Глава XXVII Зеки и единицы
Попадая в зону, человек не просто теряет свободы и права, он во многом теряет и себя, становясь «отчетной единицей».
Наказание и страх – прекрасные стимулы для того, чтобы заставить человека приспособиться и делать все так, как ты захочешь, – это я в зоне выучил, как «Отче наш». Если же что-то пошло не так, – нужно увеличить наказания с запретами и усилить чувство страха. Но кто будет следить за работой системы?
Хорошего поведения мало! Мало, я сказал!!
Долог и тернист путь зека, желающего получить награду за хорошее поведение, потому что отношение к этому у заключённых и милиции абсолютно противоположное. Зеки часто требуют от администрации то, что, вроде бы, заслужили, а милиция считает, что лишний раз поощрять не педагогично, – лучше наказать!
Вообще, взгляды на то, за что можно и нужно поощрять, у заключённых и администрации не просто противоположные, – они иногда находятся на разных полюсах. Заключенные хотят, чтобы их награждали уже за хорошее поведение, а администрация, понимая, что это мощный рычаг давления, не спешит «разбазаривать» поощрения направо и налево. Поэтому милиция периодически придумывает разные уловки, чтобы заставить зеков работать на себя ещё упорнее.
Кроме того, – и это немаловажно, – есть, я бы сказал, универсальный закон Вселенной, который действует и в МЛС: чем лучше ведёт себя подчиненный, тем больше ему на шею садится начальство! В зоне это выглядит так: пока зеки нарушают, дебоширят и хулиганят, милиция не мешает жить «спокойным» заключенным, даёт им поощрения за хорошее поведение, и все довольны. Как только большинство «становится на путь исправления» и количество нарушителей уменьшается, милиция начинает безостановочно «закручивать гайки», постоянно вводя новые запреты (не спеша, проверяя реакцию), усложняя возможность получить поощрение, упрощая систему наказаний.
Заключенные давно знают: чтобы администрация дала спокойно жить, ни в коем случае нельзя выполнять все её требования, милицию надо постоянно держать в тонусе, допуская нарушения. Почему представители закона не могут успокоиться на достигнутом, и постоянно проводят никому не нужные усиления и различные эксперименты, можно только догадываться. Скорее всего, хотят выслужиться перед начальством, а своих подопечных милиция воспринимает лишь как статистические единицы в отчётах.
Поэтому, если ещё до 2009-10 годов, пока из зоны окончательно не убрали блатных (которые не давали окончательно расслабиться администрации), чтобы получить поощрение, нужно было просто быть спокойным зеком и хорошо себя вести, то со временем стало необходимо как-то отличиться. Самый простой способ – попросить родственников передать краску на ремонт или ещё какие-нибудь абсолютно необходимые вещи для отряда.
Точно такая же ситуация была и на «химии» – ИУОТ, в Исправительном учреждении открытого типа, куда либо отправляют досиживать срок из зон за хорошее поведение, либо сажают за мелкие преступления. Когда я туда заехал, поощрения зекам давали просто за то, что они вели себя хорошо. Когда я освобождался, прекрасного поведения было уже недостаточно, потому что все потихоньку стали исправляться, и от «химиков» требовали участия в каких-то соревнованиях и прочей жизни учреждения. Причём, если вначале скромно предлагали разок подтянуться на каких-нибудь соревнованиях, то со временем начали требовать «систематического участия в жизни отряда».
Приезжайте, проверяйте лагеря
Отношение к зекам, как «отчетным единицам», а не людям, угадывалось не только в системе поощрений, но и практически во всех сферах жизни. Особенно ярко оно проявлялось во время приездов в зону, да и на «химию», проверяющих из ДИНа (Департамента исполнения наказаний) и еженедельных обходов начальника колонии.
Проверяющие делятся на две категории: на тех, кто, отработав в зоне, пошёл на повышение, и тех, кто никогда в ИК не работал, а зеков видел издали. Приезды ни тех, ни других ничего хорошего заключенным не сулят, поскольку, чаще всего, после подобных визитов жизнь в зоне обязательно меняется в худшую сторону. Хотя самые дурные запреты идут как раз от второй категории проверяющих, поскольку они представляют жизнь в лагерях исключительно по книгам, и по ним же пытаются выслужиться. Те же, кто «вышел» из зоны, опасны иным. Всю жизнь отработав в колонии, они знают в ней каждый уголок, поэтому, приезжая, бьют по «больным» точкам, и, кстати, проверяют бывших коллег ничуть не меньше, чем это делают «не родные» ДИНовцы.
Обычно к серьёзной проверке готовятся заранее, за пару дней до нее. Отрядники начинают обыскивать тумбочки и выбрасывать или забирать оттуда все, что им покажется лишним. Плац, отряды, спальни, туалеты, и, вообще, всё драят круглосуточно. Везде, где возможно, и, самое главное, видно, подкрашивают. Короче, подготовка идет очень серьёзная.
И вот настает день крупной проверки. На плац никого не выпускают, на улицу тоже, никого не выпускают даже в коридоры в отрядах. Всех зеков сгоняют в «ленинки» (комнаты, где обычно смотрят телевизор или проводят собрания) и заставляют сидеть там, пока проверяющие не пройдут по отрядам. В этот момент складывается впечатление, будто зона необитаема: на улице только милиция и завхозы, в спальнях абсолютно безликие, «по-белому» заправленные нары (т. е. простынь натянута поверх одеяла), в тумбочках минимальные следы обитания людей (кружка, если чистая, тетрадь, туалетная бумага – чем меньше вещей, тем лучше!). Становится понятно, что идеальным вариантом было бы полное отсутствие заключённых и пустые нары, но, к сожалению, мы были в зоне, чем, несомненно, раздражали и администрацию, и проверяющих.
Зеки периодически возмущались, говоря, что, в отличие от милиционеров, у них нет ни кухни, ни прихожей, ни шкафов, а есть только тумбочка, сумка и вешалка, где нужно разместить всё своё хозяйство, иногда рассчитанное не на один десяток лет. Милиционеры либо отвечали, что они не причём, во всем нужно винить проверяющих, у которых с головой проблемы, либо просто отбирали вещи, говоря, что им, в принципе, все проблемы зеков абсолютно «по барабану» – есть документы, извольте выполнять! И заключенные выполняли: перед крупными проверками мы сгребали большинство вещей из тумбочек в пакеты и прятали, где могли. Как только начальство уезжало, всё возвращалось на свои места до следующей беды. Примерно такая же ситуация, но в более лёгкой форме повторялась каждую неделю во время обходов начальника колонии.
У меня был знакомый, страстный книголюб, из-за чего у него постоянно возникали разногласия с отрядником, который грозился все книги с тумбочки выкинуть в мусорку. А книг действительно было много. И каждую неделю у моего приятеля возникала одна и та же проблема: куда на время обхода начальника зоны спрятать всю эту литературу? Товарищ нашёл выход – он раскладывал книги равномерным слоем на наре, а сверху аккуратно расправлял одеяло. Так он убивал двух зайцев, во-первых прятал свои «сокровища», а во-вторых, на книгах заправка постели выглядела гораздо ровнее, чем на обычном матрасе. Его один раз даже похвалили за неё.
О некоторых запретах
Как бы зона или «химия» не готовились к проверке, практически всегда находились недочеты, писались бумаги и сверху приходили директивы о том, что и где нужно исправить.
Все исправления заключались в том, что у зеков отбирали остатки свобод и ухудшали им жизнь.
Одним их самых громких запретов, который ввели после приезда очередной проверки, – был запрет пить чай на промзоне, чтобы зеки работали, а не распивали кофе с чаями. А то, что работы нет, зимой бытовки не отапливаются, а в цеху минусовая температура, и на «промке», в принципе, делать больше нечего, кроме как пить чай и читать газеты, никого не интересовало. Кружки и кипятильники, которые удалось найти, милиция выбросила, но заключённые продолжили пить чай, хотя уже втихаря.
Был случай, когда ненадолго запретили играть в футбол, поскольку проверяющему не понравилось, что зеки во время матча нецензурно ругались. Мы как раз шли в столовую, и я видел, как, выстроив две команды, ДИНовец громко материал их за то, что они до этого материли друг друга.
Бей своих, тогда и чужие бояться будут
Что бодрило больше всего, – так это то, что от проверок страдали не только зеки.
Когда я сидел на «химии», там, как огня, боялись одну проверяющую – заместителя начальника областного ДИНа. Эффектная женщина в высоком звании наводила ужас на местных милиционеров тем, что её безумное поведение невозможно было предугадать. Несмотря на свою привлекательность, она материлась, как сапожник. Причём, обкладывала матом, как зеков, так и милиционеров.
До сих пор помню, как она отчитывала замполита (один из заместителей начальника ИУОТ) за какой-то косяк с воротником. Причём, делала это, не стесняясь в выражениях, на глазах у зеков, чем последних очень порадовала.
Один раз она приехала и обыскала холодильник, где милиционеры хранили свои ссобойки, но что она там хотела найти, – никто так и не понял.
После всех этих приездов, «взбучек» и новых директив сверху у зеков оставалось одно «развлечение» – приспосабливаться к новым условиям и как-то выживать. А «исправляться»? На это просто не хватало времени.