Про медведя

Про медведя

Жили-были бабушка и две внучки — Маша и Даша. Собралась Даша в лес по ягоды, по свежие грибы. Вот бабушка и говорит:

— Ты, Дашенька, далеко не ходи, от тропочки не беги, через пни-колоды не перескакивай, а то, смотри, заблудишься.

— Хорошо, — Даша говорит.

Пошла Даша в лес. Идёт — ягодку за ягодкой щиплет, песню поёт. Да и не заметила, как от тропочки ушла, в дремучий лес зашла, стала через пни-колоды перескакивать. Сидит кукушечка на высоком дубу, на сухом суку.

— Ку-ку! Ку-ку! Иди, девочка, в левый бок!

Пошла девочка в левый бок. Откуда ни

возьмись, вдруг выскочил, откуда ни возьмись, вдруг выпрыгнул Мишка-медведь, Михаил Иванович. Схватил Дашу в охапку — и бежать! Бежал, бежал, прибежал в свой дом. А дом у него большой-пребольшой, богатющий… В подвале не пусто — репа, капуста, грибы сухие, соты медовые. В клети добро — пух и перо, шерсть овечья, шуба человечья. Принёс медведь Дашу в хоромы и говорит:

— Вот хорошо, мне уже давно хозяюшка нужна. Будешь жить, мне рукавицы шить, топить печь да пироги печь. А я на охоту буду ходить, еду приносить.

Плачет Дашенька, а медведь ей мёду, орешков, ягод притащил — утешает. Ну, Дашенька поплакала и спать легла. Утром Мишка-медведь её разбудил.

— Ну, — говорит, — я на охоту иду, а ты щи свари, да мне одеяло сотки.

Миша ушёл, а Даша за дело принялась. Да всё у неё дело не клеится, всё из рук валится. Стала щи варить — воду через край пролила, печь затопила — всю избу задымила. Села ткать — нитки рвать, узелки вязать. Пришёл вечером Мишка домой. Изба чёрным-черна, окна не видать, щи без соли, каша горькая. Стал Мишка спать ложиться. Новым одеялом укрылся, да как вскочит!

— Это что, да это как? Не одеяло — дерюга! Покололо мои ноженьки, поцарапало мои плечики. Ах ты, эдакая нерадивая, ленивая, неряшливая! Иди в подвал, там сиди, репу перебирай, капусту считай!

Да и запер Дашу в тёмный подвал.

А бабушка да Маша искали-искали Дашу, да искать перестали. Ну вот, ладно, хорошо. Время прошло. Стала Маша в лес по ягоды собираться. Бабушка ей и говорит:

— Ты, Машенька, далеко не ходи, от тропочки не беги, через пни-колоды не перескакивай, а то, смотри, заблудишься.

— Хорошо, — Маша говорит.

Пошла Маша в лес. Идёт — ягодку за ягодкой щиплет, песню поёт. Да и не заметила, как от тропочки ушла, в дремучий лес зашла, стала через пни-колоды перескакивать. Сидит кукушечка на высоком дубу, на сухом суку.

— Ку-ку! Ку-ку! Иди, девочка, в правую сторону!

Повернула Маша в правую сторону. Откуда ни возьмись, вдруг выскочил, откуда ни возьмись, вдруг выпрыгнул Мишка-медведь, Михаил Иванович. Схватил Машу в охапку — и бежать! Бежал, бежал, прибежал в свой дом.

— Вот — говорит, — хорошо, мне уже давно хозяюшка нужна. Будешь жить, мне рукавицы шить, топить печь да пироги печь. А я на охоту буду ходить, еду приносить. Я сейчас на охоту пойду, а ты щи свари да и мне одеяльце сотки!

И ушёл. Стала Маша по дому похаживать, стала Маша в клеть, в подвалы заглядывать. А в клети добро — пух, перо, шерсть овечья, шуба человечья. А в подвале не пусто — репка, капуста, грибы сухие, соты медовые. И Дашенька там, и сестричка там! Обрадовались девушки, плачут.

— Ну, — Маша говорит, — ты, сестрица, здесь сиди, а я уж надумаю, как нам от беды избавиться.

Пошла Маша в избу, взялась за дело. Щи сварила, кашу упарила, избу подмела да и ткать села. Ткёт — нитку в нитку кладёт, рукой прихлопывает. Пришёл медведь, а в избе светло, чисто, щи жирные, каша жаркая.

— Ай, — говорит, — ну и умница! Ай, — говорит, — ну и разумница!

Стал Миша спать ложиться, новым одеялом укрылся, да и говорит:

— Ну и одеяльце соткала! Легко, как пух, жарко, как печка! Тепло моим ноженькам, жарко моим плечикам!

И заснул. А Маша Дашу накормила и спать на печке уложила. Утром Мишенька встал да и говорит:

— Чем мне тебе, девушка, угодить? Проси у меня чего хочешь.

А Маша ему:

— Ничего мне не надобно, Михаил Иванович, — снеси только бабушке гостинца. — Я пирогов испеку, в мешок уложу, а ты снеси да у порога брось. Только смотри, в мешок не заглядывай, гостинцев не трогай. Я на крыше буду сидеть, на тебя глядеть.

— Хорошо, — медведь говорит.

Вот Михаил Иванович пошёл на охоту, а Машенька пирогов испекла, посадила Дашу в мешок и сама села, пирогами закрылась. Пришёл медведь, видит — стоит мешок с гостинцами. Вскинул на плечи да и пошёл. Идёт — топ-топ-топ, ягоду топчет, траву приминает, сучья ломает. Пошёл дальше. Идёт — топ-топ-топ, ягоду топчет, траву приминает, сучья ломает. Устал, проголодался.

— Эх, — говорит, — теперь далеко от дома отошёл. Машенька не увидит. Сяду-сяду на пенёк, съем-съем пирожок!

А Маша из мешка то-о-оненьким голосом:

— Высоко сижу, далеко вижу! Не садись на пенёк, не ешь пирожок!

— Ну-ну, — Миша говорит, — как она далеко видит! Делать нечего, надо скорее мешок отнести да домой возвращаться. Уж дома поужинаю.

Побежал быстрёхонько. Добежал до бабушкиного дома. Бросил в ворота мешок, а сам наутёк. Вышла бабушка на крылечко. Глядит — мешок лежит! Развязала — пироги. Взяла пирожок, откусила, заплакала.

— Точь-в-точь пирожки, как Машенька пекла. Где-то мои внученьки, где-то мои девочки?

А девочки и выскочили:

— Вот мы, бабушка!

Вообще, подобный стереотип поведения очень характерен для сказочного медведя: «Пахал мужик ниву, пришёл к нему медведь и говорит ему: „Мужик, я тебя сломаюГ»; «Пришёл медведь к мужику на подворье и говорит ему: „Мужик, я тебя съем!“»; «Подошёл тихо медведь сзади к мужику да хвать его дубиной по голове». Конечно, можно, вслед за составителем хрестоматии прозаических жанров русского фольклора В. Н. Морохиным посчитать, что в сказках о животных отражались реалии феодального мира, и медведь является воплощением хищного, не ограниченного властью человека, но определённые характерные черты зверя он всё-таки отражал.

Как простоватый и ленивый субъект медведь выступает и в чукотском фольклоре. Вот две чукотские народные сказки, записанные Г. Меновщиковым на восточном побережье Чукотки.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.