IV. Существуют также личные прерогативы монарха, например:

1. монарх не может ошибаться и быть неправым. Эта прерогатива, уходящая корнями в историю королевской неприкосновенности, означает, что монарх не несёт ответственности за совершённый им законодательный акт, так как он не должен ни перед кем на земле отчитываться, ни перед одним судом мира. И, во-вторых, никто не может заставить монарха подписать какой-либо законодательный акт, если тот не соответствует закону. Это означает, что, поскольку монарх не может ошибаться, он имеет право не ставить свою подпись на том документе, который заведомо может очернить его, или с которым он категорически не согласен. В свою очередь, это ни в коей мере не значит, что монарх находится вне закона. Он лишь не имеет права упорядочить законным путем то, что законом же запрещено;

2. монарх не умирает, практически бессмертен. Причиной тому непрерывная смена королевских особ, – наследственность и преемственность. «Король умер. Да здравствует Король!»;

3. монарх не может быть несовершеннолетним, и уж тем более ребёнком, – в каком бы возрасте не находился наследник, он уже король, или королева.

Есть мнение, что королевские прерогативы являются «…пережитком дискреционной [действующей по своему усмотрению – А. П.], либо деспотичной власти…»[39], то есть изжили себя. С другой стороны, если рассматривать их, как данность, конституционность британской монархии выражается в том, что королевские прерогативы применяются по совету министров. Для их воплощения парламентское одобрение не требуется; более того, прежде чем на очередном заседании парламента будет обсуждаться законопроект, который каким-то образом может затронуть королевские интересы или прерогативы, необходимо заранее получить согласие монарха на это.

Различные историки заостряют своё внимание на разных вещах: так, например Томпсон, Кэнон и прочие[40] скажут, что всё в Королевстве делается за королеву, а она выполняет лишь символическую роль – даже тексты её речей пишутся премьер-министром; на наш взгляд, королева не только выполняет символическую роль, но и является главным символом страны, и кто бы ни писал для неё текст речей, представлять его, в любом случае, именно ей.

«Королева царствует, но не правит» — что на самом деле означает это выражение и насколько оно правомерно? Считается, что британский монарх обладает властью, но не имеет возможности осуществлять её. Вместе с тем, по мнению Питера Хеннесси, обладание такими правами, как роспуск парламента и назначение премьер-министра уже делает Елизавету «центральным игроком в политической жизни её королевства»[41].

Главной функцией монархии в демократическом государстве, как отмечено выше, является поддержание легитимности, стабильности государства. Но остаётся ли при этом неизменной сама монархия? Ответ, возможно, не столь очевиден, но, тем не менее, примечательной особенностью по сей день является мастерство, с которым она приспосабливается к меняющимся условиям. Внешне, вероятно, кажется, что этот институт до сих пор находится в неизменных формах, хотя в действительности внутри он постоянно адаптируется к новым условиям.

Современная конституционная английская монархия впервые начала складываться во времена правления королевы Виктории в основном против её желания. Британия развивалась, как империя, чем частично была обязана Бенджамину Дизраэли[42], который, в законе 1876 года о Королевских титулах, сознательно стремился использовать монархию в интересах растущей империи и консервативной партии. Но ещё более важным для будущего монархии, кроме нового титула императрицы Индии и ассоциации с индийской империей, был, по мнению известного британского специалиста в области права Вернона Богданора, союз монархии и колониальных поселений, саморегулируемых колоний и доминионов на Колониальных конференциях 1887 и 1897 годов[43]. Во времена правления Георга V и Георга VI, – в период менее грандиозный, чем Викторианская эра, – английская монархия трансформировалась в «семейную монархию»[44], отражающую традиционные идеалы британцев[45]. И это не удивительно. Монархия, как и прочие политические институты, основывается на социальной базе: если меняется сама природа этой базы, монархия должна приспособиться к обществу, которое становится другим, например перестаёт чтить традиции, рассматривает монархию в последнюю очередь в качестве гаранта легитимности, и больше не считает уважение к ней существенным фактором в политике.

Иными словами, это явление можно объяснить через понятие «изобретение традиций», когда учреждение сознательно обновляет себя, чтобы удовлетворять меняющимся общественным потребностям. Правда, редко когда институтам удаётся таким образом повторно изобретать себя. Как правило, они проявляют меньшую изобретательность, отвечая на потребности общества, возможно, чувствуя это эмоционально, но не всегда способны это ясно сформулировать и отреагировать. То же касается и монархии.

В своё время Дизраэли и Бэджет осознавали, что, если следовать одному довольно популярному правилу, важность монархии будет лишь расти. «Популярное правило» требовало определённых символов законности, и эти символы были наиболее приемлемыми лишь тогда, когда концентрировались в руках определённого человека, или персонифицировались. Электорат нуждался в видимом присутствии символической фигуры[46]. В тех государствах, которые не представлены конституционным монархом, всё равно обязательно есть человек, который представляет нацию, будь то лидер партии или просто политик, добившийся высокого положения благодаря поддержке какого-то политического движения. Наследственная монархия, при определённых обстоятельствах, может быть способной «скрепить» демократическое общество. Наиболее ярко это продемонстрировала Австро-Венгерская дуалистическая монархия, где два государства были объединены в лице одного человека – императора Франца Иосифа (годы правления 1867–1916). С XVII века британская монархия скрепила союз между Англией и Шотландией при Якове I (он же Яков VI Шотландский): в 1707 году был принят Акт об унии Англии и Шотландии[47] и образовании единого государства, названного «Королевство Великобритания». В конце XX века символизм монархии формирует единственную связь, представленную монархом, в лице которого объединена разнородная группа стран, именуемая странами Содружества.

Монарх, власть которого ограничена и который не может ни принимать, ни отменять законы, в случае принятия сложного решения превращается в силу, к которой апеллируют все: и противники, и сторонники законопроекта, превращая его в третейского судью, стоящего над схваткой. Авторитет монарха независимо от его личной позиции, становится одним из важных стабилизирующих факторов в напряжённое для страны время.

Уолтер Бэджет выделяет 5 основных функций монархии, которые применимы и к современной Британии:

1. Монархия как семья[48], где король – отец, а его подданные – дети. Это обязывает суверена к большей ответственности и заботе о своём народе.

2. Монархия как религия[49]. Эту идею Бэджета можно развить в двух направлениях: во-первых, если рассматривать «религию» в прямом смысле этого слова, монарх, как глава Англиканской церкви является также её защитником и гарантом, что делает понятия церковь и монархия очень близкими. Во-вторых, слово «религия» можно интерпретировать, как «вера во что-то», и в данном случае, это вера в политику. Несмотря на то, что вся британская политика проводится без вмешательства монарха, она ведётся от его лица. Поэтому, что бы ни происходило, теоретически отвечать за те или иные действия правительства в любом случае придётся монарху. Это позволяет людям верить в своего короля (или королеву). Кроме того, в понятии «религия» можно выделить ещё один немаловажный аспект: религия как повиновение. Так же, как люди повинуются Богу, они обязаны повиноваться своему монарху, тем более что в Британии он является главой церкви.

3. Суверен как глава британской общественности[50]. Он представляет свою нацию на международном уровне, и именно от монарха (а также членов королевской семьи) зависит, будет ли её авторитет высоким, или нет. Монарх также представляет правительство перед своей собственной нацией. Несмотря на то, что монарх, по сути, в Британии ничего не решает, он отвечает абсолютно за всё. Он – неотъемлемый символ страны. Помимо Соединённого Королевства, монарх отвечает за страны Содружества, что суммарно даёт более двух миллиардов человек. Это больше, чем у какого бы то ни было президента, или даже всех европейских президентов вместе взятых. Если бы монарх, так же как президент, менялся каждые 3–5 лет, это, по всей вероятности, привело бы к хаосу в Британии и Содружестве. Поэтому под этим углом зрения монархия означает стабильность. Кроме того, следует помнить, что страны Содружества не имеют общей расы, религии, языка, даже флаги различаются[51], единственное, что их объединяет – королева.

4. Монархия как система моральных принципов[52]. Следует напомнить, что Уолтер Бэджет жил в эпоху королевы Виктории (XIX век), в период, когда Великобритания находилась в зените своего могущества. Морально-этические нормы в то время были совершенно иными, нежели сейчас, а монарх являлся для подданных эталоном. Нужно отдать должное нравственности и мудрости королевы Елизаветы II, которая своей незапятнанной репутацией показывает пример для британцев. Но, к сожалению, этого нельзя сказать о других членах королевской семьи: король Эдуард VIII отрёкся от британской короны ради сомнительного романа с разведённой американкой Уоллис Симпсон (урождённой Уорфильд) в 1936 году, что сильно пошатнуло авторитет монархии; принц Чарльз развёлся с Дианой Спенсер и предпочёл ей разведённую Камиллу Паркер-Боулз (урождённую Шанд), которая на протяжении многих лет была его любовницей. Подобный выбор принца Уэльского может пагубно отразиться на его будущем наследовании престола: Чарльз может стать крайне непопулярным в народе королём. Любовь людей является одним из основополагающих принципов успеха монарха, в противном случае, республиканская мысль может получить поддержку в обществе. Есть и множество других примеров недостойного поведения представителей королевской семьи, но всё же главой Королевства ныне является королева Елизавета II, и она практически безупречна. Этого же поведения придерживается её внук принц Уильям и его супруга Кейт Миддлтон, чем молодая пара уже успела завоевать любовь людей не только в Британии, но и по всему миру.

5. И, наконец, монархия как «прикрытие» для политики[53]. Если правительство допустит в своей деятельности ошибку, оно всегда может подать в отставку, и в этом случае опять же вся ответственность за содеянное и разрешение сложившейся ситуации формально ложится на монарха.

Короли отдельных земель на территории Британии существовали ещё до завоевания их римлянами, которые покинули Туманный Альбион примерно в V веке. После них на британских землях высадились англы, саксы и юты, образовавшие несколько королевств, каждое из которых имело своего монарха. Постепенно эти королевства начали объединяться, пока не создали в IX веке единое королевство англосаксов. В результате средневековых междоусобных войн к власти в XII веке пришли Плантагенеты (французская Анжуйская династия, удерживавшая английскую корону вплоть до XIV века). Пожалуй, именно этот период можно считать временем формирования исходной модели английской монархии. Церковь была отдельной инстанцией, на короля оказывали влияние крупные лендлорды, а юрисдикция была привилегией Совета[54]. Всё изменилось, когда в Европе большой размах получила абсолютная монархия – в странах Западной Европы он пришёлся на период XVII–XVIII веков; в Британии же он наблюдается чуть раньше – началом было единовластное правление Генриха VIII (годы правления 1509–1547), а расцвет ознаменовал «Золотой век» правления Елизаветы I Тюдор (1558^—1603). Изначально абсолютизм был необходим для консолидации всех сил и власти в одних руках с целью преодоления междоусобных войн и вероятности распада королевств[55]. Далее абсолютизм начал постепенно увядать, пока не был окончательно прерван Биллем о правах 1689 года. И вновь ситуация повторяется: церковь получила самостоятельность принятия догматических решений, монарх становится подотчётен парламенту, а законодательство перестаёт быть прерогативой короля – всё возвращается на круги своя. Таким образом, становится очевидным, что у монархии были свои взлёты и падения, но серьёзных видоизменений на протяжении всех веков своего существования она не претерпела.

Если обратиться к трудам средневековых философов, занимавшихся вопросами монархий, несомненно, их рассуждения представляют интерес и в наши дни. Так, знаменитый французский философ Жан Боден[56] (годы жизни 1530–1596) считал монархию наилучшей формой правления, не уступающей республике. Он писал, что монарх так же естественно, как Бог Вселенной, без помех повелевает подданными; он обладает властью по собственному праву (вначале приобретённому силой, затем передаваемому по наследству). «Кроме Бога нет никого, более высокого на земле, чем суверенные монархи. Они поставлены самим Богом как его наместники, дабы править другими»[57]. Показательны рассуждения философа об оправданности и необходимости монархического строя: он утверждал, что о прочности и естественности монархии свидетельствует исторический опыт – монархии существуют тысячи лет и это никого не удивляет; если же республика просуществует всего лет триста-четыреста, то все уже поражаются такому диву, настолько естественному порядку вещей противоречит долговременное существование республики. Это же говорил и Данте Алигьери ещё в XIII веке: «Монархия необходима миру для его благосостояния»[58].

Философы считают, что монарх не должен нарушать законы Бога и законы природы, которые возникли раньше всех государств и присущи всем народам; монарх должен быть верен слову, соблюдать договоры и обещания, установления о престолонаследии, о неотчуждаемости государственного достояния, уважать личную свободу, семейные отношения, вероисповедания, неприкосновенность имущества. Тогда чем же современная монархия отличается от средневековой? Обязанности и функции монарха остались прежними, а многовековое существование монархического строя подтвердило высказывание Бодена о том, что монархия – самая устойчивая форма правления. Философ оспаривал, что монархия должна быть выборной – в период выборов неизбежны смуты, раздоры и междоусобицы; выбранный монарх не заботится об общем достоянии, поскольку неизвестно, кто сменит его на престоле. И только королевская наследная монархия, по его мнению, может считаться идеальным государственным строем, в котором верховная власть принадлежит монарху, а управление страной – представительному органу (правительству). Так чем современная британская монархия не идеальное государство? Получается, что она отвечает абсолютно всем параметрам, выявленным Боденом. И если развить эту мысль дальше, можно сделать вывод, что конституционная монархия – не так уж и плоха. Принято считать, что, если монарх не обладает абсолютной властью, то он становится всего лишь марионеткой в руках правительства, а функции его ограничиваются церемониальными. На наш взгляд, ограниченная монархия лишь облегчает обязанности монарха и не умаляет его достоинства – он по-прежнему возглавляет страну, нацию, армию, а в случае Британии, ещё и церковь, но при этом не обременён законодательством и судопроизводством. Таким образом, для монарха это оказывается весьма удобным разделением труда. История не раз доказывала, что лишь люди с сильным характером и харизмой могут единовластно управлять государством: Генрих VIII Тюдор, Елизавета I Тюдор, королева Виктория. Но что же тогда делать остальным правителям, не имеющим в характере качества вождя или тирана, которые выделял Никколо Макиавелли[59] – хладнокровие, целеустремленность, расчётливость, жестокость, хитрость, коварство и несгибаемую волю? Смог бы, скажем, Георг VI – поддающийся влиянию и страдающий дефектами речи человек, удержать всю полноту власти в своих руках, особенно в столь тяжелое для страны время, как Вторая мировая война? Вряд ли. В этом случае на помощь не обладающим сильным характером правителям приходят сильные политические деятели, такие как Уинстон Черчилль. И в этом заключается сохранение баланса и стабильности государственного устройства страны.