Нулевые

Нулевые

Вы уже обнаружили ослепительное эссе о восхитительных 90-х. Я в рамках означенного эссе дал отчет хитрованский в очерке сжатом, благодарил 90-е, когда я научился древней науке изысканного пиздежа, разучился говорить о работе без мата («мельтешит предо мной одиссея моя кинолентою шосткинского комбината).

Это такие воспоминания, от которых перехватывает горло (хотя за такой штамп любой из вас схлопотал бы от меня по шее, но здесь он – правда! – уместен).

Только в нулевые я оценил негромкую прелесть Шадэ и научился особому искусству мешать вымысел с фактом настоль правдоподобным, что сам в эту мешанину начинал верить.

В нулевые я стал с момента первой встречи (на вечеринке ОМа) полным и добровольным заложником если не залихватской музыки Шнура, то его улыбчивых идей точно.

Читал письма Минкина и Президенту и смеялся, после концерта Эроса Рамазотти окончательно уяснил, что пиар и обаяние редко ходят об руку, и чертям этого не понять.

В нулевые я наблюдал взлет Собчак и распад Евтушенко, попытки Бегбедера стать мной и наезды на Аршавина – речь о людях увлекающихся, которые время тратят по-разному и на разное.

Нарисовался Гай Ричи, собравший пазл из рваных кадров, харизматичных рож тошнотно молодящейся Мадонны, после халтурного московского концерта, которой даже я, источник радости для миллионов, едва не впал в уныние и, следственно, в разложение.

Когда я слышу слово «модернизация», меня трясет. Я всего-то хочу модернизировать любовь ко мне любимых.

Илья Осколков-Ценцинер, создавший журнал «Афиша», сетует, что у нас слишком мало культурных героев.

Это смотря как считать.

И нужно ли вообще, чтобы их было много.

Я вообще, с разинутым ртом посмотрев на заре нулевых «Человек, которого не было», подумал было, что это и есть главный герой – тот, которого сыграл производящий впечатление невменяемого долбоеба Билли Боб Горнген, невозможно бесстрастный, оттого кажущийся несносно инфернальным.

Боно и Ко, объявленные людьми великой святости, стали писать и играть все хуже, но все лучше стали пиздеть.

Поджигатель людских сердец посредством Григория Чхартишвили, назвавшись Акуниным, влюбил в Фандорина даже молдаван.

Отвыкший от труда праведного Вэл Килмер мутировал в хавронью, а Роберт Дауни-мл. нашел в себе силы прожить ровную полярную эволюцию.

Эрнст создал империю, в рамках которой даже я обрел вес с помощью предоставляемых мне 40 секунд, и этими секундами жонглировал, чтоб потом эту десятилетку не обзывать десятилетием потерянных иллюзий, что является всегдашней отговоркой слабаков.

Люк Бессон, как и положено наглецам, поверил в то, что он заправский продюсер – и заставил поверить в это даже Софию Ротару. Он отрекся от всего трансцендентного и начала обирать население.

А слово «оттепель» всегда имело исключительно первородный смысл, за каким-то чертом и его испоганили покемоны, борцы, б**дь, за права человека, на х**, дирижеры пустотной какофонии, хор кастратов!

Дёрни стакан хванчвары и заткнись! Не изрыгай мутные прогнозы, оставь при себе свои думы про социальное расслоение, про ужас понедельника; устрой себе веселое растление под Наташу Ветлицкую.

Не рассуждай, как Андрей Плахов, о монтажных склейках; просто смотри кино! Хорошее кино, которое Отарик подскажет, который плохого, окоштаренного оптикой, не подскажет.

В нулевые я дышал воздухом, в котором не было места мести, хотя несколько чмырей пытались, тщились испоганить мне жизнь.

Умерли Насыров, Леня Нерушенко и талантливая, но малоизвестная журналистка Алена Снежинская.

Стало ясно, что гэбэшники с рожами мелкотравчатых ворюг и мздоимцев переживут нас (ну, не меня, скорее Вас).

На одном полюсе – гарантированная буханка хлеба, на другом – кризис гуманизма, сопряженный с ненавистью ко всему белому свету из-за потерянных иллюзий и отобранных возможностей.

Я и рад бы сказать, что научился в нулевые не попадать в поле зрения папарацци, научился летать ниже их радаров, но правда в том, что я и сам папарацци. Кентавр.

По многим деяниям и, если говорить о себе любимом, статьям, можно (человеку стороннему) предположить, что они инициированы героическим злоупотреблением производными лизергиновой кислоты.

Америку я лично догнать никогда и не пытался. И вам не надо. А то Довлатов от этого кошмара в гробу перевернется. Уж лучше в небесный Иерусалим: прихватим с собой «Блестящих» и вылечимся от безнадежности.

Выясним краеугольное: человек сам наполняет свое пространство; словом «модернизация» можно сбить с панталыку только сопляков.

То есть «я жил хорошо, но неправильно» – это не про меня.

Я жил весело, но и грустно. Я жил весело, грустно, но не надменно. Временами даже глупо.

Я нули полюбил, они – меня (после нескольких подзатыльников).

Данный текст является ознакомительным фрагментом.