Смерть постучал, и мы его впустили

Sunday Times, 12 июня 2011 года

[Сам Терри назвал этот текст «Визит в Швейцарию»]

Перед Рождеством я видел человеческую смерть. Питер Смедли в сопровождении жены Кристины отправился в швейцарскую клинику «Дигнитас», потому что только там он мог найти то, в чем нуждался, – опрятную своевременную смерть. Я поехал с ним посмотреть. Разумеется, я колебался. Как-то я читал, что продолжительность путешествия нужно оценивать по тому, что ты узнал по пути. Если это правда, моя дорога в Швейцарию и обратно была марафоном.

В конце прошлого года телеканал Би-би-си, который транслировал мою лекцию в память Ричарда Димблби, посвященную вопросу эвтаназии, попросил меня выяснить, как обстоят дела с эвтаназией в Европе, и пообщаться с британцами, заключившими контракт с «Дигнитас», швейцарской организацией, которая станет последним отелем в вашей жизни, если вы живете в Европе, а в вашей стране эвтаназия запрещена. Разумеется, я согласился. Три года назад мне диагностировали болезнь Альцгеймера. Я не стану пояснять причины, по которым я могу захотеть оборвать свою жизнь, пока болезнь меня не одолела, – я уже давно говорю об этом и давно изучаю деменцию. Я писатель. Богатое воображение – мое счастье и проклятье.

Но мог ли я подумать, что посмотреть на процесс своими глазами – хорошая идея?

В Великобритании эвтаназия нелегальна. Любой, кто рискнет помочь несчастному другу или родственнику в этом вопросе, предстанет перед судом. Возможно даже, по обвинению в убийстве. Правда, не всё так однозначно. Есть основания полагать, что тот, кто поможет человеку из сострадания и любви, может рассчитывать на некоторое снисхождение. Поэтому до сих пор судьи проявляли понимание. Короче говоря, в Британии любители могут помогать другим любителям умереть. Звучит бредово, но других вариантов у нас нет.

В Бельгии, Нидерландах и Швейцарии граждане, страдающие от тяжелой неизлечимой болезни, имеют право умереть от руки врача, который обладает соответствующими навыками и имеет полномочия. Это благожелательные и пристойные демократические страны, не замеченные в излишней раздражительности и глупости. Церковь эта процедура немного тревожит, но в целом решение оставляют на усмотрение заинтересованного человека.

Я сопровождал в «Дигнитас» двух человека, Питера Смедли и Эндрю Колгана, двух совсем разных людей с разной биографией, разными болезнями и общей непреклонной решимостью не оставаться в челюстях зверя, а перейти прямиком к финалу.

Первый раз я увиделся с Питером Смедли и его женой Кристиной в их большом уютном доме. Смедли очень гостеприимны – по-английски – и очень хорошо ладят с людьми. Кристина предпочла бы, чтоб Питер остался дома и получал уход – они могли бы себе позволить всё самое лучшее. Но они достигли консенсуса в своем браке, и Кристина встала на сторону мужа, не думая, что же скажет закон.

Вынужден признать, что успел представить, как Кристину Смедли посадят в тюрьму за ужасное преступление, а именно за помощь мужу в поездке за границу, и решил, что она как следует встряхнет эту тюрьму и усядется пить чай с надзирателем. Они с Питером поехали в отпуск к друзьям в Швейцарию, так сказать.

Позднее, когда уже началась суровая ранняя зима, я познакомился с сорокадвухлетним Эндрю Колганом, страдающим рассеянным склерозом. Как и Питер, он не хотел, чтобы за ним ухаживали. Должен заметить, что оба они не имели никаких претензий к системе ухода за тяжелобольными. Они вообще не хотели о ней разговаривать – и были твердо уверены, что не хотят ею пользоваться.

Эндрю, худой и мускулистый, выглядел моложе своего возраста. Поначалу я подумал, что с ним всё в порядке, а потом заметил напряжение на его лице. Он оказался любителем научной фантастики, и режиссер несколько раз прерывал нас, когда мы забывали о цели интервью и сбивались на очень важные темы вроде: «“Семерка Блейка” правда была такой хренью, как я помню?» Когда же мы вернулись к основному вопросу, я почувствовал, что злюсь. Эндрю собирался умереть в Швейцарии раньше, чем мог бы, потому что не хотел подставлять своих родных, которым пришлось бы помогать ему ехать. Честно говоря, я подумал, что его опасения могут быть беспочвенными. Учитывая, что наш генеральный прокурор – человек не злой и не мстительный, а судьи обычно довольно разумно подходят к таким делам, я, возможно, был прав.

Но порой кровь ударяет власти в голову, и она наказывает заблудшую овцу вместо преследующего ее волка. Да и кто захочет, чтобы его мать предстала перед судом, пусть и самым доброжелательным? Так что он собирался ехать один, а я не понимал, почему врачи не могут помочь ему умереть в Англии.

Если бы он знал, что может умереть, когда захочет, возможно, он бы держался дольше. Судя по мировому опыту, это довольно часто случается.

Но сколько я ни говорил с ним, он был тверд, отметал мои осторожные контрпредложения и отсекал их на подлете, как русский радар сверхдальнего действия. Он всё продумал, не хотел, чтобы за ним ухаживали, и собирался, как Шерлок Холмс, забрать своего врага с собой.

В Швейцарии мы встретились с Эндрю за рюмочкой. По-моему, в этот момент у меня закружилась голова. Я бывал на поминках, но главный герой там никогда не поднимал бокал. Справиться с такой ситуацией можно только с помощью юмора, так что мы шутили и смеялись и на короткий промежуток времени чувствовали себя счастливыми. Я знаю это потому, что мне повезло за несколько месяцев до смерти отца обсудить с ним всё, что положено обсуждать, и мы поняли, что юмор всегда помогает.

Однажды я слышал от противника эвтаназии в целом и «Дигнитас» в частности, что «людей убивают в промышленной зоне». Он явно воображал себе киберлюдей на марше. На самом деле эта промышленная зона оказалась маленьким голубым домиком с садом – правда, об этом саде можно было сказать в лучшем случае, что кто-то сильно старался. Клиника находится в промышленном районе, потому что разместить ее в жилом нельзя. С другой стороны узкой дороги росли тыквы, машин совсем не было, и из других зданий не доносилось ни звука, что было очень приятно. Вероятно, киберлюди уехали на каникулы.

Я знал, что Кристина Смедли собирается сидеть рядом с мужем, и сочтя, что от рыцарского звания должен быть какой-то толк, спросил, не будет ли она против присутствия другого британца. Она была очень благодарна. Питер хотел, чтобы его смерть засняли и включили в документальный фильм, потому что не хотел умирать напрасно. Я и раньше видел мертвые тела, в том числе одно совсем мертвое и жуткое, и я счел, что смерть больного человека, который сам решил умереть, будет не такой тяжелой. Как оказалось, я был неправ, причем сильно.

Судя по моим часам, его смерть заняла около двадцати пяти минут. Пока его органы и конечности отказывали, временами я слышал звуки, очень похожие на те, что издавал мой отец, постепенно сдаваясь раку поджелудочной железы и морфину. Мама верила, что он пытается что-то сказать. Я не верил. Если не считать случаев серьезных травм, телу требуется какое-то время, чтобы умереть. Оно будет цепляться за жизнь, несмотря на желание мозга.

Жена Питера держала его за руку. Честно говоря, будучи свидетелем, я не заметил, когда именно он перешел в мир иной. Милая швейцарская леди по имени Эрика, одетая в обычную одежду, но всё равно очень официальная, опустилась рядом с ним на колени. За окном маленького домика, где мы все собрались, падал снег. Было очень тихо. На веранде муж Эрики, Хорст, похожий на вашего любимого дедушку, курил огромную изогнутую трубку, и дым ее смешивался с падающим снегом. Он вышел на улицу, потому что эвтаназия в Швейцарии легальна, а вот курить в доме строго запрещено. Неудивительно, что эта сцена оставила сюрреалистичное впечатление.

А Кристина? Она спросила у меня, как я себя чувствую. От природы я не склонен к беспорядочным объятиям, но ее я обнял.

Вскоре прибыла полиция, которая должна была удостоверить законность произошедшего. Они были не слишком дружелюбны, но и не грубы – просто полицейские, которые делали свою работу. Пока мы ждали, один из них подошел к нам и спросил: «Би-би-си?» Он поверил нам на слово, хотя мы еле-еле пробормотали что-то. Это потому, что Би-би-си известен по всему миру как организация, которая никогда не участвует в сомнительных делах. В душе я помахал английским флагом.

Я уверен, что Би-би-си будут критиковать за демонстрацию смерти хорошего человека, каким был Питер Смедли. Он умер рядом со своей женой и внимательной сиделкой, пока за окном шел снег. После лекции в память Ричарда Димблби, во время которой я впервые поддержал эвтаназию, медицинское сообщество вынесло вотум недоверия Би-би-си, явно не понимая, что в демократической стране предлагать внести изменения в закон мирным путем – законно. Но Питеру и Эндрю пришлось уехать в Швейцарию, чтобы умереть с достоинством. Они боялись, что в Британии это сделать не получится. С тех пор многие последовали их примеру. Чаще всего это было очень дорого.

Политики, которые боятся возмущения в ультрарелигиозных кругах, бормочут что-то вроде «любая жизнь священна», не поясняя, что имеют в виду и почему так думают. Они говорят, что всё очень сложно, хотя на самом деле всё очень просто. Мой отец это понимал, моя мать понимала. Думаю, бо?льшая часть населения страны тоже всё понимает.

Некоторые штаты США и разумные страны Европы нашли способ разрешить эвтаназию для тех, кто ее хочет, не причиняя вреда обществу в целом. У нас есть пример – хотя, думаю, мы сможем сделать лучше.

Год назад один пожилой тори отделался от меня фразой: «Оставьте это врачам». Возможно, теперь он знает, что это оставлено врачам в Голландии, Бельгии, Швейцарии и некоторых штатах США. Во Франции и Италии нет официальной системы эвтаназии – возможно, из-за религии, а в Германии ее нет принципиально, из-за их истории. Но что мешает нам? Ответ должен быть сложнее, чем «Господу это неугодно» или «Это очень сложно» или «А как вы будете защищать уязвимых?». Ответ таков: без труда, приложив немного здравого смысла и желания, а также учитывая «свободу личности», термин, с которым в Британии плохо. Противники выдвигают всё те же старые аргументы, не прислушиваясь к ответам. Боюсь, люди по-прежнему должны будут платить деньги, терпеть неудобства и ехать в Швейцарию, к неловкости швейцарцев и стыду британцев.

Буду ли я среди них? Надеюсь, что нет. Я полагаю, что я, как и Питер, и Эндрю, и все вы, просто хочу мирно умереть дома, в окружении любимых. Мне не кажется, что я требую слишком многого.