Глава 11 Старинные охоты

Глава 11 Старинные охоты

Общеизвестно, что со времени совместного появления на естественно-исторической сцене людей и медведей отношения между ними приняли характер активного противоборства. Кроме подстерегающего врага, разорителя пасек и поедателя запасов медведь, с другой стороны, в понимании первобытного человека был и объектом охоты, пищей, шатающейся невесть зачем по лесу.

Таким образом, их взаимное общение приняло законченный вид отношений охотника и дичи. Правда, этот случай был несколько своеобразен, потому что охотник и дичь временами менялись ролями.

Бурый медведь, как уже отмечалось, сильно отличался от неповоротливого и уязвимого своего собрата — медведя пещерного. Пока на земной поверхности обитали оба этих вида, у человека была определённая свобода в выборе объекта. Однако пещерный медведь вымер, и человек, приложивший к его истреблению руку, лишился такого удобного объекта гарантированной охоты.

Попытка заменить пещерного медведя на бурого стоила человечеству, вероятно, нескольких тысяч раздробленных черепов и при этом ни к чему хорошему не привела. Людям пришлось переключиться на разнообразных тарпанов, оленей, сайгаков, туров и бизонов. Несмотря на весь накопленный человечеством опыт в убийстве животных, бурый медведь оставался серьёзным противником под стать самому человеку.

Некоторые исследователи, например уже упоминавшийся Бьорн Куртен, считали, что бурые медведи наряду с пещерным составляли значительную часть в добыче и соответственно рационе первобытного человека. Другие же, как, например, Н. К. Верещагин, утверждают, что для подобного умозаключения нет достаточных оснований. Резон в их рассуждениях, безусловно, есть. Выбирая добычу между неуклюжим, стеснённым в движениях и преимущественно растительноядным пещерным гигантом и юрким подвижным ловким лесным хищником, кого бы вы предпочли в первую очередь? Косвенно свидетельствуют об этом неолитические памятники Приохотья и Камчатки, обследованные археологом Н. Н. Диковым. Их древние обитатели при окружающем медвежьем изобилии отнюдь не сделались заядлыми «пожирателями медведей» — об этом свидетельствует скудность останков последних на первобытных стоянках. Да и медвежьи культы прочих народов свидетельствуют о трудности и опасности охоты такого рода. Нет, ни у одного племени бурые медведи не могли стать основой материального благополучия.

Тем не менее люди не могли смириться с тем, что подобный запас мяса, жира, и впридачу прикрытый хорошей шкурой, продолжает встречаться в лесах, оставаясь недоступным для людей. И при каждой встрече последние пытались этот запас прибрать.

Для начала люди использовали на этой охоте самые традиционные средства добычи — лук и стрелы, иногда (но неохотно) копьё. Самое удивительное, что многие народы обходились этими приспособлениями при охоте на медведя до самого недавнего времени.

Австрийский натуралист и писатель Герхард Гартвиг указывает, что остяки бьют медведя стрелами, которые «длинны, имеют на конце треугольный железный наконечник или острый кусок стали, имеющий форму ножа, или же два тонких острия, имеющих вид раздвоенного хвоста ласточки».

Такие же стрелы использовались коряками и чукчами в междоусобных войнах. Можно предположить, что оружие против медведя и человека не очень сильно различалось между собой.

Русский натуралист Н. Сокольников описывает весьма рискованный и, видимо, эффективный способ охоты с копьём на белого медведя, который, впрочем, нам, людям начала XXI века, выросшим в городских условиях, кажется совершенной фантастикой.

«Слышал только от чукчей, что бить его вовсе нетрудно и что при этом для ловкого человека и опасности нет никакой. Дело в том, что на бегу белый медведь свернуть быстро на сторону не может: поэтому охотник пускается от него бежать, а когда медведь нагоняет, отскакивает немного в сторону и стреляет или колет копьём пробегающего мимо зверя».

Вероятно, подобным образом первобытные евразийцы пытались добывать и медведя бурого. Впрочем, эта охота с копьём позднее приобрела несколько иную форму и начала называться охотой с «пальмой» или с рогатиной.

А. Черкасов, оставивший красочные и довольно подробные «Записки охотника Восточной Сибири», даёт описание совершенно варварского, но в то же время остроумного способа охоты, который был в употреблении у орочонов — одного из народов нынешнего Забайкалья.

Черкасов пишет, что орочоны при охоте на медведя не пользовались огнестрельным оружием, обходясь двумя приспособлениями — «пальмой» и распоркой. «Пальма» — инструмент, который до сих пор в ходу у многих сибирских народов, — представляет собой длинное (30–40 см) и широкое (4–5 см) тяжёлое лезвие — просто нож с односторонней заточкой, насаженный на длинную, почти в рост человека, рукоятку. Черенок лезвия у классической «пальмы» примотан к древку длинной полосой бересты на первую треть высоты. Иначе говоря, «пальма» — это короткое лёгкое копьё с длинным, заточенным с одной стороны наконечником. При этом «пальма» использовалась да и используется до сих пор в отдалённых местах Сибири, прежде всего, не как оружие. Она служит для того, чтобы просекать дорогу в зарослях кедрового стланика, не сходя с оленя. Таким образом, это орудие выполняет функции одновременно и копья, и мачете. Современные Чингачгуки выковывают лезвия из плоских рессор для грузовых автомобилей.

Другое орудие — так называемая распорка — представляло собой нечто вроде небольшого очень прочного якоря, или крючка-двойника больших размеров. Лапы, выкованные из железа, имеют в размахе около 7–8 сантиметров. Древко делалось из очень крепкого дерева и имело длину 20–30 сантиметров. Это приспособление было предназначено для того, чтобы медведь при нападении схватил распорку зубами. Раз зацепившись дёснами за зазубренные лапы, он уже не мог выплюнуть этот предмет, приходил в ярость и всё своё внимание уделял только постигшей его беде. Тут коварный орочон улучал момент, когда зверь терял бдительность, и незатейливо прирезывал его «пальмой».

У Черкасова очень подробно описывается технология засовывания пресловутой распорки в пасть медведю. Тут и ухищрения, вроде маскировки её в рукаве шубы, чтобы медведь считал, что кусает человека, и очень распространённые ссылки на якобы необычайную ловкость аборигена, позволяющую ему проделывать вещи, недоступные обычным смертным. Единственное замечание, которое может здесь себе позволить автор настоящей книги, — это то, что по его наблюдениям и впечатлениям многих людей, реально наблюдавших нападение медведя, этот зверь никогда не пускает сразу в ход зубы, а предварительно старается ударить противника лапой, с тем чтобы выбить у него оружие, повалить его и лишить возможности сопротивляться.