Начало XVII века, Ла-Валетта, Мальта

Громкие голоса тонули под сводами недостроенного сбора. Ссорились двое мужчин. Бурные эмоции ссоры дошли до такого накала, что спорщикам стало уже безразлично появление случайных свидетелей. Такие ссоры бывают только последней точкой: после них невозможно ни сотрудничество, ни обычное человеческое общение.

В громком голосе одного из спорщиков клокотала настоящая ярость. Хриплый, безудержный, оглушительно громкий голос словно бы пытался поразить своего оппонента насмерть. Было ясно, что человек дошел уже до последней черты, за которой абсолютно безразличным становится все, что может произойти дальше. С такими голосами вырываются из клетки: они доказывают, что их обладатель навсегда потерял страх.

В голосе второго из спорщиков, человека постарше, звучала солидная весомость, подчеркивающая, что этот человек привык обладать властью, привык к тому, что большинство окружающих трепещут перед ним. Но даже это качество утратилось в момент спора от яростных нападок его собеседника. Потеряв над собой контроль, солидный обладатель настроенного властного голоса также впал в настоящую ярость и уже не пытался сдерживать клокотавшую в нем ненависть.

Тем более, что собеседники давным-давно перешли уже все пределы приличий и сдержанности. Их эмоции были разрушительными, смысл слов — грубым, а фразы — ранящими. Их слова напоминали заостренные кинжалы, которыми каждый из них стремился побольнее ранить собеседника.

Двое монахов, проходивших через соседствующую с недостроенным залом галерею, остановились, привлеченные шумом ссоры. Затаив дыхание, они стали прислушиваться к оскорблениям, которые наносили друг другу спорщики, уже не пытаясь сдерживаться.

— Как смеет этот наглый выскочка так разговаривать с Великим магистром! — наконец не выдержал первый монах, — Напрасно магистр церемонится с ним — бросить в подземную тюрьму и сгноить там! Чтобы понял, наконец, свое место.

— Великий магистр сам виноват, — сурово поджал губы второй монах, — Нечего было возиться с таким! Все художники — нищие бездельники, бродяги и воры, это доказано веками. Не стоило общаться с ним как с равным и даже принимать в великий орден. А теперь уже поздно.

— Почему поздно? Магистру стоит только махнуть рукой, чтобы бросить его в тюрьму!

— Он никогда этого не сделает. Я же говорю — слишком поздно.

— Ты хочешь сказать, что все, о чем кричит этот нищий бездельник, правда? И правда о деньгах?

— Тише!.. — второй монах крепко сжал руку первого, — замолчи немедленно! Если тебе дорога жизнь, нужно сделать вид, что мы ничего здесь не слышали. И вообще — мы сегодня даже близко не подходили к галерее, запомни! Иначе в тюрьму попадет не этот жуткий тип, а мы.

— Говорят, этого художника разыскивают за убийство. Ходят слухи, что он убил человека. Почему магистр попросту не выдаст его властям?

— Ты, видно, совсем глуп! Зачем тебе голова, если ты даже не пытаешься думать? Если он сдаст его светским властям, он повторит им все то же самое, что мы здесь слышали! А подобные обвинения, даже исходящие из уст сумасшедшего убийцы, слишком серьезны! Нельзя позволить им зазвучать во всеуслышанье. Поэтому я и говорю тебе: забудь, что ты умеешь слышать, забудь, что мы сегодня проходили здесь.

— Господи Иисусе, выходит, и попали же мы с тобой в переделку… — даже побледнел первый монах.

— До тебя только сейчас дошло. А я понял сразу, едва услышал самое начало их ссоры. Не дай Господь, если откроется, что мы с тобой слышали, — быть самой настоящей беде. А этот тип, думаю, сгинет очень скоро, и сгинет бесследно. Он не только покинет тайком остров. Его бегство, похоже, будет полным: тело покинет остров, а душа — тело.

— Ты хочешь сказать…

— Только то, что сказал. Никто не произносит подобные обвинения бесследно. Рано или поздно он все-таки исчезнет с лица земли.

— А знаешь, будет жаль… Хоть он и мерзкий грешник, но мне так нравятся его ангелы. Они полны такой кроткой и возвышенной печали…

— Грешник, готовясь предстать перед ликом создателя, должен беседовать с ангелами. А этот, похоже, вполне готов. Он даже спешит поскорее встретиться с создателем, если судить по его словам!

— Господи Иисусе!.. — первый монах перекрестился дрожащей рукой, — Спаси и сохрани нас, грешных! Но откуда он мог узнать, что…

— Молчи! Не повторяй этот вздорный бред, если не хочешь отправиться следом за ним! И вообще, нам нужно как можно скорее покинуть этот коридор, чтобы никто не увидел, как мы выходим из галереи. Так лучше сделать для нашего же блага! Пошли! — скомандовал второй монах, быстро потащив своего напарника за собой.

Монахи старались двигаться бесшумно. Но первый все-таки не удержался, чтобы не пробормотать себе под нос:

— А если орден пошлет по его следу наемных убийц… Ангелов он все-таки рисует так, что дух захватывает….

Через несколько минут монахи растворились в тишине внутреннего двора, и никто бы никогда не догадался о том, что они стали случайными свидетелями тайной и страшной ссоры, которой суждено было навсегда изменить судьбу двух человек. Первый был Великий магистр ордена госпитальеров, человек очень знатный, могущественный и высокородный. Вторым был скандальный художник Микеланджело Меризи Караваджо, которому суждено было оставить немалый след в культурной истории.

Полотна Караваджо хранятся в лучших музеях мира: парижском Лувре, галерее Уффици во Флоренции, Национальной галерее в Лондоне, картинной галерее в Берлине, художественно-историческом музее в Вене, в Эрмитаже Санкт-Петербурга.

Но при жизни слава Караваджо была достаточно неоднозначной. Он заработал еще в ранние годы репутацию скандального художника, и эта слава укоренилась за ним раз и навсегда. В бурной жизни Караваджо было достаточно много скандалов и криминальный историй, чему немало способствовал его характер.

Человек бешеного темперамента, вспыльчивости и просто зашкаливающей эмоциональности, Караваджо обладал одной чертой, которая принесла ему при жизни немало неприятностей. Эту черту можно было назвать скандальной справедливостью: он не только не терпел несправедливых обвинений в свой адрес и защищался более бурно, чем следовало, но мог в открытую выступить против власть имущих, если что-то задевало его своеобразное чувство справедливости. Если перевести на простой язык, это значт, что, сталкиваясь, к примеру, с чиновником или богатым банкиром, который вел себя как вор и взяточник, он мог, не стесняясь в выражениях, сказать ему в лицо об этом прямо. То есть устроить скандал, заявив коррупционному чиновнику, что он взяточник и вор.

Как известно, власть имущие терпеть не могут подобного обращения — они вообще с трудом переносят, когда вещи открыто называются своими именами. А потом несдержанный язык художника часто играл в его судьбе самую роковую роль — так же, как его вспышки, которые совершенно не подчинялись контролю. Может, именно это свойство его характера и сыграло в судьбе роль последнего рокового стечения обстоятельств, которое и привело к трагической гибели.

Караваджо был сыном архитектора Фермо Меризи Караваджо и его второй жены Лючии Аратори, дочери землевладельца. Появился он на свет 28 сентября под астрологическим знаком Весы. Когда художнику исполнилось 5 лет, умер его отец. После смерти отца семья осталась в жестокой бедности, едва сводя концы с концами. Но несмотря на это, мать все-таки попыталась дать ему образование, отправив учиться в Милан. Именно в Милане он и стал заниматься живописью.

В 1591 году, получив причитавшуюся ему после смерти матери часть наследства, он открыл художественную мастерскую в Милане. Зарабатывал он главным образом на портретах богатых торговцев. А также на жанровых сценках из городской жизни, которые продавались очень хорошо. У художника появились деньги, что не пошло ему впрок. Караваджо пристрастился к азартным играм и стал гулять в компании друзей-прихлебателей, уделяя больше времени попойкам и гулянкам, чем работе.

В результате такого поведения деньги закончились, у художника образовались большие долги, и в итоге он заложил кредиторам даже собственную мастерскую.

В этот период жизни Караваджо получил достаточно скверную известность как участник уличных драк, скандалист и дебошир, устраивавший бешеные попойки и задиравший прохожих. Один раз он чудом избежал тюрьмы, когда солдаты едва не задержали его за участие в уличной драке.

«Веселая» жизнь закончилась тем, что кредиторы отобрали мастерскую художника и абсолютно все, что находилось в ней. В результате потери мастерской все ранние работы Караваджо, оставшиеся там, бесследно исчезли.

Караваджо уехал в Венецию, но там ему не удалось устроиться. Поэтому в 1592 году он переехал в Рим. Поначалу Рим был неприветлив к художнику. В те времена Караваджо был уже достаточно опытным мастером, но несмотря на это у него еще не было (и быть не могло) ни настоящей известности, ни крупных заказов. Римский знакомый Караваджо того периода жизни, Борромео, оставил о художнике воспоминания, где описывал его следующим образом: «Это был человек неотесанный, с грубыми манерами, вечно облаченный в рубище и обитающий, где придется. Он никогда не следил за тем, что на нем надето, и где он живет. Рисуя уличных мальчишек, завсегдатаев трактиров и жалких бродяг, он выглядел вполне счастливым человеком».

Картины Караваджо в Риме не понравились. Стиль его заметно отличался от стилей уже признанных мастеров. Первое время Караваджо очень сильно нуждался. Он был вынужден поступить подмастерьем в мастерскую довольно посредственного, но бывшего в большой моде в Риме художника Чезари Д’Арпино. По контракту Караваджо выполнял на картинах изображения фруктов и цветов. Позже именно Караваджо открыл для итальянской живописи жанр натюрморта. В мастерской он познакомился с другим известным художником — Антиведуто Грамматика. Этот художник стал делиться с ним своими заказами, и благодаря его помощи Караваджо стал приобретать известность.

А через некоторое время Караваджо познакомился с очень богатым аристократом, маркизом Винченцо Джустиниани. Маркиз на всю жизнь стал одним из главных поклонников живописи Караваджо и коллекционером его картин. Благодаря его протекции художник смог попасть в высший свет, получить множество заказов и разбогатеть. Он больше не нуждался в работе в чужой мастерской, став известным и признанным мастером.

В 1594 году Караваджо переехал во дворец одного из своих покровителей кардинала дель Монте, где жил и работал около пяти лет. Но в 1595 году, несмотря на солидные рекомендации, Караваджо было отказано в приеме в Академию святого Луки. Главным противником приема Караваджо в академию был ее президент Федерико Цуккаро. Он считал, что эффекты живописи Караваджо были следствием не мастерства художника, а его экстравагантного характера. А успехом его картины были обязаны лишь своему «оттенку новизны», которую высоко ценили богатые покровители.

Конец XVI и начало XVII веков стали периодом высшего расцвета таланта Караваджо, а также его благосостояния. Именно в этот период он создал одно из своих лучших полотен — «Взятие Христа под стражу» или «Поцелуй Иуды». Он был приглашен в замок знатного итальянского семейства Маттеи, где специально для художника в одном из просторных залов была оборудована мастерская. В этой мастерской для владельца замка Асдрубале Маттеи Караваджо и создал «Поцелуй иуды». Во время работы Караваджо часто беседовал со своим заказчиком.

По некоторым историческим свидетельствам, однажды он сказал что «давно мечтал изобразить печальную историю величайшего коварства и предательства. Путь страдания — удел души художника, но картины его должны служить свету». Также он намеренно изобразил себя одним из учеников Христа, показывая, что каждый человек как бы является соучастником распятия Христа в большей или меньшей степени.

Картина произвела настолько большое впечатление, что старший брат заказчика, богатый банкир Чириако Маттеи, затаил на него зло. По совету Асдрубале Караваджо написал копию полотна и преподнес картину в подарок брату-банкиру. Это, конечно, было авантюрой, но по своему характеру Караваджо был склонен искать самые нестандартные ходы. Позже, когда успех картины превзошел все ожидания, он сделал еще две копии, причем одну выполнил сам, а другую — его ученик и подмастерье. Две этих копии были сделаны уже не для подарка, а исключительно для коммерческой выгоды. Копии были проданы за большие деньги.

Караваджо как бы предчувствовал, что скоро его жизнь изменится самым коренным образом. Хотел ли он обезопасить себя финансово на будущее или просто оставить как можно больше славы о себе — кто знает…

В 1606 году в жизни художника произошел резкий перелом. В мае 1606 года, после ссоры во время игры в мяч, Караваджо убил своего противника. Согласно одним историческим источникам, это была дуэль. Согласно другим, он убил его ударом в лицо за оскорбление, которое не смог вынести. Так или иначе, соперник по игре в мяч первым оскорбил художника, начав насмехаться над ним и обвинив его в нечестной игре, в мошенничестве. Бешеный нрав Караваджо просто не мог этого вынести: его буйная вспыльчивость давно уже была известна всем и даже вошла в пословицу. Ссора и закончилась тем, чего следовало ожидать — убийством.

Существует еще одно мнение о том, что эта ссора была организована специально. Организовали ее завистники Караваджо, менее известные и удачливые художники, с целью дискредитировать его, отправить в тюрьму и таким образом расчистить для самих себя путь к крупным заказам. Для этого было решено сыграть на вспыльчивости Караваджо. Рассчитывали, что после оскорбления тот уже не сможет себя сдержать. Успех этого плана превзошел все ожидания…

Подобная версия выглядит очень правдоподобно. Ведь в то время Караваджо действительно был самым известным художником и получал заказов больше всех остальных. А черная зависть в мире людей искусства способна на любое коварство и подлость. Надо сказать, что планы испортить жизнь какой-либо знаменитости, организовав грязный скандал с оттенком уголовщины, отлично работают и сегодня, в современном XXI веке. Главное — правильно рассчитать слабости знаменитости: на что клюнет, какой провокации поддастся.

За убийство, даже на дуэли, полагалась смертная казнь. Узнав, в какую беду попал художник, его друзья и покровители помогли ему бежать из Рима. Главным организатором плана был Асдрубале Маттеи. Под покровом ночи он помог Караваджо выбраться из замка через подземный ход. В окрестностях Рима его ждала оседланная лошадь. Асдрубале посоветовал бежать в Неаполь, а оттуда перебраться в сильную, защищенную Мальту, крепость рыцарей.

Едва художник покинул границы Рима, спеша скрыться в ночной темноте, покровительство кардиналов и знатных особ закончилось для него навсегда. Он и сам чувствовал, что звезда его закатилась, и что судьба ведет его в самый мрачный период его жизни, который закончится смертью.

В Риме он был заочно приговорен к смертной казни. Но его друзья, в первую очередь маркиз Джустиниано и Асдрубале Маттеи, пытаясь его спасти, распустили слухи о том, что Караваджо умер. По одним слухам, его убили родственники убитого им человека, стремясь отомстить за смерть. По другим — он умер от болотной лихорадки. Его подобрали странствующие монахи в лесу в полумертвом состоянии и похоронили в одном из захолустных монастырей.

Оба эти слуха звучали так убедительно, что в них поверили все, даже власти. Именно этим объясняется тот факт, что не было попыток искать беглого художника в других городах. «Смерть» Караваджо являлась лучшим выходом для всех, и в первую очередь для властей. Ведь очень неприятно казнить такого знаменитого художника, каким был Караваджо.

В Неаполе художник получил много крупных заказов: слава его дошла и до этого города. А в подробности римского скандала местные власти предпочитали не вникать. Караваджо много работал, его искусство оказало значительное, решающее влияние на развитие неаполитанской школы живописи. С 1606 по 1608 год Караваджо работал в Неаполе, но он не чувствовал себя в безопасности. Он постоянно опасался ареста. Поэтому он решил последовать второму совету Асдрубале Маттеи, посчитав его самым лучшим выходом из всех.

В 1608 году Караваджо покинул Неаполь и перебрался на Мальту. У него при себе было рекомендательное письмо к Великому магистру мальтийского рыцарского ордена — ордена госпитальеров. Он поступил на работу в орден, написал портрет Великого магистра и даже сам вступил в орден. И вот тут заканчивается открытая, официальная часть биографии Караваджо, и начинается тайна. Мистическая загадка такой значительности, что покров тайны с нее не поднят и до сегодняшнего дня.

Как бы ни звучали официальные версии биографии Караваджо, все сходятся в одном: Мальта и была той самой точкой его биографии, которая и привела в результате к весьма странной гибели в достаточно раннем возрасте. Караваджо умер в 37 лет. Для мужчины это самый расцвет сил и таланта. В таком возрасте можно умереть только от трех причин: от хронической затяжной болезни (что полностью исключалось в случае с Караваджо — иначе он не смог бы работать так много, создать такое множество произведений), от катастрофы любого рода (в современности это может быть любая транспортная авария, ДТП, в годы Караваджо — землетрясение, пожар, затонувший корабль, разбившаяся карета, война, то есть все то, чего не было в жизни художника) либо от «пистолетного выстрела в суп», как говорили в полиции времен французского короля Людовика XIV, говоря о насильственной смерти, умышленном убийстве: ведь правление Людовика XIV осталось в истории как период самого большого количества отравлений. И эта третья причина часто оказывается самой вероятной в случае гибели человека в таком молодом возрасте — даже если нет никаких внешних признаков в виде кровавых ран.

Теперь рассмотрим официальные версии гибели Караваджо, которые чаще других приводятся в исторической литературе.

Итак, версия номер один, источник — итальянские историки: на Мальте Караваджо вступил в конфликт с Великим магистром ордена госпитальеров и ему пришлось бежать на Сицилию из-за своего вспыльчивого характера. Но и здесь трудный характер Караваджо довел его до беды: он оскорбил старшего по званию, был заключен в тюрьму, но бежал. В 1609 году возвратился в Неаполь, где подвергся нападению в таверне и был изуродован. В это же время заболел малярией.

В конце июня 1610 года он сел на корабль, намереваясь вернуться в Рим. Однако на берегу его по ошибке арестовали испанские гвардейцы и задержали на три дня. Когда его выпустили, он умер от приступа малярии в городке Порто-Эрколе 18 июля 1610 года.

Версия номер два— по материалам Википедии: в мае 1606 года, после ссоры во время игры в мяч и убийства на дуэли участника ссоры, Караваджо был вынужден бежать из Рима в Неаполь, откуда в 1608 году перебрался на остров Мальта. Здесь в результате конфликта с могущественным вельможей был брошен в тюрьму, но бежал на Сицилию. В 1608–1609 годах, преследуемый наемными убийцами, подосланными тем же вельможей, скитался по городам Сицилии и южной Италии. В 1610 году, рассчитывая на помощь римских покровителей и прощение Папы, отправился в Рим. По дороге был по ошибке арестован испанскими таможенниками, затем продолжил путь. В то время он болел сифилисом, его организм был крайне ослаблен, и в городке Порто-Эрколе он умер от солнечного удара.

Версия номер три — по материалам некоторых американских исследователей: в 1608 году, выполняя работы для ордена госпитальеров, Караваджо вступил в конфликт с Великим магистром ордена госпитальеров, обвинив его в растрате казенных денег, предназначенных больнице для бедняков. В ответ на эти обвинения был изгнан из ордена. В 1609 году перебрался на Сицилию, где его преследовали наемные убийцы, посланные могущественным противником. Был вынужден бежать из Сицилии в Неаполь.

В 1609 году в Неаполе на него было организовано нападение неизвестных в портовой таверне. Караваджо удалось спастись от убийц, но во время драки ударом в лицо он был изуродован. Он решил вернуться в Рим и попросить покровительства у Папы.

В 1610 году был арестован испанскими таможенниками, получившими ложный донос о том, что Караваджо якобы является известным фальшивомонетчиком. Его продержали 3 дня в тюрьме. Из тюрьмы он вышел в крайне ослабленном состоянии. Отправился в городок Порто-Эрколе, где и умер в местной таверне, по всей видимости, от пищевого отравления.

Версия номер четыре: в 1608 году Караваджо был вынужден бежать с острова Мальта, где вступил в конфликт со знатным и могущественным вельможей, которому покровительствовал орден госпитальеров. Существует мнение, что конфликт произошел на любовной почве. В 1609 году на Сицилии был арестован за дуэль и брошен в тюрьму. Но ему удалось бежать из тюрьмы и добраться до Неаполя. В Неаполе в портовой таверне на него было организовано нападение местных бандитов: по всей видимости, с целью ограбления. Во время драки получил тяжелую рану, которая воспалилась из-за инфекции и не заживала длительное время. Это ранение очень ослабило его организм.

В 1610 году он решил отправиться в Рим, чтобы снова вернуть себе знатное покровительство и утраченную славу. Но по ошибке был снят с корабля испанскими таможенниками, которые получили ложный донос. Три дня он провел в тюрьме, где был тяжело ранен, а также заболел малярией.

По выходе из тюрьмы, тяжело раненый, страдая от малярии, пытался добраться пешком до городка Порто-Эрколе. Но организм его был слишком ослаблен, и по дороге он умер от солнечного удара.

Это наиболее часто встречающиеся версии. В них нет однозначности, они наполнены разными подробностями. Но есть нечто общее, что объединяет их все: это серьезный конфликт с кем-то очень могущественным, который произошел на Мальте. И этот конфликт стал отправной точкой для того, что произошло впоследствии.

Смерть Караваджо приписывают разным причинам: малярии, сифилису, солнечному удару, пищевому отравлению, незаживающей, воспаленной ране. Это означает только одно: истины нет. Столь противоречивые факты свидетельствуют о том, что очень многое осталось скрытым и недоговоренным. Кто-то очень могущественный, наделенный властью, постарался сделать так, чтобы в полной тайне осталось имя вельможи, с которым конфликтовал Караваджо на Мальте, а главное, сама причина конфликта. Ясно только одно: истина крылась в работе Караваджо для ордена госпитальеров — ордена могущественных рыцарей, сделавших Мальту настоящим рыцарским государством.

Чтобы понять все с самого начала, следует вернуться в главной отправной точке всей это истории: к приезду художника Караваджо в 1608 году на Мальту. И самое главное — разобраться в том, что представлял собой в те годы орден госпитальеров. Итак, немного исторической информации.

Госпитальеры, или иоанниты, так же были известны как Иерусалимский, Родосский и Мальтийский орден святого Иоанна, а также как орден святого Иоанна, Мальтийские рыцари или рыцари Мальты (на французском — Ordre des Hospitaliers, на мальтийском — Ordni ta San Gwann).

Этот рыцарский орден был основан в 1080 году в Иерусалиме в качестве амальфийского госпиталя. Он являлся христианской организацией, главной и основной целью которой была забота о неимущих, больных или раненых пилигримах-паломниках на Святой земле. После захвата христианами Иерусалима в 1099 году в ходе Первого крестового похода организация превратилась в религиозно-военный орден со своим уставом. На орден была возложена военная миссия о заботе и защите Святой земли — защите с оружием в руках. Вслед за захватом Святой земли мусульманами орден продолжил свою деятельность на острове Родос, владыкой которого он являлся. А затем стал действовать с Мальты, находившейся в вассальном подчинении у испанского вице-короля Сицилии.

Очень скоро основным центром деятельности ордена госпитальеров стала Мальта, туда же переместилась и верхушка ордена.

Относительно названия «орден госпитальеров» следует иметь в виду, что это название считается жаргонным или фамильярным. В официальном названии ордена нет слова «госпитальеры» (les hospitalieres). Официальным названием является Странноприимный орден (l’Ordre hospitalier), а не «орден госпитальеров». Так произошло потому, что первоначально главной задачей военного Странноприимного ордена святого Иоанна была защита пилигримов, странников, совершающих паломничество на Святую землю. Позже, когда военные задачи ордена отошли на второй план, он вновь вернулся к гуманитарной и благотворительной деятельности. Точно такими же целями занимается этот орден и сегодня: ведь госпитальеры существуют и до сегодняшнего дня. Госпитальеры по сей день есть и на Мальте, и в прочих европейских странах. Но с точки зрения международного права Мальтийский орден является не государством, а государственным образованием.

Орден Госпитальеров и орден рыцарей Храмовников — тамплиеров, основанный в 1119 году, стали самыми могущественными и мощными христианскими организациями. В постоянных сражениях с мусульманами в Палестине орден продемонстрировал свои лучшие отличительные признаки. Госпитальеры были такими же отличными солдатами, как и тамплиеры. Их храбрость и воинское мужество вошли в поговорку. Формой рыцарей-солдат стали черные туники с белыми крестами.

К середине XII века орден разделился на две части: братьев-воинов и братьев-лекарей. Воины отвечали за воинскую часть, а в ведении лекарей были многочисленные больницы, которые открывал орден. Братья, желающие вступить на путь лекарства, получали хорошее медицинское образование за счет ордена, учились у лучших докторов (это было действительно серьезное образование в те времена), а потом занимались исключительно медицинской практикой. Надо сказать, что в ведении госпитальеров была обширная медицинская библиотека, они с успехом практиковали траволечение, излечивали разные болезни и даже делали простейшие хирургические операции.

Но несмотря на такое разделение орден по-прежнему оставался религиозным и располагал рядом привилегий, дарованных папским престолом. Например, орден не подчинялся никому, кроме папы, не платил десятину, имел право владеть собственными духовными строениями и другой собственностью. Множество значимых христианских фортификационных сооружений в Святой земле были построены именно госпитальерами.

После чудовищного разгрома ордена тамплиеров в 1312 году значительная часть их владений была передана госпитальерам. Это было сделано официально.

Но была и неофициальная часть: денежные счета, казну ордена, списки должников, сокровищницу, а так же право взимать пошлину с коммерческих предприятий, как это делали тамплиеры, — все это так же унаследовали госпитальеры. Очевидно, они сумели каким-то хитрым образом продемонстрировать лояльность по отношению к светским властям, поэтому получили привилегии, которые были просто немыслимы для любого другого общества. Также госпитальеры унаследовали личное имущество всех казненных тамплиеров, но сделано это было в глубокой тайне. Из этого следует, что госпитальеры отлично умели заниматься и интригами, и политикой.

После семи лет скитаний по Европе в 1530 году госпитальеры обосновались на Мальте. Это было сделано после того, как испанский король Карл V, будучи также королем Сицилии, отдал госпитальерам Мальту в постоянное феодальное владение. Также они получили африканский порт Триполи. Ежегодной платой за эту услугу должен был стать один мальтийский сокол, присылаемый в день всех святых королевскому представителю, вице-королю Сицилии.

Но очень скоро финансовые дела богатого прежде ордена пошатнулись, и он стал страдать от серьезной нехватки средств. Взяв под контроль Средиземное море, орден тем самым присвоил себе обязанности, традиционно выполняемые морским городом-государством Венецией. Однако финансовые затруднения госпитальеров на этом не заканчивались. Поэтому постоянной заботой ордена было зарабатывать средства любыми способами и путями, включая такие, которые были несколько странными и даже недопустимыми для религиозных деятелей.

В течении XIV–XVI веков орден переживал ощутимый моральный упадок, о чем красноречиво свидетельствовал выбор многих рыцарей, предпочитавших разбойничать в составе иностранных флотов, среди которых особой популярностью пользовался французский. Этот выбор прямо противоречил обетам госпитальеров. При службе одной из европейских держав велика была вероятность схлестнуться в сражении с другой христианской армией, что, в сущности, и произошло в серии франко-испанских столкновений того периода. А ведь одним из главных обетов рыцарей-госпитальеров было никогда не сражаться с христианами, не обнажать свой меч против христианина!

Не меньше обетов нарушали и в другой части ордена, лечебной, когда вместо лечения в благотворительных больницах для бедных лекари из ордена лечили богатых, зажиточных клиентов за большие деньги. Больницы стали пользоваться дурной славой: пациенты знали, что без денег к ним никто даже не подойдет. Так нарушался один из самых главных обетов — о благотворительности. Впрочем, нравы ордена давно уже обрели дурную славу, и к концу XVI века орден очень сильно морально деградировал.

Изменение позиции госпитальеров удачно подмечено Полем Лакруа: «Кичащийся богатством, отягощенный привилегиями, которые предоставили ему фактически полный суверенитет, орден, в конце концов, был настолько деморализован излишествами и праздностью, что полностью утратил понимание того, для чего он был создан, и посвятил себя жажде наживы и стремлению к удовольствиям. Жажда наживы вскоре вышла за все возможные рамки. Рыцари вели себя так, как будто находились вне досягаемости венценосных особ, они грабили и мародерствовали, не заботясь о том, кому принадлежало имущество: язычникам или христианам».

Множество споров вызывала настойчивость госпитальеров касательно соблюдения права висты. Право висты позволяло ордену входить на борт любого заподозренного в перевозке турецких товаров корабля, а также конфисковывать его груз с последующей перепродажей в Ла-Валлетте. Зачастую экипаж корабля был самым ценным его грузом. Естественно, многие государства объявляли себя жертвами чрезмерного желания госпитальеров конфисковать любой груз, отдаленно (или вымышленно) связанный с турками. Если перевести на современный язык, они попросту занимались морским разбоем.

После того, как госпитальеры окончательно утвердились на острове, они стали вкладывать значительные финансовые средства в развитие и укрепление столицы Мальты. Город был назван Ла Валлетта, в честь великого магистра ордена Ла Валлетта. Рост и умрепление Валлетты начались в 1566 году. Вскоре город стал домашним, удобный портом одного из мощнейших средиземноморских флотов. Госпитали на острове также увеличивались в размере.

Главный госпиталь, слывший одним из лучших в мире, мог вместить около 500 пациентов. Находясь в авангарде медицины, мальтийский госпиталь включал в себя школу анатомии, хирургии и фармацевтики. Ла Валлетта так же имела славу центра культуры и искусства. В 1577 году было завершено строительство храма святого Иоанна крестителя, украшенного работами Караваджо и других авторов. Роспись храма была первым заказом, который получил Караваджо на острове. Именно благодаря этой работе он стал приближен к ордену. И именно с этого момента заканчивается все, что мы знаем об известной, официальной биографии Караваджо, и начинается цепь мистических загадок и обстоятельств, сыгравших самую роковую роль в судьбе великого художника.

Итак, деятельность ордена госпитальеров не всегда была законопослушной, и соответствующей христианским нормам. Если первоначально, при создании ордена, его деятельность исповедовала истинно благие цели, то позже произошло так, как происходило всегда. Облеченные властью, избалованные льготами и избытком денег, госпитальеры стали злоупотреблять властью, превратившись в самых обыкновенных коррупционеров, если перейти на современный язык. Прикрываясь властью, они возвели в ранг доблести грабежи и разбой.

Рыцарский орден не брезговал не только работорговлей, вымогательством, но и занимался откровенной коррупцией и мошенничеством, стремясь к наживе, пытаясь любым способом пополнить казну даже незаконным путем. И в этом стремлении к наживе орден окружил себя людьми, которые либо могли приносить деньги, либо способствовали приобретению финансовой выгоды любыми способами и средствами. Постепенно орден стал попирать свои же собственные законы, и христианских добродетелей становилось все меньше и меньше не только в деятельности самого ордена, но и в моральном облике обитателей. Недаром говорят, что долгая власть, пресыщенность земными благами развращает и физически, и морально. Госпитальеры сумели ощутить эту истину на себе.

В попытках добывать деньги орден прибегал к любым способам, даже самым незаконным. Именно в такой отрезок времени и попал в поле зрения госпитальеров опальный художник Караваджо.

Караваджо обладал двумя большими «ценностями»: во-первых, он мог приносить деньги — отлично продавались не только его работы, но и мастерство в росписи покоев, церквей, а во-вторых, у него было темное криминальное прошлое, так называемое пятно в биографии, которое позволяло его контролировать — или шантажировать, называть можно по-разному. Орден не мог пройти мимо такого человека: именно поэтому Караваджо и остался на Мальте, обласканный лицемерием высшего руководства ордена. К тому же и сам художник был заинтересован в ордене — только эта организация могла обеспечить ему защиту от светского закона, а также постоянный кусок хлеба, выгодные заказы. Поэтому, посчитав благосклонность ордена подарком судьбы, Караваджо стал заниматься деятельностью на благо ордена.

До поры до времени все шло благополучно, пока в ситуацию не вмешались два связанных обстоятельства: взрывной характер художника и творческая мощь его натуры, из-за которой настоящего художника нельзя держать в узде. Кроме того, Караваджо очень быстро разобрался в том, что на самом деле происходит в ордене. Он попал в лапы к хитрым церковникам и был обречен.

Всем известно: если что-то (или кто-то) кажется очень привлекательным издали, то при близком знакомстве часто оказывается, что это совершенно не так. И при долгом нахождении внутри какой-то организации — светской или церковной, без разницы, поневоле узнаешь все тайны этой организации и ее отрицательные свойства. По всей видимости, это и стало предпосылкой для развития главного конфликта — конфликта Караваджо и ордена госпитальеров, сыгравшего в судьбе великого художника большую отрицательную роль и оставшегося темным пятном в его биографии, о котором только сейчас начинают догадываться далекие потомки.

Сколько бы ни существовало версий о гибели Караваджо, в каждой из них существует определенный факт: с орденом госпитальеров у Караваджо все-таки был серьезный конфликт, и в результате этого конфликта художник был вынужден спешно покинуть Мальту. Это факт, и от него следует отталкиваться, рассматривая различные версии, которые, судя по всему, должны строиться на двух неизменных точках: это характер Караваджо и то, во что превратилась деятельность ордена.

Караваджо обладал обостренным чувством своеобразной справедливости. Это было как раз той причиной, по которой он совершил убийство — нелепые, несправедливые обвинения противника во время игры в мяч. Человек с таким характером не смог бы промолчать, увидев, если что-то происходит не так. Так как хитрость и изворотливость были ему совершенно не свойственны, то вполне вероятно, что на свою горячую голову он мог выпалить все обвинения в лицо тому, против кого они выдвигались. А деятельность госпитальеров способствовала тому, что таких обвинений могло быть много — начиная от коррупции и пиратства и заканчивая всеми видами мошенничества и работорговлей. К тому же, моральный облик рыцарей также оставлял желать лучшего.

Рыцари давали обет безбрачия, но давным-давно позабыли про обет целомудрия, позволяя себе посещать все таверны, бордели и даже открыто содержать гаремы для собственных плотских удовольствий; причем гаремы состояли не только из женщин — известно, что на невольничьих рынках Средиземноморья выше женщин ценились миловидные маленькие мальчики. Посещая увеселительные заведения в компании рыцарей, можно было узнать еще больше тайн и неприятных секретов, которые выбалтывались вполне откровенно на нетрезвую голову. Все это способствовало получению информации, причем информации совершенно различного толка.

Существует очень интересная версия, документально подтвержденная в воспоминаниях одного из монахов, оставленных во время пребывания на Мальте под крышей ордена госпитальеров. Это было после завершения строительства храма святого Иоанна Крестителя, а значит, Караваджо уже работал для ордена в полную силу.

Описывая работу многочисленных художественных и ремесленных мастерских, монах упоминает об одной картине, созданной художником-итальянцем, имеющим достаточно дурную славу. Он описывает картину, и в этом описании без труда можно узнать полотно Караваджо «Поцелуй Иуды». Монах писал о том, что эта картина была создана по заказу знатного римского сеньора, который гостил в те годы на Мальте. Полотно было продано за большие деньги, причем все деньги поступили не художнику, а в казну ордена.

Если речь действительно идет о «Взятии Христа под стражу», то можно предположить, что это и была как раз та самая спорная третья копия; вспомним: оригинал, а также две копии были сделаны лично самим Караваджо и находились в Риме, у богатого семейства Маттеи. Возможно, римлянин видел это полотно в доме Маттеи в столице, пожелал иметь у себя точно такое же, и, узнав, что художник находится на Мальте, обратился к ордену с просьбой сделать для него копию. Жадный до денег магистр не смог отказать, и заставил Караваджо создать еще одну копию знаменитого полотна. Если все эти факты совпадают, и третья копия была сделана Караваджо собственноручно по заказу госпитальеров, то можно сделать интересный вывод.

Можно считать, что подобное совпадение фактов является доказательством того, что госпитальеры заставляли художника заниматься подделками. Причем подделки касались не только его личных работ. Вполне возможно, что художника заставляли создавать поддельные картины других художников, а затем продавали за большие деньги. У госпитальеров было целых два серьезных рычага давления на строптивого мастера.

Во-первых, шантаж криминальным прошлым, совершенным в прошлом преступлением. По свидетельствам очевидцев, последние годы жизни Караваджо провел в постоянном страхе попадания к светским властям: за убийство в те годы полагалась смертная казнь.

Во-вторых, это было нечто вроде общественных стандартов поведения той эпохи. Художник мог добиться успеха только в случае постоянного сотрудничества с церковью и полного одобрения всей политики и правил действующей церкви. Глубокая религиозность являлась одной из важнейших, главных тем величайших мастеров той эпохи: Леонардо да Винчи, Рафаэля, Микеланджело. Причем религиозность людей, создающих такие произведения, была вполне искренней. Нельзя было создавать фреску Страшного суда в Сикстинской капелле, не веря в Бога и в Страшный суд. Кроме того, отсутствие религиозных мотивов в творчестве могло погубить мастера как художника. Мощное влияние церкви распространялось на все сферы жизни. Стоило церкви ополчиться на кого-то, и на судьбе такого человека можно было ставить крест.

Темы многих картин Караваджо носили религиозный характер, и по своим взглядам он ничем не отличался от стандартных представителей той эпохи. А раз так, то жестокую шутку сыграла именно религиозность всех художников той эпохи. Караваджо был приучен, что нельзя идти против церкви. Именно поэтому он так рьяно работал на блага, в том числе финансовые блага, церковного ордена. Угроза превратить художника в изгоя и отщепенца была серьезной. Поэтому он очень долго не выступал против своего положения. Почему же он выступил?

Слепо доверяясь церковному ордену, Караваджо вряд ли думал о том, что его станут использовать. А когда понял свое положение, то все-таки попытался с ним смириться. Что же было последней каплей, что заставило его решиться на открытый бунт?

Он подделывал картины, и он хранил эту глубокую тайну ордена. Он терпел злоупотребления властью, даже когда узнал все о внутренней политике разложения, которую вели высшие чины ордена. Но рано или поздно должен был состояться конфликт: этот вывод можно было сделать из взрывного характера художника. Конфликт был неизбежен, все к нему шло. Почему же он произошел?

Ответ на этот вопрос можно найти в очень интересных работах американских и итальянских исследователей, появившихся в последнее время. Были найдены документальные свидетельства о конфликте Караваджо с магистром ордена госпитальеров.

Начало этого конфликта заключалось именно в криминальной деятельности, которой Караваджо заставляли заниматься в ордене — если действительно третья копия «Поцелуя иуды» была собственноручно сделана художником на Мальте.

Можно предположить, что Караваджо заставляли делать то же, что делают аферисты от мира искусства и арт-бизнеса сейчас. Копия выдается за подлинник: так обманывают ничего не понимающих богатых клиентов. Кроме того, картины, пользующиеся большой коммерческой ценностью, извлекают из хранилищ, храмов, сокровищниц, их заменяют умелыми копиями, а само произведение искусства продают за баснословную цену. Причем о подмене знает только тот, кто ее совершил.

Участвовали ли копии Караваджо в таких подменах? Однозначно: ведь каждый покупатель был уверен, что приобретает единственный оригинал. Копии картин Караваджо использовались в аферах с самого момента своего создания, они как бы притягивали к себе печальную судьбу мастера.

Это стало начало конфликта. А завершением была история с больницей — больницей для бедняков, которую должны были расширить на острове, и которая наделала большого шума. Папской властью были выделены церковные деньги, также были сделаны пожертвования знатными и богатыми семействами. Но спустя некоторое время, за которое должны были реконструировать больницу, строительство осталось в том же самом состоянии, а деньги бесследно исчезли. Если перевести это на современный язык, очень знакомая схема, не так ли?

Выделяется значительная сумма по официальным каналам на строительство чего-то. Тот, кто способствовал выделению финансирования, получает откат. Через время чиновник сменяется, и новый чиновник в попытке получить свой откат принимается проверять финансирование объекта заново. И выясняется, что строительство заморожено, никакие работы не проводились, а денежные средства исчезли в неизвестном направлении. Абсолютно современная схема!

Так вот, и в конце XVI, и в начале XVII века все происходило точно так же. Можно сделать вывод, что не меняются ни схемы, ни люди. И то, что работало в XVII веке, то есть коррупционное воровство, точно так же работает и сейчас.

По документальным свидетельствам очевидцев, Караваджо обвинил великого магистра в расхищении денежных средств, отпущенных на ремонт городской больницы для бедняков. Он открыто обвинил в том, что магистр ворует деньги.

Был ли это взаимный шантаж? Возможно. Караваджо мог попытаться таким образом вырваться из лап хитрых церковников. В ответ на обвинение в убийстве он открыто расскажет о том, что деньги для больницы были разворованы. Он мог наивно полагать, что подобная схема сработает. Но она не сработала, потому, что не были учтены главные обстоятельства: серьезность обвинения и неравенство сил.

Хищения денег — это не похождения по девицам острова, тут все было слишком серьезно. За такое обвинение вполне можно отправить по следу наемных убийц. Вспомним: в большинстве версий биографий Караваджо утверждается, что его преследовали наемные убийцы. Они пытались расправиться и на Сицилии, и в портовой таверне в Неаполе, и даже пытались подстроить арест, написав ложный донос испанским таможенникам. Наемные убийцы шли из-за серьезности обвинения. А жизнь художника мало что стоит — всегда так было, во все века.

Сицилия, Неаполь, контакт с таможенной службой чужого государство — а таможенники были теми же стервятниками, что и рыцари, только рангом поменьше… Неужели все это делалось ради какой-то любовной интрижки, в которой нищий художник посмел соперничать со знатным мальтийским сеньором? Извините, детский сад! Стал бы «заморачиваться» знатный сеньор, оплачивая услуги убийц год за годом в разных городах и гоняя их за жертвой с требованием ускорить несчастный случай? Да никогда в жизни! Никогда наемные убийцы не идут по следу в результате любовных интрижек, и эта истина уже доказана веками. Причина убийств всегда одна — деньги; или информация, ведущая к деньгам.

В документальных источниках большинства биографий Караваджо совпадает тот факт, что болезнь художника обострилась после пребывания в тюрьме, куда он был брошен испанскими таможенниками по нелепому обвинению в сбыте или изготовлении фальшивых денег. Значит, можно смело предположить, что именно в тюрьме убийцам удалось дать художнику яд. Как правило, в тюрьме человек не особенно разборчив в том, что ест и что пьет. Голод сделает так, что человек не будет чувствовать вкус даже самого горького яда. Это идеальное место для отравления, если есть связи с тюремщиками. А связи были: ведь бросили же Караваджо по нелепому обвинению к тюрьму?

Тем более, что человек, носящий на себе знак смерти, был трагически обречен. А знак смерти появился в тот самый момент, когда друзья, пытаясь помочь бежать от властей, распространили слухи о смерти художника и этим как бы предсказали то, что должно было произойти.

Было ли это простым совпадением? Вряд ли. Недаром говорят: в характере человека можно прочесть его судьбу.

Денежные хищения в ордене госпитальеров так и не были расследованы. Кто знает, как великому магистру удалось избежать неприятностей, связанных с больницей… Но у него были для этого все способы и средства.

На Мальте до сих пор имеются прекрасные работы Караваджо. Они есть и сейчас, даже когда на острове уже нет тех самых классических госпитальеров-крестоносцев, которых все так любят по приключенческим фильмам.

Здесь следует немного сказать о дальнейшей судьбе рыцарского ордена, в котором события развивались следующим образом.

Декрет Французской Национальной Ассамблеи, упраздняющий феодальную систему, ликвидировал орден во Франции в 1789 году. В 1798 году крепость госпитальеров на Мальте была захвачена Наполеоном в ходе экспедиции в Египет.

Великий магистр Фердинанд фон Хомпеш Болейм не сумел предугадать намерения Наполеона и подготовиться к грозящей опасности. Он также не смог обеспечить эффективное руководство, которое помогло бы удержать остров. Вместо этого он с готовностью сдался Наполеону, объясняя свои действия тем, что устав ордена запрещал госпитальерам сражаться с христианами. На самом деле это обстоятельство совершенно не мешало госпитальерам участвовать в походах против христиан до самого XVIII века.

После взятия острова Наполеоном госпитальеры были разогнаны. Однако орден, хоть и значительно уменьшился в объеме, все-таки продолжал существовать. Он постоянно вел переговоры с правительствами европейских держав в попытках найти себе новую территорию и возродить былое могущество. И он нашел такую страну.

Российский император Павел I предоставил большинству госпитальеров убежище в Санкт-Петербурге. Этот акт положил начало существованию ордена госпитальеров в России, а также способствовал признанию мальтийских наград за боевые заслуги наряду с императорскими.

Беглые госпитальеры, находящиеся в Санкт-Петербурге, избрали Павла Первого великим магистром ордена. Он стал соперником великому магистру фон Хомпешу, однако отречение фон Хомпеша сделало Павла единственным великим магистром. Пребывая на посту великого магистра, Павел создал вдобавок к уже существующему римско-католическому великому приорату российский великий приорат, включавший не менее 118 комтурств, понизив тем самым значение остальной части ордена и открыв его для всех христиан. Избрание Павла Первого великим магистром, тем не менее, никогда не было одобрено римской католической церковью. Кроме того, в самой России существовало множество противников того, что Павел возродил орден на территории Российской империи. Можно сказать, что в России госпитальеры не прижились — слишком много противников было у нововведений Павла, и к тому же этот рыцарский орден не соответствовал русскому православному менталитету.

После гибели Павла госпитальеры в России потеряли свое значение. К началу же XIX столетия орден был сильно ослаблен потерей приоратов на территории Европы. Госпитальерам так и не удалось возродить свое богатство и могущество — уже никогда.

В нескольких вариантах биографий Караваджо существует очень красивая и печальная легенда о том, что художник умер от солнечного удара. Можно предположить, как ослабленный бессмысленной и жестокой борьбой с отвергающими его, злыми и корыстными людьми великий художник ушел в ослепительно-белое сияние согревающего света, дарующего не забвение, а покой.

На сегодняшний день картины Караваджо стоят столько же, сколько полотна величайших мастеров эпохи Возрождения — к примеру, Рафаэля или Леонардо да Винчи. Его произведения украшают лучшие музеи мира. И воруют их так же часто и так же громко, как и произведения многих великих мастеров.

Даже может быть чаще. Может быть, это смятение во времени является лишь отражением мятежного духа самого художника, жизненный путь которого был так запутан и тернист.

Узнаем ли мы правду? Это вряд ли. Да и какой смысл в одной-единственной правде, когда существует такое множество правд. Для каждого может быть своя. Совпадает, возможно, только одна правда — это сияние великих картин, исполненных такой печали и такого философского духа, которые до сего дня освещает самый яркий солнечный свет мистической загадки и памяти.