Глава 3 Шумерские питейные заведения

Города — это плод чрезмерного усердия земледельцев. Собственно, вся наша история — это результат чрезмерного усердия земледельцев. Если ваша работа не состоит в производстве продуктов питания (но вы еще не умерли с голоду), значит, где-то есть земледелец, производящий больше, чем ему требуется. Стоит наметиться такому раскладу, как сразу начинается разделение труда, поскольку в конечном счете земледелец в обмен на излишки должен что-то получать — одежду, жилье, защиту, хозяйственный учет. Верный признак наличия таких излишков — существование населенных пунктов, не утруждающих себя производством продуктов. Такие пункты называются городами, и населяют их горожане.

Горожанин — по-латыни civis, отсюда берется в европейских языках слово civil (гражданский) и «цивилизация».

Выменивание продуктов у земледельца называется торговым обменом и не обходится без споров и разногласий, а люди, которые эти разногласия урегулируют, называются верховными властями или правительством. Верховным властям требуются средства на такие насущные вещи, как престол, войско, исследовательские экспедиции. А поскольку поди упомни, кто из подданных заплатил налог, а кто нет, налогам необходим учет. Письменный. Письменность подводит черту под доисторическими временами, и дальше начинается собственно История.

Все это — довольно внезапно и стремительно — развилось в конце 4-го тысячелетия до н. э. на территории нынешнего Ирака, которая тогда называлась Междуречьем, а еще — Шумером, поскольку говорили там на шумерском. Как бы то ни было, именно в этих местах зародилась цивилизация — и с тех пор катится по наклонной.

По большому счету, именно о пиве человек стал писать в первую очередь. Эти примитивные записи представляют собой не что иное, как долговые расписки. Но монет тогда еще не было, люди расплачивались ячменем, золотом, пивом. Изначально, где-то в 3200 году до н. э., человек рисовал картинку конического пивного сосуда. Вскоре картинка стала более схематичной — чтобы удобнее было царапать ее на глине — и упростилась до нескольких символических штрихов. Сходства с изначальным сосудом в ней осталось не больше, чем у значков на дверях мужского и женского туалетов — с настоящей человеческой фигурой. Символ этот мог означать пиво, а мог — слово, которым называли пиво (kash), и в конце концов он превратился в букву.

Это дало шумерам возможность не ограничиваться долговыми расписками — теперь они были вольны писать обо всем, что сочтут важным, то есть в основном о богах и пиве. А еще о Нинкаси, богине пива, которая занималась вечной и бесконечной его варкой. В одном из гимнов в ее честь рассказывается, как она сгребает солод большой лопатой, как сушит его в печи, как замачивает в сосудах, как добавляет сусло, мед, вино и так далее и тому подобное. Точная технология изготовления шумерского пива остается неизвестной, но, как мы увидим чуть позже, она определенно требовала специальных сосудов.

Пиво пили все. Правители на троне. Священники в храме. Первого в истории человечества поэта, точнее поэтессу, звали Энхедуанна. Она была дочерью Саргона Аккадского, который и назначил ее верховной жрицей храма в городе Ур. Руководствуясь принципом «пиши о том, в чем разбираешься», она сочинила серию гимнов, воспевающих храмы в Уре и окрестностях. Звучали они примерно так:

У твоих врат, обращенных к Священному граду, льется вино в благословенные сосуды священного Ана, выставленные под открытое небо. То, что попадает внутрь тебя, не знает себе равных, то, что покидает тебя, не знает гибели ‹…› устрашающие стены, дом, исполненный сияния, дом правосудия, который владыка Нингирсу наполнил благоговением и ужасом! Все Ануннаки собираются на твои великие возлияния.

Или:

О Исин, город, основанный Аном, который тот возвел на голой равнине! Стены его могучи, внутри он выстроен искусно и полон божественной силы, которой наделил его Ан. Усыпальница, облюбованная Энлилем, место, где Ан и Энлиль вершат судьбы, место, где трапезничают великие боги, исполненное благоговения и ужаса: все Ануннаки собираются на твои великие возлияния.

Гимны, откровенно говоря, страдают некоторым однообразием. Не будь отец поэтессы повелителем всего известного тогда мира, вряд ли ее вообще стали бы издавать. Как говорится, чем больше все меняется, тем больше остается неизменным.

Но суть в том, что пиво обладало важным значением и считалось священным. Согласно одному из мифов, лишь благодаря ему возникла цивилизация. По сюжету Энки, бог мудрости, сел за пиршественный стол с богиней плотских утех Инанной. У людей в то время еще не было ни знаний, ни умений.

Энки с Инанною вдвоем, сам-друг

В Абзу[5] пиво пьют, сладким вином услаждаются.

Сосуды бронзовые великолепные до краев полны,

Из-за сосудов бронзовых богини Ураш спор затевают[6].

Не буду ходить вокруг да около: победила Инанна. Пока Энки лежал пьяным, она украла с небес всю мудрость и переправила на землю. Проспавшись, Энки обнаружил, что мудрость исчезла, и впал в ярость, но поделать уже ничего было нельзя.

Самый известный шумерский миф, эпос о Гильгамеше, начинается с рассказа о дикаре по имени Энкиду, который живет среди зверей (эдакий шумерский Маугли), пока явившаяся к нему жрица Инанны не предпринимает попытку сделать из него человека. С этой целью она сначала спит с ним, а потом подпаивает (обычно делают наоборот). Энкиду осушает семь кувшинов вина — и ему нравится. Потом он хочет вернуться к своим приятелям-зверям, но те с ним дружить больше не желают. Тогда он отправляется в Урук, сражается с царем Гильгамешем и дальше дружит с ним. А потом погибает. Здесь должна быть какая-то мораль, но я ее постичь не могу.

Главное, что нигде не обходилось без пива. Оно делало человека человеком, оно окультуривало. У шумеров была поговорка: «Труслив, словно пива не знает», но гораздо больше о них говорит другая: «Не знать пива — ненормально».

Как же напивался простой обычный шумер? Допустим, мы путешественники, мы прибыли в город Ур на юге Ирака где-то в 2000 году до н. э.[7] Зиккурат нас не интересует, равно как и прочие достопримечательности, нам бы выпить. И куда нам пойти? Мы не правители, не священники, так что дворец и храм отпадают. Нам требуется питейное заведение. К счастью для нас, трактиры уже существуют, нужно просто отыскать ближайший.

Как правило, трактиры располагаются в окрестностях главной площади, но, поскольку мы в крупнейшем городе мира с ошеломляющим населением в 65 000 человек (чуть больше половины Мейдстона!), здесь они, наверное, на каждом шагу. Опознать трактир можно по отирающимся у входа жрицам любви. Как опознать жрицу любви? Обычно у них лишь один предмет одежды — ну и жемчужные бусы на шее. Бусы не означают, что проститутки в Уре так богаты, просто людей в те времена было меньше, а устриц больше.

Мы кружим между низкими глинобитными домами с плоской кровлей — и пожалуйста, вот он, родной! Проходим внутрь. Самые первые впечатления — темнота, резкие запахи, полчища мух. Это потому, что пиво варится непосредственно в трактире. Вино (если его тут тоже наливают) привозят из сельской местности, а пиво делают прямо здесь, поэтому в трактире пахнет солодом, ячменем и другим пивоваренным сырьем.

Когда глаза немного привыкнут к полумраку, перед нами предстанет сам пивоваренный агрегат — целая вереница разных емкостей, у каждой особое название. Где-то среди них гаккуль, и ламсаре, и угурбал, и корыта с соломой. (Вся эта утварь использовалась в процессе изготовления пива, но археологи затрудняются определить, какой сосуд для чего предназначался.) Если нам попалось достаточно фешенебельное заведение, керамика может оказаться расписной. Но наш трактир, похоже, не из таких.

Кого же мы увидим внутри? В шумерских источниках полно упоминаний о блудницах у порога, и лишь единственное — о присутствующей внутри, да и то пробравшейся тайком через окно. Так что нет, трактир — это не бордель. Впрочем, по крайней мере одна женщина здесь есть — хозяйка.

Трактиры всегда держали женщины. На это указывает и список шумерских царей — перечень полулегендарных правителей Междуречья. Среди них только одна царица — Кубаба, трактирщица, правившая Кишем сотню лет (список полулегендарный, я предупреждал). Трактирщица-женщина — это логично, поскольку пивоварение — занятие домашнее, хозяйственное, женская обязанность. Более надежное подтверждение тому, что трактирами заправляли женщины, мы найдем в законах Хаммурапи. И не так уж важно, что они были написаны на триста лет позже. Вот три упоминания о трактирщицах из этого свода:

108. Если корчемница не станет принимать хлеб в уплату за напитки, а будет брать деньги по большому весу и ценность напитков сделает ниже стоимости хлеба, то эту корчемницу, по изобличении ее, должно бросить в воду.

109. Если в доме корчемницы соберутся преступники и она не задержит этих преступников и не выдаст дворцу, то эту корчемницу должно предать смерти.

110. Если божья жена или божья сестра, не живущая в уединении, откроет корчму или войдет в корчму для выпивки, то ее должно сжечь[8].

Пройдемся по этим трем статьям немного в другом порядке. Для начала о преступниках. Трактиры были сомнительными заведениями — в полутемном кабачке, спрятанном в узком проулке, очень удобно обсуждать разного рода махинации и жаловаться на власти. И если мы сейчас посмотрим вокруг, то наверняка и в «нашем» трактире увидим соответствующий контингент.

Далее — «божья сестра», то есть попросту жрица. Хорошим девочкам в трактире не место. Это не значит, что женщины там вообще не появлялись, но видеть там свою дочь вы бы не захотели. На этот счет есть очередная шумерская пословица: «Дворцу не избежать пустоши. Барже не избежать тростника. Свободному не избежать подневольного труда. Царевне не избежать трактира».

Пословица несколько туманная, но, судя по всему, основной смысл в том, что «все могут плохо кончить». Поэтому, если у нас тут обнаружится царевна, от нее нужно держаться подальше. Зачем нам неприятности?

Все, довольно о посетителях, это достаточно пестрая масса. Давайте закажем пива. Главное — не забывать статью 108 из свода Хаммурапи: если трактирщица попытается нас обсчитать, мы донесем на нее и ее утопят.

Ассортимент пива у шумеров был довольно широкий — ячменное пиво, полбяное, бурое, темное, светлое, красное, сладкое, пиво с медом и другими приправами, смесь крепкого пива с вином, фильтрованное пиво. Последние два стоили очень дорого, и не исключено, что в наличии нередко бывало лишь одно, «пиво дня». И все же знатоку крафтового пива древний Ур наверняка пришелся бы по душе. Каждый трактир представлял собой мини-пивоварню. Собственно, макси-пивоварен не было вовсе. То есть при желании вы можете завести с трактирщицей нескончаемую беседу о солодовости вкуса и разных пивоваренных тонкостях вроде затирания. Можете даже потребовать, чтобы полбяное пиво «пенилось, словно воды канала Папсир»[9].

Теперь нужно расплатиться. Завсегдатаям отпускают в кредит, плату берут ячменем. У шумеров в ходу натуральный обмен, за крупные покупки, например дом, выложат серебро, но пиво дешево, отмерять драгоценный металл пришлось бы с лупой. Значит, нам, как заезжим, нужно иметь при себе что-то на обмен — тут уж как сторгуемся. Может, какие-нибудь пряности, прихваченные по пути. А может, поросенка. По-разному бывает. Но к этому мы еще вернемся.

И вот мы садимся за стол, нам приносят сосуд амам с пивом и две соломинки к нему. Пиво пьют через соломинку. Потому что шумерское пиво — это вам не современный янтарно-прозрачный нектар. Оно больше похоже на пенную ячменную кашу с шапкой гущи. Соломинка позволяет добраться сквозь эту шапку до вожделенной жидкости. Изображений шумеров с амамом и соломинкой предостаточно, а в некоторых районах центральной Африки таким способом до сих пор пьют пальмовое вино.

Итак, пиво перед нами, соломинки наготове, что теперь? Можно устроить состязание, кто кого перепьет, — это здесь, похоже, обычное дело. О подобных состязаниях среди богов упоминается не раз, так что, надо полагать, и человеку они были не чужды. Люди пьют, чтобы напиться. Об этом сказано в пословицах и изречениях: «Не выноси суждений, когда выпьешь пива» и «Не похваляйся в трактирах, как лгун, тогда твоим словам будет вера». Если что-то порицается, значит, оно существует. Пороки общества выявляются через его добродетели. Так что, соревнуясь, кто кого перепьет, мы будем и хвастаться, и обманывать, и судить.

Питье пива — занятие веселое, коллективное. Возможно, мы познакомимся с заговорщиками за соседним столом. Будем травить анекдоты. Анекдоты шумеры любили. Составляли целые сборники шуток, причем некоторые из них и сегодня способны вызвать смех — или ухмылку. «Собака, глодая кость, говорит анусу: “Тебе будет больно!”» Или: «Впервые с незапамятных времен в объятиях мужа молодая жена не испортила воздух».

Забавно.

Попадаются фразы явно шуточные, но соль шутки мы уже не уловим. Например: «Собака заходит в трактир и говорит: “Ничего не вижу. Откупорю вот это”». Соль растворилась в глубине веков. И тем не менее это самый ранний известный истории пример анекдота на тему «животное заходит в бар». Над некоторыми вещами время не властно.

Мы пьем. Мы пьянеем. Мы травим байки. Вот теперь, наверное, пора вспомнить о проститутках, поджидающих за порогом. Нет, я не к тому, что проституция — дело благое и так далее, но оно определенно было неотъемлемой составляющей шумерской культуры пития. О ценообразовании в этой области нам известно мало. Есть гимн Инанне, пресловутой богине плотских утех, в которой она расписывает свои тарифы:

Стоя у стенки — 1 шекель; внаклонку — 1,5 шекеля.

Но это еще ни о чем не говорит: Инанна все-таки богиня, могла заламывать цену. Зато становится ясно, что никаких пуховых перин не предполагалось, все утехи строго «альфреско»[10]. Единственное правдоподобное указание на ставки простых смертных проституток мы находим в юридическом документе, где фигурирует один раунд сексуальных услуг в обмен на поросенка. За кувшин пива поросенком не расплачиваются, жирновато будет, поэтому обычно намерения посетителя трактира можно угадать еще на подходе. Если он тащит поросенка, то наверняка пришел не только за выпивкой.

Между тем время уже позднее. Все давно навеселе, пора закругляться и затягивать на прощание хорошую застольную песню. Пиво дарило радость, пиво сближало, пиво побуждало присоединяться к хору. Текст одной из таких застольных песен история сохранила. В ней довольно подробно перечисляется вся эта загадочная утварь для пивоварения и пару раз упоминаются богини пива и секса — Нинкаси и Инанна. Я слегка подкорректировал слова, но лишь чуть-чуть, чтобы рифмовались, а так это подлинная шумерская песня. И вот мы все — путешественники, заговорщики, трактирщица, и шлюха в жемчугах, и поросенок — беремся за руки и запеваем:

Пузатый жбан,

Жбан-чан-кувшин,

Жбан, что печень веселит,

Кувшин, что сердце радует.

Расписной горшок — украшенье дома,

Поливной горшок — для хранения пива,

И горшок-бычок, что хорош для слива из кувшина пива,

Трубочки камышовые, кружечки тростниковые,

Черпаки и ковши, вся кувшинная братия,

Все пригодно для пития.

Пусть бог твой всегда о тебе хлопочет!

Отверстия кружки — наши очи,

Сердца наши — на дне чаши,

Что тебе услада,

То и нам отрада,

Смеется печень, и сердце радо.

На кирпич судьбы изольешь возлияние,

А в душе своей храм возведешь ликования!

Нинкаси, только ты и даешь эту жизнь!

Вино, пиво пусть всегда для тебя журчит!

Медовуха пусть сладко тебе поет!

Через трубочки сладкой струею бежит.

А вы, мальчики, пивовары и кравчие, — со мною в круг,

Пока, пивом наполненный, я кружусь, кружусь,

Кружусь, блаженствуя, блаженствую, кружась,

Да, пива испив, я в веселии,

Медовухи хватив, я в охмелии,

Сердце я взвеселил, печень я ублажил,

Да, сердце радостью я наполнил,

Печень свободную — одеянием царским кутал.

Пусть же и сердце Инанны возрадуется,

Сердце царицы небес да возрадуется![11]

А теперь можно ползти на бровях домой по тихим улочкам, утешаясь тем, что, даже пустившись во все тяжкие (неважно, дошло ли до расставания с поросенком), мы вели себя гораздо приличнее, чем древние египтяне.