла в дрейф; в 6 ч[асов] застопорил машину, отправил офицера для осмотра шхуны и судовых документов; в это время находились по истинным пеленгам: мыс Восточный на NO 25° и северная оконечность острова Ратманова на SO 81°; расстояние до ближайшего берега было 7 миль; по осмотре шхуны и документов ее особой, назначенной мной на этот предмет комиссией, выяснилось, что это двухмачтовая американская шхуна “Henrietta”, приписана к С[ан]-Франциско и принадлежит г[осподину] Sennet — та самая, о которой наш генеральный консул в С[ан]- Франциско телеграфировал генерал-губернатору, что она отправилась к нашим чукотским берегам для незаконной торговли с туземцами. Капитан шхуны, Dexter, уже 25 лет занимается этой торговлей и однажды его шхуна была также конфискована американским таможенным крейсером “Corwin”, что видно из отчета последнего, г[осподина] Hooper. Из вахтенного журнала шхуны “Henrietta” видно, что она с ранней весны занималась торговлей только у наших берегов; водки на шхуне не оказалось, но три большие порожние бочки видимо содержали водку; в числе товаров для продажи найдено два ружья, очень много патронов разных систем и калибров, а также порох; остальной же товар состоял из муки, разных инструментов и всяких мелочей, а потому комиссия, принимая во внимание вообще торговлю у наших берегов, без права на нее, а равно присутствие вещей, запрещенных к торговле с инородцами, руководясь инструкцией генерал-губернатора Приамурской области, постановила: шхуну “Henrietta” с имуществом конфисковать в пользу русского правительства, выдав дубликат протокола капитану Dexter. Протокол этот я утвердил и, подняв военный флаг и вымпел на шхуне, назначил на нее временно-командующим лейтенанта Попова, а в помощь ему — мичмана Ивановского и 9 человек нижних чинов; экипаж судна, состоявший, кроме капитана из 6 человек американских граждан и 6 человек чукчей, взятых шхуной с мыса Чаплина для промыслов моржей, я взял на клипер».

Интересно отметить, что, несмотря на четкое выполнение правительственных инструкций по борьбе с иностранными судами, занимавшимися незаконной торговлей и промыслами в отечественных тихоокеанских водах, капитан 1-го ранга Остолопов придерживался мнения, что свобода торговли иностранцев с местным населением (в том числе спиртными напитками) принесет пользу, прежде всего, последнему. В том же рапорте он писал: «Что же касается воспрещения подвоза чукчам спиртных напитков, то закон этот, хотя по существу и очень гуманный, ограждающий людей крайне неразвитых от эксплуатации их торговым людом, но мне кажется, что гуманность эта выдвинута теоретиками, незнакомыми с действительными потребностями северных дикарей-, им водка необходима, и, разумеется, более чем в Средней России, где она продается свободно; жители Ледовитого океана, живя вечно в сырости и холоде и имея пищу сырую и жирную, положительно нуждаются в водке для согревания себя и для пищеварения; этот народ, проживший века без руководства исправников и становых, имеет право не нуждаться в покровительстве гуманистов, он единственно желает пользоваться своим трудом по усмотрению; я полагаю, что поддерживать строго букву закона о спиртных напитках едва ли целесообразно, а ограничивать эту торговлю правом только для русских купцов, будет прямым несчастьем для жителей, так как известно, что русский торговый люд на окраинах Сибири состоит из самых низкопробных эксплуататоров, способных возбудить своими делами одну ненависть к русскому народу и ускорить вымирание туземцев, подобно тому, как уничтожено ими много народностей, когда-то обитавших в Сибири. Воспрещение же иностранцам всякой торговли у чукотских берегов — есть смертный приговор для туземцев: я видел склады товаров, приобретенных ими от американцев, и убедился, что существование туземцев находится в безусловной зависимости от их торговли с американцами; не одну водку, как думают некоторые, доставляют туземцам, и в их торговле водка не играет первой роли: им нужна мука, нужен гарпун, топор, пила, гвозди, напильник, нужен табак, сахар, чай, нужна веревка и кое-какие грубые материи; нужна иголка, нитка, ножницы, ножик, ружье, порох, котел, горшок и пр. и пр.; перечислить все трудно, и все это они получают только благодаря американским торговым шхунам; лишить чукчей этой торговли, значит лишить их средств к существованию; мы не можем дать им всего, что дают ежегодно более 40 торговых судов; у нас нет торговли, потому что даже в наших цивилизованных центрах она в руках иностранцев; не можем также мы заставить народ вернуться в потребностях жизни чуть ли не каменного периода и принудить его ружье Винчестера заменить луком или копьем, а топор — моржовым клыком. ...Как резюме всего вышесказанного, я позволю себе высказать убеждение, что самое справедливое и выгодное для чукотского народа есть необходимость не только прекратить преследование на дальнем севере торговых иностранных шхун, но даже официальным путем объявить полную свободу торговли для всех и каждого у этих берегов, отчего благосостояние чукчей много поднимется...» Если рассуждения о пользе водки для обитателей Крайнего Севера с позиций сегодняшнего дня выглядят, мягко говоря, наивно (учитывая то, что значительная часть населения в этом регионе попросту спилась), то мысли о возможности свободной торговли, высказанные А.А. Остолоповым, можно оценить, как весьма здравые. Тем не менее, выполняя свой долг, он арестовал шхуну, для которой началась новая, российская страница биографии.

После перехода «Генриетты» под русский флаг командир «Крейсера» приказал ей идти в залив Святого Лаврентия, а клипер пошел к группе островов Диомида. На следующий день, 18 августа, в 5 часов вечера клипер встретил шхуну, заштилевшую под мысом Нунягмо и, взяв ее на буксир, перешел в залив Святого Лаврентия, где встал на якорь севернее острова Литке. Вновь предоставим слово Остолопову. «Следующие сутки приводил в известность груз шхуны “Henrietta”, который оказался довольно ценным; одного китового уса было 3600 фунтов [1,6 т], на сумму более 10 тысяч долларов по ценам С[ан]-Франциско; затем лисьи и песцовые меха, моржовые клыки и пр.; сама шхуна совершенно новая, только в 1884 г. делала первое плавание; и с очень хорошими морскими качествами; стоимость ее в С[ан]-Франциско 7 тысяч долларов. Я не уничтожил эту шхуну, но решил отправить ее во Владивосток по следующим побуждениям: во-первых, самостоятельное плавание офицеров на этой шхуне на расстоянии более 3000 миль давало им отличную практику; кроме того, шхуна эта могла принести значительную пользу во Владивостоке, и именно в такой шхуне чувствовали недостаток в эскадре судов Тихого океана, которая не имеет возможности знакомить офицеров с нашими берегами и врезанными в них бухтами, а потому большинство бывавших в Тихом океане не видели своих берегов, исключая одного Владивостока; назначая же на эту шхуну офицеров и команду с разных судов отряда, можно без ущерба судовой службе в продолжение лета по крайней мере трем сменам доставить возможность ознакомиться с нашими берегами от Владивостока до Амура. Снабдив шхуну всем необходимым, 20 августа, в 2 1/2 часов пополудни, она снялась с якоря для следования в Петропавловск». К цитате из рапорта остается добавить, что «Генриетта» была двухмачтовой гафельной шхуной водоизмещением 44 т, длиной 18,5 и шириной 6 м.

2 сентября в Петропавловск пришел «Крейсер», а 6 сентября — «Генриетта». Остолопов отмечал, что она выдержала по пути несколько штормов и подтвердила свои хорошие морские качества.

В Петропавловске остался капитан шхуны. Газета «Daily Alta California» 10 октября 1886 г. (воскресенье) сообщила о том, что в Сан-Франциско пришел пароход американской компании «Гутчинсон, Кооль и К°» «Александр II». Среди его пассажиров находились капитан Декстер и второй помощник со шхуны «Генриетта». По их словам, «...судно было захвачено 28 августа [по новому стилю] русским военным кораблем “Крейсер” за торговлю в российских водах В результате обыска на корабле были обнаружены и конфискованы: 4 тысячи фунтов китового уса (1,814 т), 500 лисьих шкур и 1 тыс. фунтов (0,454 т) моржовой кости. “Генриетта” была отправлена на продажу во Владивосток». Через три дня на страницах той же газеты появилась заметка, в которой говорилось: «Что же касается недавнего захвата русскими шхуны “Генриетта”, то ее капитан Декстер заявил, что течение отнесло его судно в российские воды, а также заверил, что на борту не было никаких контрабандных товаров».

Между тем 14 сентября клипер «Крейсер», взяв на буксир шхуну, вышел в направлении на Владивосток, куда оба корабля пришли 25 сентября. Командиром «Крейсера» на основе изъятых вахтенных журналов шхуны была составлена карта плаваний «Генриетты» за последние два года. Как он справедливо отметил в своем рапорте, наличие подобных карт и анализ изъятой на браконьерских шхунах документации значительно облегчил бы дело борьбы с «хищническими» судами в дальневосточных водах.

Морское министерство решило использовать полученные материалы. 15 марта 1888 г. из Главного морского штаба в Главное гидрографическое управление были «направлены по принадлежности» следующие материалы: «Отчет о плавании клипера “Крейсер” у берегов Чукотской земли в 1886 году», карта плавания клипера «Крейсер» в период с 8 июля по 25 сентября 1886 г., таблица температур поверхности моря, а также ряд документов, захваченных на «Генриетте»: карта пути шхуны, английская карта Берингова моря, карта участка побережья, расположенного между мысами Фаддея и Гинтера. С «трофейных» бумаг Главный морской штаб попросил снять копии в десяти экземплярах. В том же 1888 г. на основе вышеописанных материалов было выпущено «Описание плавания в Берингово море, конфискованной клипером “Крейсером” американской коммерческой шхуны “Гехцлэтта” в 1884 и 1886 годах, с приложением карты ея плавания». Тираж небольшой книги составил 76 экземпляров. 14 июля 1888 г. Главное гидрографическое управление направило 15 экземпляров командиру Владивостокского порта «для отпуска на суда Сибирской флотилии, назначаемые для крейсерства в Берингово море». 3 марта 1889 г. эти экземпляры были получены во Владивостоке. В документах существуют упоминания о том, что для Сибирской флотилии предназначался 31 экземпляр, но известно лишь о получении 15. В 1893 г., уже спустя четыре года после трагической гибели «Крейсерка», было выпущено второе издание (тиражом 93 экземпляра). Причем о трагической гибели шхуны в переиздании упомянуто не было.

Уже на следующий год началась служба «Крейсерка» (такое название получила шхуна 14 мая 1887 г. в честь захватившего ее «Крейсера») под Андреевским флагом. В 1887 г. она участвовала в гидрографических работах в Амурском лимане под командованием лейтенанта А.К. Цвингмана. Результаты его наблюдений (в частности, метеорологический журнал) были использованы С.О. Макаровым в его работе «“Витязь” и Тихий океан».

Со следующего, 1888 года, начинается недолгая, но славная и трудная служба «Крейсерка» по охране острова Тюлений, расположенного недалеко от острова Сахалин в заливе Терпения. Необходимо сказать несколько слов о данном географическом пункте. В современной лоции он описан так: «Остров Тюлений высотой 18 м, находится в 8,2 мили к S от мыса Георгия. Поверхность острова плоская, берега обрывистые, красноватого, а местами — желтоватого цвета. Издали остров очень похож на мыс Терпения. ...На северо-западном берегу острова Тюлений имеется несколько построек. Пресной воды на острове нет. В юго-восточной части острова на песчаном пляже находится лежбище котиков. От южной оконечности острова Тюлений отходит надводная коса. Остров окаймлен обсыхающими и подводными камнями, отходящими от него на расстояние до 5 кабельтовых[70].

Зимой в районе острова Тюлений преобладают северо-западные и северные ветры, а летом — южные. С апреля по сентябрь часто наблюдаются туманы. С октября число дней с туманом уменьшается и уже в ноябре туманов почти не наблюдается. …вокруг острова Тюлений в 30-мильной зоне находится район обитания морских млекопитающих, в котором запрещается промысел рыбы, морских млекопитающих, других объектов водного промысла и всякая хозяйственная деятельность». Длина острова — 645 м, максимальная ширина вместе с пляжем — 112 м, средняя ширина на севере — 60 м. Общая площадь Тюленьего достигает 54 тыс. м2, а площадь пляжей — 38 450 м2. Основными обитателями острова являются морские котики.

А вот каким увидел остров современник описываемых событий А.Г. Бутаков — мичман корвета «Витязь», посетившего Тюлений во время кругосветного плавания в 1888 г. «Остров очень невелик; длина его всею 270 сажен[71] наибольшая ширина 60. Береговая полоса, саженей в 10—15 шириною, песчаная. Средняя возвышенная часть — сплошная скала, сверху плоская, ровная. Растительность острова более чем жалкая, дерева нет ни одного, только местами кусты и трава. Что поражает всякою, вступившею на почву неприветливого острова — это богатство животного мира на нем. Верх и уступы скал сплошь были покрыты птицами “ара” и чайками, при нашем приближении поднявшими страшный шум и крик. Они подпускали нас к себе совсем близко, так что палкой можно было свободно ударить их. Когда мы после ходили наверху острова, вся эта движущаяся и кричащая в один голос масса почтительно расступалась перед нами. Слетали только немногие, причем начинали кружиться вокруг острова, и из них образовались два живых кольца, двигавшихся одно в одну сторону, другое в другую.

Но еще более поражающее зрелище ожидало нас впереди. Осмотрев оставшиеся с прошлого года деревянные, частью полуразрушенные дома для караула, мы стали подыматься вверх; достигнув вершины и пройдя несколько шагов, мы очутились над обрывом с противоположной стороны острова, и здесь-то нашим взорам открылась картина, которую, раз увидев, не скоро забудешь. Представьте себе берег моря, песчаный, шириною, как мы уже сказали, в 10—15 сажен. Отделите часть берега длиною сажен в 80—100 сажен. Все это пространство было покрыто сплошь котиками. Их было тут примерно штук 7000. Все разом блеяли, кричали, шевелились и, несмотря на всю осторожность, с которою мы подходили к обрыву, увидев нас, с шумом бросились к морю. Заметив, однако, что мы не двигаемся и никакою враждебного намерения не имеем, они стали мало-помалу возвращаться, и мы могли производить над ними интересные наблюдения. Справа, в стороне, в воде близ берега сидели несколько гигантов сивучей. Целая толпа детенышей-котиков расположилась подальше от воды, напротив, самые крупные сидели ближе к ней. В самой воде копошилось если не столько же, то немногим менее, чем на берегу, котиков. Те, которые были подальше, плавая выпрыгивали из воды и, грациозно согнувшись, описывали в воздухе дугу. Эти прыжки мы отметили еще с корвета, приблизившись к острову, от которого котики отплывают на довольно большое расстояние... Пребывание на Тюленьем острове, несмотря на кратковременность свою, повторяем, не скоро забудется: слишком поражает вас это многотысячное стадо земноводных зверей...».

Именно котиковые лежбища и привлекали к этому клочку суши иностранных браконьеров, от которых необходимо было организовать защиту. Как писал в своем отчете лейтенант С.С. Россет, командовавший караулом на острове в 1887 г., «Тюлений остров, по своему уединенному положению, полному отсутствию на нем постоянных жителей, по сравнительной доступности своих берегов, ибо прибой на них — ничто для лиц, испытавших прибои Курильских островов — представляет все удобства для хищнического промысла морских котиков. Будучи уединенным, он расположен невдалеке от Курильской гряды — места летних промыслов и бобровой охоты. Вблизи его незаселенные берега о[стро]ва Сахалина представляют удобные прикрытия от осенних западных ветров. От Сахалина до Курильской гряды — открытая поверхность безопасного, хотя и сурового моря, где можно выдержать не одну пургу. Местность хорошо знакома промышленникам, бывавшим здесь в течение нескольких лет сряду. Все это заставляет предполагать, что для искоренения этого хищнического промысла необходимо несколько изменить систему охраны».

Россет отмечал, в своем отчете о том, что борьба с браконьерами может быть эффективной при наличии в распоряжении караула судна, способного противостоять «хищникам». «Необходимо, чтобы в распоряжении начальника охраны было бы судно, если не лучшее, то по крайней мере такое же, как приходящие к Тюленьему острову парусные шхуны. Поступая согласно с данными ей подробными инструкциями, такая крейсирующая шхуна одним появлением своим разгонит всех хищников. Она следом за ними обойдет все те укромные места, в которых скрываются теперь они, и, быть может, в одну кампанию отобьет у йокогамских предпринимателей охоту на легкую наживу. До появления же крейсера имена “Nemo”, “Diana” и “Rosa” из года в год будут появляться в японских газетах с известием о количестве добытых ими котиковых шкурок.

В настоящее время во Владивостоке находится шхуна “Генриетта”, которая, смею думать, в состоянии выполнить крейсерскую службу у Тюленьего острова, так как она и строилась специально для промысловой, то есть крейсерской службы. Кроме того, посылка в крейсерство к мысу Терпения шхуны Генриетта может послужить, кроме охраны промысла, и на пользу мореплавания.... Плавая у мыса Терпения, она, если и не даст точной карты, то будет в состоянии осмотреть и исследовать те уголки, которые по настоящее время известны лишь иностранцам».

Здравые и дельные предложения С.С. Россета были услышаны начальством, и уже в следующем, 1888-м, году он, став командиром шхуны «Крейсерок», отправился на ней к острову Тюлений. Увы, этот поход стал для него последним..

Перед уходом к острову Тюлений на шхуну было установлено одно 44-мм скорострельное орудие системы Энгстрема. 24 мая 1888 г. «Крейсерок» начал кампанию. 30 мая шхуна покинула Владивосток для следования на Тюлений остров. Но уже 10 июня из Лаперузова пролива корабль повернул во Владивосток, куда прибыл 15 июня. Причина такого поспешного возвращения была самая печальная — в море погиб лейтенант Россет.

В вахтенном журнале эта трагедия описана, как и положено, лаконично. «10 июня 1888 г., идя под парусами в Японском море с полудни случаи[72]. В 7-ом часу задул NО и быстро начал свежеть. Кегли в бейдевинд правым галсом. 8 ч. Определились по пеленгам о-ва Rebunsiri и начали лавировать к Ааперузову проливу. Кегли правым галсом в 4 милях левее средины о-ва Rebunsiri. Убрали кливер. Команде дали койки.

11 ч. 30 м. Командующий шхуной Лейтенант Россет, стоя на вахте с 6 часов до полночи, во время брания рифа у грота, был сброшен за борт гиком... Упавший за борт Кейтенант Россет утонул. Оставшийся следующий по старшинству Мичман Ергольский вступил в командование шхуной и возвратился во Владивосток».

Более подробно описана гибель С.С. Россета (очевидно, со слов мичмана А.Н. Ергольского) в статье, опубликованной в газете «Владивосток» (1888. № 25. С. 2) и озаглавленной «Несчастье в проливе Лаперуза». «15 июня около 2 часов дня вошла на Владивостокский рейд парусная шхуна “Крейсерок”. Многие удивились несвоевременному возвращению шхуны, т.к. она должна была по расписанию возвратиться осенью. Не прошло и 1/2 часа после отдачи якоря, как по городу разнесся слух, что командовавший шхуной лейтенант Россет погиб в проливе Лаперуза, поэтому и “Крейсерок” вернулся во Владивосток. Не хотелось верить такому слуху, но к крайнему сожалению слух подтвердился немедленным появлением приказа командира порта, назначившего по этому поводу следствие.

По наведенным нами справкам, обстоятельства этого несчастною случая оказались следующими: 10 июня в 8 часов вечера, определившись по пеленгам оконечности острова Rebunsiri, лежащего у входа в Лаперузов пролив, шхуна "Крейсерок" начала лавировать в проливе при ветре NО, задувшем после штиля в 6 часов вечера и достигшего к 8 часов силы 5 баллов. Первый галс был правый, в 4 милях левее западного берега Rebunsiri, и этим же галсом предполагалось идти до рассвета. В 11 часов 30 минут командир шхуны лейтенант Россет (стоял на вахте с 6 часов вечера) во время брания рифа у грота, был сброшен грот-гиком за борт. Стоявшие на вахте матросы растерялись, поднялась суета, и разбуженный шумом фельдшер Григорович доложил спавшему в это время мичману Ергольскому (назначенному с эскадры в помощь лейтенанту Россет) о несчастном случае. Последний не замедлил выйти наверх, и ему представилась следующая картина: грошовый гик с страшной силой при боковой качке переваливался с борта на борт; команда находилась в полном смятении и страхе, посматривая за борт, где за темнотою ночи, шумом ветра и бушующих волн упавшего не было видно и голоса не слышно. В это время шхуна шла большим ходом в крутой бакштаг правою галса, а ветер дул с силою 7—8 баллов. При такой погоде спустить небольшой вельбот решительно было невозможно, не рискуя людьми, бросать буек было также бесполезно. Первой командой мичмана Ерюльского было: “на грота-фал, грот спустить!” Остановив таким образом метания гика, вступивший в командование мичман Ергольский сделал поворот через фордевинд, стараясь описать несколько большую циркуляцию, т.к. по его соображениям и указаниям направления места падения командира он рассчитывал, приведя в бейдевинд левым галсом, прибыть на место катастрофы. Но все это ни к чему не привело, потому что в темноте и при брызгах волн ничего нельзя было видеть. Надо полагать, что лейтенант Россет был ошеломлен сильным ударом гика и утонул моментально; тем более что он был одет в зимнее пальто и на ногах имел высокие резиновые калоши. Оказалось, что до момента несчастья, в 11 1/2 часов, несмотря на быстро свежеющий ветер, приказано было взять только первый риф у грота (кливер был спущен около 8 часов вечера).

До катастрофы, когда после привода к ветру грот сильно заполоскало, то грот-гик, размахиваясь от ветра и качки под значительным углом, разогнул несколько гак у завал-талей, вследствие чего завал-шкентель случайно выложился, гик сильно перебросило на наветренную сторону; стропка завернутого шкота лопнула., и стоявший на правой стороне полуюта командир был моментально сшиблен за борт. Стоявшего же на руле матроса Долбня тоже сшибло с места и он едва удержался у борта. Как показалось ему, гик ударил командира в левый бок.

Продержавшись на месте катастрофы около 20 минут, мичман Ергольский взял курс на S-ю оконечность острова Rebunsiri, где, выждав рассвета и определившись по пеленгам, пошел на Поворотный мыс для следования во Владивосток.

Несчастье случилось в широте 43° 35’ N и 140° 50’ Ost. Это грустное происшествие могло иметь еще худшие последствия, не сохрани присутствия духа мичман Ергольский, так вовремя и благоразумно распорядившийся спустить грот и тем остановить расходившийся гик, грозивший опасностью людям. Подобные действия в такие моменты ставятся в заслугу даже старым опытным офицерам, а Ергольский еще так молод и только начинает тяжелую морскую службу, поэтому он имеет еще больше права на благодарность каждою любящею своих моряков».

На наш взгляд, действия Ергольского объясняются элементарной логикой, здравым смыслом и инстинктом самосохранения. Скорей всего, на его месте так: поступил бы любой моряк Возможно, журналист газеты хотел морально поддержать молодого офицера...

По делу о гибели лейтенанта Россета была назначена специальная комиссия, которая состояла из председателя — капитана 2-го ранга Чеглокова и двух членов: лейтенанта Максимова и лейтенанта Маркова Действия Ергольского комиссия оценила, как правильные. Впрочем, со шхуны он ушел, 30 июня 1888 г. убыв на фрегат «Дмитрий Донской» — место своей основной службы.

Новым командиром «Крейсерка» стал лейтенант А.Я. Соболев, его помощником был назначен лейтенант А.П. Дружинин; оба они вступили в должности 28 июня 1888 г. Команда состояла из 17 матросов и двух унтер-офицеров (все из состава Сибирского флотского экипажа).

5 июля шхуна снялась с якоря и вторично за этот год покинула Владивосток. 27 июля она стала на якорь у острова Тюлений. В этот же день к острову подошел корвет «Витязь», совершавший плавание под командованием капитана 1-го ранга С.О. Макарова. Он взял «Крейсерок» на буксир. С «Витязя» был высажен караул (квартирмейстер Кочнев и 6 нижних чинов). В вахтенном журнале указано, что при выгрузке было утоплено масла коровьего 3 пуда 9 фунтов, прессованной зелени 2 пуда, сахару 1 пуд 27 фунтов, чаю 3 фунта.

В тот же день «Витязь» ушел от острова. Для «Крейсерка» началась нелегкая будничная служба, события которой тщательно заносились офицерами в вахтенный журнал. 10 августа проводились работы по съемке берегов у селения Маройка в заливе Терпения. 20 августа в 8 часов прибыли с острова лейтенант Дружинин и квартирмейстер Кочнев с рапортом. На острове все обстояло благополучно. Караул был снабжен провизией. 30 сентября к острову Тюлений подходил корвет «Витязь», который обменялся сигналами с «Крейсерком» и ушел на юг. 20 сентября сделали 8 выстрелов из орудия.

3 октября в 7 часов утра на шхуну пришел квартирмейстер Кочнев и, отрапортовав о том, что на острове все благополучно, доложил, что вчера он заметил у берегов четыре «хищнические шхуны». Ранее, 24 сентября одну из них прибило к бурунам у острова, где ее почти залило водой.

На следующий день «Крейсерок» обнаружил браконьерскую шхуну, с которой его офицерам и команде предстояло более близкое и, увы, трагически закончившееся «знакомство» в следующем году... В вахтенном журнале об этих событиях записано следующее: «4 октября. Встали на якорь в бухте за мысом Терпения. В 5-м часу вечера показалась идущая с севера промысловая шхуна, а в 6-м часу [она] стала недалеко на якорь. Для осмотра шхуны отправил лейтенанта Дружинина. В 7 ч[асов] лейтенант Дружинин возвратился с осмотра шхуны. Шхуна оказалась английская “Rose”. Бумаги в порядке. Имеет разрешение на охоту и рыбную ловлю в Охотском море [далее неразборчиво. — Н.К.] от Японского правительства. Вахтенного журнала чистового не было, по черновому и курсам, проложенным на карте [видно, что] все лето пробыла у Курильских островов. Команда по рапорту 25 человек, налицо все 18. Шхуне предложено утром уйти и предупреждена, что при встрече с ней у этих берегов она будет конфискована. 5 октября. В 6 1/4 утра шхуна “Rose" снялась с якоря и, отсалютовав английским флагом, легла бейдевинд на левый галс».

12 октября «Крейсерок» встретил еще одно браконьерское судно, не первый раз появлявшееся у Тюленьего. Во время стоянки на якоре севернее мыса Терпения, близ мыса Спропуси, в 6 часов 15 мин., вахтенные увидели стоящую на якоре промысловую шхуну, которая снялась с якоря и пошла к Норду. На «Крейсерке» подняли флаг и, сделав три выстрела, пошли за шхуной. Вскоре ее удалось догнать и принудить остановиться, подняв сигнал «Лечь в дрейф». Судно подняло американский флаг. Для осмотра шхуны отправился лейтенант Дружинин на двухвесельном вельботе. Это была американская шхуна «Arctic», вышедшая из Хакодате; ее команда насчитывала 24 человека (японцы, командир — американец), груза и товаров на борту не было. По словам шкипера, шхуна зашла за питьевой водой, а главной ее целью была добыча пушнины на Курильских островах (на это имелось соответствующее разрешение японского правительства). Шхуна была отпущена и, отсалютовав флагом, ушла на север.

Вполне возможно, что визиты иностранных промысловых шхун имели целью выяснить обстановку около острова и возможность ведения там браконьерского промысла. Встреча с «Крейсерком» была для них неожиданностью.

14 октября шхуна «Крейсерок» окончательно покинула остров Тюлений. Караул с острова был снят корветом «Витязь» в конце ноября. 28 октября шхуна встала на якорь на Владивостокском рейде. 1 ноября был спущен флаг и вымпел и окончена кампания.

По итогам кампании 1888 г. стало очевидно, что идея использования «Крейсерка» в качестве специального корабля, предназначенного целенаправленно для несения сторожевой службы в определенном месте, блестяще себя оправдала. Предполагалась посылка шхуны к острову Тюлений и на следующий год.

Нужно отметить, что, несмотря на двухлетнюю службу, шхуна до начала 1889 г. официально не числилась в списке кораблей Российского Императорского флота. Скорее всего, она была приписана к Владивостокскому порту. Лишь 27 января 1889 г. начальник Главного морского штаба подал записку в Адмиралтейств-Совет, в которой говорилось: «Ввиду назначения для охраны Тюленьего острова, конфискованной в 1886 году парусной шхуны “Генриетта”, в 23-й день сего января месяца последовало Высочайшее повеление о включении названной шхуны в список судов флота с наименованием “Крейсерок”.

Вследствие вышеизложенною и по приказанию Управляющего Морским Министерством, Главный Морской Штаб представляет на благоусмотрение Адмиралтейств- Совета о зачислении шхуны “Крейсерок” в IV-йранг судов, с переводом ее на время плавания для охраны Тюленьего острова в III-й ранг». На следующий день вышел приказ по Морскому ведомству № 10 о зачислении «Крейсерка» в состав флота, а 11 февраля 1889 г. — приказ по Морскому ведомству № 17 о зачислении в ранг кораблей (он полностью повторял формулировку процитированного выше рапорта).

В 1889 г. «Крейсерок» под командованием лейтенанта А.П. Дружинина вновь вышел на охрану острова Тюлений. Эта кампания оказалась для него последней. Караул был высажен на остров 13 июня, а шхуна ушла в залив Терпения проводить гидрографические работы.

Возвращение «Крейсерка» ожидалось в конце октября (15-го он должен был снять караул с острова). Однако во Владивосток шхуна не пришла. 8 ноября командир Владивостокского порта контр-адмирал П.И. Ермолаев послал тревожную телеграмму в Санкт-Петербург, в Морское министерство. В ней он писал: «Шхуна “Крейсерок” еще не возвратилась, начинаю беспокоиться, прошу исходатайствовать разрешение послать пароход Добровольного флота “Владивосток” [к] обоим берегам [острова Сахалин] до Тюленьего острова. “Владивосток” фрахтом не занят и агент соглашается». На эту телеграмму управляющим Морским министерством вице-адмиралом Н.М. Чихачевым была наложена следующая резолюция: «Не могу понять цели посылки парохода, оба берега обитаемы, заселены, имеют туземные лодки для сообщения, если что-нибудь случилось с “Крейсерком” у берегов, то экипаж вполне обеспечен помощью. Спросить Ермолаева, какая цель посылки “Владивостока”?». Впрочем, через два дня министр разрешил послать для поисков пароход, который вышел 12 ноября. 27 ноября командир «Владивостока» сообщил туманные и неутешительные вести о том, что последний раз «Крейсерок» видели около Крильонского маяка, куда шхуна, по сведениям смотрителя, заходила 25 октября (пришла в 7 часов утра, ушла — в 8 вечера). Помимо команды «Крейсерка», на ее борту находилось восемь американцев со шхуны «Роза», разбившейся у мыса Терпения, и один русский матрос с нее же. Также в телеграмме говорилось о том, что кораблем командует лейтенант Дружинин, лейтенант Налимов погиб и погребен на мысе Терпения надзирателем Тарайки (поселка, где содержались ссыльнокаторжные) Вороновым, а квартирмейстер Корсунцев поправляется в лазарете на посту Корсаковском. Командир «Владивостока» планировал обойти остров Рейсири и западный берег Сахалина. В случае если он не обнаружит шхуну и там, он должен был сообщить об этом из Нагасаки во Владивосток. Понятно, что такая информация вызвала тревогу и недоумение у командования. Посыпались запросы и телеграммы. Ситуацию удалось прояснить лишь после того, как командир парохода привез копию протокола опроса единственного уцелевшего свидетеля трагедии — квартирмейстера Корсунцева. Его показания послужили основой для всех последующих газетных и других публикаций. Приведем этот документ полностью.

«1889 года 9-го ноября составлен настоящий протокол начальником Корсаковского округа о нижеследующем: 8-го ноября в 7 часов вечера доставлен в пост Корсаковасий при рапорте надзирателя поста Тихменевского человек, назвавший себя квартирмейстером Сибирского флотского экипажа Василием Николаевым Корсунцевым, который заявил, что он находился на арестованной американской шхуне “Роза”, потерпевшей крушение у мыса Терпения и спасшейся после крушения. При наружном осмотре Корсунцева у него оказались обмороженными ноги, вследствие чего он был немедленно по прибытии помещен в лазарет Корсаковской местной команды, где и подана ему врачом медицинская помощь. На следующий день при опросе Корсунцев показал: зовут меня Василий Николаев Корсунцев, отроду имею 28 лет, грамотен, женат, имею сына, веры православной, у исповеди и Св[ятого] причастия бываю ежегодно, происхожу из крестьян Симбирской губернии Саранского уезда Кампервской волости села Камперово. На службе в Сибирском флотском экипаже состою с 1886 г., квартирмейстером произведен с января месяца сего года. Состоял под судом по обвинению в краже, но приговором суда оправдан. Военная шхуна “Крейсерок" 13-го июня сего года высадила на Тюлений остров отряд, состоявший из меня и четырех матросов Сибирского флотского экипажа: Тихона Зеленкина, Ивана Кряжева, Дмитрия Белкина и Ивана Судакова; я был назначен старшим этого отряда и отряду приказано было оберегать котиковые лежбища от хищнической охоты на котиков. С 7-го октября мы замечали, что около острова ходит какая-то шхуна, а 13-го октября к острову подошел “Крейсерок". Шхуна, которую мы замечали 7-го октября, в это время была с другой стороны острова и я начал делать знаки об этом командиру “Крейсерка”. Знаки эти на “Крейсерке" заметили, он обошел на другую сторону острова и погнался за шхуной. Когда шхуна и “Крейсерок” скрылись за горизонтом, к острову подошли еще две шхуны и, обошедши кругом острова, стали на близкое расстояние от берега. Флагов эти шхуны не держали. Я спрятал вельботы и всех матросов, чтобы не обнаружить наше присутствие на о[стров]е. В течение дня с этих шхун на остров никто не съезжал, только залезали на мачты и осматривали остров. Около вечера с одной на другую шхуны переезжали на шлюпках. Вечером, когда у же стемнело, я поставил на мыс 2-х матросов с ружьями, а сам с 2-мя матросами остался в зимовье и огня не зажигал. Поздно вечером в зимовье к нам взошли три человека и что-то говорили по-своему и накали зажигать огонь, я тут же арестовал их, оружия при них не было.

Люди эти, как я полагаю, были американцы. Я не мог расспросить их названия шхун и кому они принадлежали, так как не понимал их языка. Послав одного матроса из зимовья за матросами, стоявшими на мысу, я, когда те пришли, оставил конвой при арестованных в зимовье американцах, сам с одним матросом пошел осматривать берег, где приставали шлюпки со шхун. На песке видно было, что приставало три шлюпки, тут же на песке лежал 21 ганшпуг, которым бьют котиков; ни людей, ни шлюпок на берегу уже не было, они успели возвратиться на шхуны, возвратясь к зимовью, я около него зажег фальшфейер, как только огонь фальшфейера был усмотрен со шхун, они немедленно снялись с якоря и ушли в море. Это происходило в ночь на 14-е октября; 15-го утром подошел “Крейсерок”, которому не удалось догнать шхуну. Я спустил вельбот и отвез туда трех арестованных мною американцев. После этого с “Крейсерка” были спущены две шлюпки и наш отряд начал с вещами перебираться с острова на “Крейсерок”. В это время с другой стороны острова показалась шхуна; на “Крейсерке” полагали, что это та самая шхуна, за которой “Крейсерок” гонялся 13 и 14 октября. Пока мы перебирались на “Крейсерок”, шхуна подошла к острову довольно близко, и когда отряд наш был уже на “Крейсерке”, то “Крейсерок” снялся с якоря и пошел к шхуне, которая, заметив это, начала уходить в море. Подойдя на довольно близкое расстояние, с “Крейсерка” из орудия дали выстрел и затем другой, после чего шхуна легла в дрейф. Сейчас же с “Крейсерка” была спущена шлюпка, на которую сели по приказанию командира "Крейсерка”, лейтенант Налимов, мичман Филиппов, я и восемь человек матросов и отправились на шхуну; подъехав к ней, мы взошли на шхуну, причем сопротивления экипаж шхуны никакого не выказал. При опросе оказалась, что забранная шхуна называется "Роза”. Со шхуны на шлюпке, на которой мы пришли с "Крейсерка” были отправлены на "Крейсерок” под командой мичмана Филиппова с четырьмя нашими матросами командир шхуны и пять человек матросов- американцев. На “Розе” остался лейтенант Налимов, который по приказанию командира “Крейсерка” принял командование этой шхуной и с ним я и четыре матроса: Тихон Зеленкин, Иван Кряжев, Иван Трапезников и Павел Савин; кроме того на шхуне находилось восемь человек из экипажа этой шхуны. В составе экипажа “Розы” я не заметил ни одного японца. Командиром "Крейсерка” было приказано лейтенанту Нахимову следовать ему в кильватер. Когда от нашей шхуны отвалила шлюпка с мичманом Филипповым, было приблизительно часов 8-мь вечера. Вскоре после того, как шлюпка эта пристала к “Крейсерку”, он снялся и пошел в море; следом за ним, идя ему в кильватер, пошла и наша шхуна. Когда от нашей шхуны отвалила шлюпка с мичманом Филипповым, было приблизительно часов 8-мь вечера. Вскоре после того, как шлюпка эта пристала к “Крейсерку”, он снялся и пошел в море; следом за ним, идя ему в кильватер, пошла и наша шхуна. Каким курсом мы шли, я не знаю, так как на вахте стоял сам командир, лейтенант Налимов, а на руле — матрос Савин. Ветер в это время был, насколько я упоминаю, S. W. Шли мы в довольно крутой бейдевинд. Часов в 11-ть ночи виден был огонь с “Крейсерка”, а затем огонь скрылся. Когда я об этом доложил командиру, то он сказал: “как-нибудь проходим до утра". Ночью мы несколько раз меняли курс, шли разными галсами и несколько раз лежали в дрейфе. Ветер был свежий и паруса были зарифованы вглухую. Ночь эта была с 15-го на 16-е октября. Командир все время сам стоял на компасе, который очень плохо показывал; вероятно, американцы его испортили, на руле стоял Савин, бакового совсем не было, так как не было распоряжения командира его поставить. В три часа ночи шхуна с полного хода села на подводный камень и сразу дала течь по килю; в это время ветер сильно засвежел. Шума от бурунов, до того, как шхуна села, не было слышно за свежим ветром и шумом от зыби, пены от бурунов за темнотой тоже не было видно. Как только шхуна села, пробовали сниматься и ставили все паруса, но шхуна не сошла с камня, так как сидела на нем от носа до половины корпуса. Ее сильно било о камень, корму разбивало волнами и заливало водой. Когда убедились, что шхуну нельзя снять, то начали спускать шлюпки.

Первую шлюпку, как только спустили, сейчас же залило волнами. Затем спустили вторую шлюпку и в нее сейчас же бросились американцы и один наш матрос Кряжев. В это время я увидел, что матрос Трапезников стоял и ничего не делал; я его спросил: “отчего ты не работаешь?”, он ответил: “меня американец зарезал, ударил ножом в горло”. Я сам не видал, за что и как американец его ударил, и сейчас же доложил командиру, на что он ответил: “все равно всем помирать”. Шлюпка, на которую сели американцы и матрос Кряжев, оттолкнулась от шхуны и мы видели, что она благополучно вышла из берегов. Командир не захотел сесть в эту шлюпку, хотя и успел бы это сделать, а остался на судне, причем говорил, что он не оставит судна, с ним осталось и нас четверо, т.е. я и три матроса, из них один — Трапезников, раненый в горло американцами. До света мы все просидели на шхуне, корму которой совсем разбило, держась за борта. Когда начало светать, мы увидели берег на N., не более, как на версту от шхуны, а на О., милях в 4-х, виден был мыс Терпения. Нос шхуны лежал на О., а сама шхуна сидела на камне вдоль берега, поэтому я полагаю, что мы, по всей вероятности, ночью обошли кругом о[стров]а Тюленьего и зашли в залив Терпения. Судя по положению судна, наш курс был на О. Когда стало светло, мы хотели спустить на воду последнюю шлюпку, оставшуюся на шхуне, но не могли этого сделать и шлюпку эту смыло вскоре и перевернуло вверх килем. Когда шлюпка была унесена, то командир велел связать 2 гика и спустить за борт; мы сделали из гиков плот, спустили ею за борт и привязали концом к вантам, другой конец спустили за борт, на этом плоту я увязал свои сапоги. Командир первый взялся за конец и начал спускаться на плот; в это время подошедшей волной накрыло нас и сбило с ног на палубу, а командир выпустил из рук конец и упал за борт и тут же его отнесло зыбью от шхуны. После этою один только раз показалась из воды голова командира и он утонул. Мы не могли подать ему никакой помощи, ни даже бросить конец, спасательных буев на шхуне не было, все было смыто водой. Когда утонул командир, мы не захотели спуститься на плот и рассудили ожидать, пока совсем разобьет шхуну, думая спастись на каком-нибудь крупном обломке палубы или борта. Ветер все более свежел и около полудня 16-го октября мачты упали, шхуну, разбив окончательно, снесло с камня на глубину, где и затопило. Когда шхуну потопило, часть разбитой палубы, отделившись от корпуса, плавала на поверхности; я, раненый Трапезников и Зеленкин держались на ней, а Савин ухватился за обломок борта и тоже держался на нем; долгое время он был виден на волнах, но спасся ли — не знаю, по всей вероятности утонул. Держась на обломке палубы, мы видели, что приходил “Крейсерок” по направлению к Тюленьему острову и начали подавать знаки, но с “Крейсерка” нас не заметили, вероятно потому, что наш плот не виден был в волнах. Трапезников вскоре умер и мы его привязали к плоту. Под вечер нас несло на гряду и смыло волной всех с нашего плота; я ощутил под ногами камень и опять взобрался на плот, слышал я тут же крик Зеленкина: “дай конец!”, но не мог ему помочь и он утонул; на этой же гряде, как я полагаю, погиб и Савин. Когда совсем стемнело, меня прибило к берегу, ветер начал стихать и я вышел на берег и лег в траву, тут я немного отдохнул и пошел берегом к мысу Терпения, это было ночью 16-го октября. По берегу в разных местах мне попадались обломки разбитой шхуны и шлюпок. Вскоре я увидел огонь и начал кричать, но не мог докричаться и сел в траву, где просидел до рассвета. Когда совсем рассвело, утром 11-го октября накрыл туман и пошел дождик, так что ничего не было видно на море. Весь день 17-го октября я проходил по берегу и вышел на мыс Терпения, на восточном берегу этого мыса мне попалась необитаемая юрта, в этой юрте я ночевал. На утро 18-го октября я оставил юрту и пошел по берегу к Сиске, шел весь день и ночь. Утром 19-го октября лене встретились два орочена[73] охотника, они покормили меня и повезли в Сиску. Во время пути пять дней мы стояли и не могли ехать по случаю поднявшейся пурги и прибыли в Сиску 26-го октября. Отсюда надзиратель Воронов отправил меня в Корсаков.

Все показал по сущей правде и более к показанному добавить ничего не имею, в чем и подписуюсь. Квартирмейстер Сибирского флотского экипажа Василий Николаев Корсунцев. Показания отбирал начальник Корсаковского округа Белый; при допросе присутствовал смотритель Корсаковской тюрьмы Шелькинг».