14.2. Новая Революция в новой России?
14.2. Новая Революция в новой России?
14.2.1. Что же мы создали после 1991 года? «Так уж сложилось, что после распада СССР без одобрения Вашингтона, а точнее будет сказать — могущественной еврейской общины США, прийти к власти в России практически невозможно, — написал Владимир Малышков и добавил. — Сегодня свои взоры на Вашингтон обращает любой здравомыслящий российский политик».[584] Не особенно благостная картина.
Но это о политической самостоятельности страны, а вот об экономическом. Валентин Зорькин в своё время отмечал: «Нас призывали терпеть неправедность и разграбление якобы ради первоначального накопления того капитала, который впоследствии даст импульс нашему развитию. Но этого пусть неправедного, но как-то оправданного накопления капитала, как мы видим, не произошло. Произошло только накопление богатства. И это не игра словами, а указание на самую, пожалуй, болевую точку нашей нынешней жизни. Ибо капитал по своей природе компенсирует хищничество накопления умением производить, работать, создавать пресловутую прибавочную стоимость. Богатство же не предполагает ничего подобного. Оно существовало задолго до капитала и не несло в себе никакого общественно полезного смысла».[585] Заметим, что эту разницу отмечали и другие. И нет ничего особенного в том, что не умеющие летать (по нашему — создавать), только ползают (по нашему — умеют воровать). Это из Максима Горького.
При таком составе российских верхов у понимающих людей оптимизм не рождался. В декабре 1995 года бывший начальник информационно-аналитического управления КГБ СССР Николай Леонов на вопрос о прогнозе на ближайшее будущее России, ответил: «Да уж, если бы я был плохим аналитиком, наверное, не дослужился бы в КГБ до генерал-лейтенанта. И вот сегодня у меня, к сожалению, нет пока оснований предсказывать своей стране светлое будущее».[586]
Если светлого будущего нет, значит что-то и как-то нужно менять. Менять можно по-разному, но один из вариантов — революция. «Революция» и «револьвер» — однокоренные слова. И в нагане, и в кольте, и в других подобных огнестрельных системах при стрельбе крутится назад барабанчик с патронами. Так уж повелось, что никакая общественная революция не обходится без огнестрельного оружия».[587]
«…Ярости народной дай только волю — небольшим количеством крови её тогда уже не утолить».[588] О том, что революция практически в любой стране (мягко выражаясь) не лучший вариант развития этой страны мы уже не раз говорили. Но все как-то по кусочкам. Пора основательно. Заметим, прежде всего, что автор настоящей книги не относится к сторонникам резких поворотов, но понять чужие аргументы все же стоит. Чем черт ни шутит, а может они правы?
Речь ведь идёт о судьбах страны и её безопасности, той самой безопасности, которую должны были обеспечивать спецслужбы от КГБ СССР до ФСБ РФ. Революция — все что угодно, но не усиление безопасности. «Все революционные идеи приходили к нам с Запада, — говорил В.В. Жириновский. — Но там знали цену революционным экспериментам и всякий раз останавливались, когда возникала опасность для спокойствия и благополучия людей. Мы же почему-то на протяжении всего ХХ века стремились разрушить до основания „весь мир насилия“, а разрушили собственную страну, судьбы десятков миллионов её обитателей».[589]
Казалось бы революция — это плохо. Однако жизнь — чертовски сложная штука. Надо отметить, прежде всего, три положения. В целом народ российский склонён идеализировать революцию и подсознательно стремиться к ней. Образ революции как чего-то освежающего, очищающего и облагороженного сидил и сидит в головах многих россиян.
Причин тому много. «Долгие годы большевики и их идеологи пели гимны её величеству Революции. Её именем нарекали площади, проспекты, скверы. Портреты её участников вывешивали на улицах. Славя революцию, большевики прославляли и себя».[590] Это, во-первых. А, во-вторых, примерно с 1990 года многие средства массовой информации сумели частично создать негативный (прежде всего для интеллигента) образ революции (разумеется, они обливали грязью, прежде всего, отечественную революцию 1917 года). И, в-третьих, (об этом мы ещё подробно остановимся) в 1996 году Ельцин был вторично избран президентом РФ во многом благодаря умелой эксплуатации страха населения перед «красной» революцией и якобы последующей затем гражданской войне. Заметим также, что после тех самых выборов у поддержавших его людей стало резко изменяться отношение к только что выбранному (точнее — умело навязанному ) президенту. А, следовательно, сильно изменяться отношение и к страху перед общественными потрясениями (читай — революцией).
В то же время, нельзя, хотя бы частично, не согласить с Жириновским, написавшим в 2000 году: «Революционная энергия народа иссякла. Погоня за призраком демократии ни к чему не привела: народ разочарован и в левых, и в правых, и в центристах».[591] Соглашаясь с этим, обратим внимание, что Владимир Вольфович говорит о социальной революции, а есть ещё национальная революция. Это, во-первых. И, во-вторых, тяга к революции как маятник, он то приближается, то удаляется.
Понимание вышесказанного важно для проблемы новой революции в новой России.
Заметим, что автор настоящей книге специально начал разговор о революции до того как перешёл к разговору о президентских (1996 года) выборах. Сделано это для того, чтобы читатель сам и самостоятельно мог оценить тезис о почти полной бессмысленности выборов для оппозиции, пытающейся сменить правящий режим. Если, разумеется, она является подлинной оппозицией, а не карманной её копией, не имитацией так необходимой для демократической картинки.
14.2.2. Однако кто же начал разговор о революции? Открыл так сказать истину народу? Разумеется, сейчас мы знаем, что Америку европейцы не один раз посещали ещё до Колумба. Так и в этом деле об открытии можно говорить относительно, если вспомнить марксистскую теорию о революции. Коммунисты, особенно ортодоксальные, об этом никогда не забывали, правда, умеренные прямо не говорили.[592] Но мы о том как в патриотической (уточним — «белой») оппозиции стали говорить на эту тему.
Летом 1995 года в беседе с главным редактором газеты «Завтра» лидер одного из патриотических объединений («Российский общенародный союз») Сергей Бабурин высказался, что преподнесёт от имени этого объединения «большой сюрприз». 24 октября 1996 года на собрании актива Московской организации РОС, посвящённом пятилетнему юбилею Российского общенародного союза. Выступая Бабурин признал, что долгое время большинство думало, что в результате демократического процесса оппозиция конституционным путём устранит «временный оккупационный режим». Именно эта иллюзия якобы лежала в основе трагедии сентября-октября 1993 года.
Однако режим только укреплялся и имеет явную тенденцию укрепляться. После такого вступления настало время «сюрприза». В изложении Надежды Гарифуллиной этот сюрприз появился таким образом: «Бабурин произнёс фразу, которой суждено стать этапной, без преувеличений — исторической:
— В сущности, речь идёт о нашем переходе в режим подготовки к мирной, национально-демократической, антикомпрадорской революции».[593]
Насчёт исторической и этапной судить не будем, похоже, Гарифуллина несколько преувеличила (кто из публицистов этим не страдает?). Более спокойные и объективные преподнесли просто: «На конференции Московской организации РОС, посвящённой 5-летию создания РОС, председатель РОС С.Н. Бабурин выдвигает тезис о мирной антикомпрадорской революции в России».[594]
Тут сразу же бросается в глаза, что антикомпрадорская революция обоснована, во-первых, если в экономике страны компрадорские тенденции сильны, во-вторых, если компрадорская буржуазия контролирует руководство страны и, в-третьих, заграница реально готова вмешаться в случае угрозы её корыстным интересам. Подчеркнём это. Все эти три вопроса ещё будут рассматриваться далее, а пока о другом.
Ведь, если это реально и соответствует действительности, то какие могут быть сомнения в необходимости смены такого режима? Правда, нужно ещё доказать, что смены именно в результате революции, а не постепенной эволюции и трансформации. Вот о возможности мирного изменения политического режима мы и поговорим.
14.2.3. Однако немного теории. Начнём с компрадоров, точнее с соответствующего термина. Посмотрим в самые популярные словари, начиная с советских времён. «Компрадор (от исп. сomprador покупатель) — в колониальных и зависимых странах — местный торговец, посредничающий между иностранным капиталом и национальным рынком; представитель слоя местной буржуазии, тесно связанной с крупной и монополистической буржуазией империалистических государств».[595]
«Компрадорская буржуазия (от исп. сomprador — покупатель), часть буржуазии, экономически отсталых стран (как колоний, так и независимых), осуществляющая посредничество между иностранным капиталом и национальным рынком. Тесно связана с колонизаторами и иностранными монополиями и поддерживает их в ущерб национальным интересам».[596]
Но это все советские словари, а вот выпущенный в 2000 году «Новый иллюстрированный энциклопедический словарь» вообще, не поясняет это слово. 19 тысяч других поясняет, а этого слова вроде бы и не существует. Можно было бы красиво сказать, что это искусственное умалчивание. Но один постсоветский словарь — это ещё не доказательство замалчивания.
Однако хватит о терминах, перейдём к реальностям. Экономическое господство компрадорской буржуазии подразумевает то, что её богатство создаётся в ущерб интересам страны, точнее подавляющего большинства населения. Но при этом, компрадорская буржуазия действует, по сути, в интересах иностранных держав. Вольно или не вольно действует. Нечто похожее на агентов влияния,[597] только в сфере экономики.
Да, собственно говоря, компрадорская буржуазия и есть коллективный агент влияния.
Однако, в условиях Российской Федерации власть, при всем влиянии олигархов, все же находится в руках высшей бюрократии, сплотившейся вокруг «трона» (т.е. президентского кресла). О том, как этой слой коррумпировался во времена Ельцина речь уже шла,[598] да и в настоящей книге без этого не обойтись (см. пункты 14.8. и 14.12. настоящей книги). «Коррупция — это страшная болезнь государственного организма, которая неизлечима для поражённых ею звеньев. Чиновник, наделённый властью и взявший подношение, становится перед выбором: либо исполнять чужую волю в ущерб государственным интересам, либо, отстаивая интересы государства, ожидать выстрела в спину. По понятным причинам он выбирает первое».[599]
Но дело не только в коррупции, которая незаконна и преступна, дело ещё в том насколько близки или далеки они к народу.
«Мне приходилось замечать, — писал Анатолий Куликов, — как меняются люди, попав на верхние этажи государственной власти. Некоторые из них быстро теряют почву под ногами и с удовольствием обживаются в иллюзорном мире казённых дач, стремительных автомобильных кортежей, элитной телефонной связи и высококлассной обслуги, способной решить за тебя тысячи бытовых проблем. К этому легко привыкаешь. Ещё легче объяснить себе и окружающим, что вся эта человеческая суета вокруг твоей звёздной персоны обусловлена важностью исполняемых тобой государственных дел и призвана сэкономить время для ответственных дел и поручений».[600]
При этом о сращивании олигархов и высшей бюрократии мы уже говорили и ещё будем разговаривать. Процесс этот усилился с конца 1993 года и примерно с 1996 года стал особенно заметён. Он оказывал огромное влияние на развитие страны.
Постепенно вновь стала формироваться привилегированная каста, которая после небольшой встряски 1991-1993 годов начала превращаться в стабильную и устойчивую. Преобладающим стал «кадровый принцип — брать только своих по родственному, земляческому или просто признаку личной преданности.[601] А это неминуемо означает — покрывать все их злоупотребления. Власть имущих превращается в привилегированную касту, замкнутую на обслуживании своих корпоративных и частных интересов.
Одновременно с процессом слияния власти, бизнеса и организованной преступности происходит «вымывание» из органов власти компетентных, профессиональных работников. Ведь глубокие знания, способность анализировать причины и последствия принимаемых решений делают настоящих специалистов независимыми от воли и желания кого бы то ни было. Совсем не эти качества необходимы для обслуживания интересов олигархических кланов, имеющих реальную власть в российском государстве. Им требуется только умение быстро «провести» необходимое решение да способность изобрести очередную «хитрую схемку», уводящую деньги и активы у государства».[602]
Если согласиться с вышесказанным, то следует признать наличие коррумпированного и одновременно компрадорского слоя, управляющего страной. Естественно после вышесказанного первая нормально пришедшая мысль о том как бы свергнуть компрадорский режим. Тут уже мысль не столько о реформе, сколько о коренном повороте в жизни общества, т.е. о революции.
Однако, попытаемся отвлечься от эмоций и первых пришедших мыслей. Все же революция — вещь такая опасная. Может быть не стоит и спешить? Давайте ещё порассуждаем.
14.2.3. Разумеется, было не мало высказано слов в обоснование тезиса о необходимости революции. Некоторые в конце 1995 года подчёркивали, что российский компрадорский бизнес особенно укрепился в финансово-спекулятивных банковских структурах и в экспортно-ориентируемых сырьевых отраслях экономики.[603]
Тот же Бабури н говорил: «…Этап, который продолжался с 1993 года по выборы президента в 1996 году, выявил очень печальный факт: вверх в стране, ключевые посты в ней заняли преимущественно антинациональные, прозападные силы. Компрадоры, которые, как и всюду на планете, ориентируются не на защиту отечественных интересов, не на развитие своего производства и национальной культуры, а на интересы иностранного капитала. В обозримом будущем они не позволят одолеть себя с помощью обычных демократических процедур. Любые выборы, связанные с сохранением реальной власти — президентские или губернаторские — будут и впредь проходить под их полным контролем, по их правилам и в силу огромных материально-финансовых и информационно-пропагандистких возможностей непременно выигрываться. При любом раскладе сил».[604]
Если, короче и без заумных выражений то получается так: на вашем поле и по вашим правилам, нам не выиграть эту игру, значит будем играть в другую, но выиграть мы должны.
«Нам очень нужен волевой рывок из этой удушающей системы „современной демократии“. Такой, какой сделал в 1979 году Иран, ныне добивающийся больших успехов в экономике несмотря на все санкции Запада. В играх подлых и подковерных в мастерстве интриг мы Запад никогда не обскачем».[605]
Правда, более осторожные сразу же уточняли: «Хочу особо подчеркнуть мирный, ненасильственный характер того, к чему мы вскоре начнём готовиться, — говорил Бабурин. — В нем, по крайней мере, с нашей сторон, не будут места призывам на баррикады и прочим проявлениям политического экстремизма. Но это не означает, что мы намерены всегда и во всем действовать по правилам, навязанным режимом».[606]
Уточнять надо было, что бы не попасть под соответствующую статью Уголовного кодекса. Точнее, чтобы не попасть под любую статью этого кодекса. Эта осторожность понятна, но с точки зрения народных симпатий она не лучший способ привлечь эти самые симпатии. Народ наш обычно любит тех, кто посмелей и порешительней.
«Вообще революция, не нарушающая закон, — это что-то вроде непорочного зачатия, — писал Леонид Радзиховский. — Революция — это и есть целенаправленное (или стихийное) уничтожение существующих ранее законов, с точки зрения законов предшествующей эпохи революция есть тягчайшее государственное преступление».[607]
14.2.3.1. Кстати, о том же Иране. В 1989 году Иран совершил революцию, которая, по мнению некоторых, была исламской, по мнению других — национально-освободительной, антиамериканской. «Основным идеологическим знаменем революции стала антитираническая по традиции шиитская ветвь ислама, воспринимавшегося всеми основными слоями населения как выражение национальной общности».[608] Последнее важно для нашей страны, но и первое — религиозная окраска (о роли православия разговор особый, об этом в четвёртой книге) имеет значение.
Иранский народ шёл с голыми руками на танки, одна из сильнейших армий мира, иранская армия, оказалась не способной остановить народное возмущение. «Подлинно народная антимонархическая и антиимпериалистическая революция в Иране… приковала к себе внимание друзей и недругов во всем мире».[609] Однако, не будем слишком долго задерживаться на Иране, вернёмся в Россию.
14.2.4. На самом деле, мысль Бабурина не особенно и оригинальна. В декабрьском номере журнала «Наш современник» за 1996 год было написано, что уроком тех выборов стала демонстрация того, что их реальный механизм скрыт в закулисных недрах политических интриг, поэтому играть с властью по её правилам бесполезно».[610]
Пожалуй, больше всего оригинального в ней то, что ортодоксальные российские коммунисты (лидеры КПРФ к ним не относятся) говорили это давно. Даже более умеренные коммунисты, т.е. лидеры КПРФ порой говорили почти тоже. Например, в одном из программных заявлений Зюганова звучало: «Хочу ещё раз подчеркнуть, что федеральная исполнительная власть в России — власть мафиозная по своей природе и сути, криминальная по формам действия, власть разрушительная. Коренной реконструкции и обновлению она не подлежит. И эта власть добровольно от своих полномочий не откажется».[611]
Но те, которые называют себя патриотами, никак не могли призывать к революции, после того как революция 1917 года нанесла такой сокрушительный удар по России. И вот теперь, они начинают сознавать, что иного выхода у них все равно нет. К власти добраться шансов нет, точнее на тот период времени их не было видно. «Белая» оппозиция стала более похожа на «красную» в своём отношении к революции.
14.2.5. При этом, истина открывалась не только для вождей. Подсознательно её стали понимать и руководимые вождями массы. После этого в рядах оппозиции (особенно «белой» и рядовой части «красной») стал заметён рост решимости свергнуть режим не в рамках демократических выборов, а любым иным путём. И при этом, наблюдался рост их сомнений в решимости руководства КПРФ (самой влиятельной и организованной силы оппозиции) пойти таким путём и взять власть в свои руки. Но об этом разговор ещё будет.
Вот какие аргументы приводил Михаил Назаров после выборов 1996 году президента РФ (по сути дела намекая на необходимость революции):
«1) Если сам президент и структуры его власти столь бесцеремонно нарушают законность — то именно они становятся источником всеобщего беззакония в стране, которое будет продолжаться. Почему рядовые граждане должны соблюдать законы, если их не соблюдает сам президент?
2) Поэтому 63% народа с полным основанием имеют право не считать Ельцина своим «легитимным» президентом. Причём подлинный, «гамбургский счёт» в противостоянии между властью и народом выглядит для власти ещё хуже. Нелегитимность же власти в глазах подавляющей части народа будет оставаться одной из причин перманентного политического кризиса режима.
3) Все это даёт как моральное, так и законное право на существование политической оппозиции — при такой власти она неискоренима. По соотношению затрат и полученного результата Зюганов явно выиграл у Ельцина. Тем более что избирательный обман тут же лопнул как мыльный пузырь. «Низкая инфляция» обернулась небывалой нехваткой денег на зарплаты и бюджетным кризисом. Пришлось сразу же отменить множество предвыборных обещаний («приостанавливается» действие 4 федеральных законом, 24 президентских указов, 15 постановлений правительства!)».[612]
Заметим, что разговор о фальсификации и обмане на тех выборах мы ещё будем вести, и приведём много новых фактов и аргументов.
14.2.6. Казалось бы, чем ни аргументы? Аргументы-то были, революции не было. В середине 90-х годов и позже оказались верны слова, сказанные Явлинским в 2003 году: «Что же касается рядовых граждан, то они в значительной своей части просто махнули на политическую власть рукой и не ждут от неё ничего, кроме, может быть дополнительных неприятностей. Это вполне устраивает нынешнюю власть: пассивность граждан позволяет узкой группе лиц прибрать к своим рукам не только экономику, но и политику в России».[613]
Но это могло оказаться и затишьем перед бурей. Активность и пассивность населения — это как отлив и прилив, как колебания моды. Активность 1989-1993 годов явно прошла после кровавого подавления её в одном только городе (в Москве) в 1993 году. Но она должна снова вспыхнуть, а если искра упадёт на сухую траву, пожар неизбежен.
Тот же Явлинский и там же продолжил свою мысль: «Рано или поздно складывающуюся сегодня систему надо будет менять. Если честные люди остаются апатичными и равнодушными, дело смены надстройки окажется в руках политических экстремистов. Чем это чревато в России объяснять не надо».[614] Короче, переводя на более краткий язык: если не будите осуществлять эволюцию, придёт революция.
14.2.7. С чисто формальной точки зрения революция является незаконной, а точнее нарушающей целый комплекс действующих законов. Тем, более, если революция направлена на изменение конституционного строя, а не только на смену власти. Кстати, последнее вполне возможно и тоже будет революцией. А потом, сменив власть, можно поменять и саму систему власти.
Только с точки зрения ограниченного формалиста революция обязательно означает беззаконие. Во-первых, о каком нарушении конституционного строя может идти речь, если под сомнением сам факт принятия этой самой Конституции (см. пункт 14.1.5. настоящей книги).
Во-вторых, в той же ельцинской Конституции сказано, что единственным источником власти является народ (часть 1 статьи 3). А если народ желает осуществить революцию, разве он не имеет право осуществить её, когда «стремится обеспечить благополучие и процветание России, исходя из ответственности перед нынешним и будущим поколениями» (между прочим, цитируется та самая Конституция) и прочее, прочее.
Можно привести ещё и ещё аргументы в пользу права народа на революцию. Право такое, конечно, есть. Вопрос о том стоит ли им пользоваться. И ещё более важный вопрос кто этим правом, в конце концов воспользуется.
История революция знала не мало примеров, когда начинали одни, приходили другие, их сменяли третьи, а народ как был обманутым быдлом, так и остался им. Давно известно, что если нельзя победить, то нужно возглавит.
Так, что рискованное это дело революция! Может не стоит и начинать? Но, как говориться, если, нельзя, а очень хочется, то можно. Впрочем, автор настоящей книги отнюдь не призывает к революции, а просто рассуждает вслух, на что имеет право по той же (не известно, принятой ли на самом деле?) ельцинской Конституции.
14.2.8. Ясно одно, что революция приемлема для страны лишь при наличии следующих условий:
— неспособности правящего слоя к эффективному управлению страной в силу коррумпированности, непрофессионализма, продажности (компрадорности)[615];
— не желания правящего слоя уходить от власти ни при каких обстоятельствах (включая фальсификацию демократического процесса смены власти)[616];
— наличие здоровых сил в стране, способных установить эффективное управление страной, а не просто сменить одних продажных (бестолковых и т.п.) чиновников на других;
— неспособности правящего слоя оказать серьёзное сопротивление революционному процессу. Не стоит начинать, если нет серьёзной надежды на успех. В феврале 1917 года и в августе 1991 года власти достаточно было применить незначительную силу, чтобы утихомирить революцию, но не было способности этой самой власти к серьёзному сопротивлению. В октябре 1993 года такая способность была и власть предотвратила ещё одну революцию (или контрреволюцию, если угодно) малой кровью.
Впрочем, следует отметить, что в период предреволюционной ситуации обычно на все это признаки обращается мало внимания. А жаль, рискованное это дело революциями заниматься.