ПОЛЕТ НА ТРАЛЕ
ПОЛЕТ НА ТРАЛЕ
Шаги в глубину. — Разминка перед штурмом. — Шестнадцать бросков на трал.
Пожалуй, самое неприятное в акваланге — необходимость дышать ртом через загубник. Невкусную резину приходится плотно зажимать зубами и губами. С непривычки устают мышцы челюсти, пересыхает горло, и через несколько минут новичок выходит из воды, иногда навсегда. Кроме того, акваланг тяжел. Надевать его да еще таскать на себе по берегу — все равно что отбывать наказание. Массивные баллоны тянут вниз, ремни врезаются в тело. Правда, выталкивающая сила воды компенсирует вес акваланга — стоит только нырнуть. Но на берегу от этого легче не становится. И такие ничтожные, на наш взгляд, факторы отпугивают многих неискушенных. А жаль! Если бы знали эти люди, сколько они потеряли, не использовав благоприятную возможность стать амфибиями.
Наши тренировки проходили в Московском дворце водного спорта в Измайлове. Пяти с половиной метров глубины для упражнений было явно недостаточно, но в 1958 году специальных бассейнов для спортсменов–подводников еще не сооружалось. Занятия в бассейне начинались в полночь и продолжались около двух часов.
Искусству подводного плавания с аквалангом в секции учились не богатыри с железным «водолазным» здоровьем, а обычные люди, в основном среднего, а иногда и вовсе «интеллигентского» сложения. Как показывает практика, заниматься аквалангом может всякий человек со здоровыми ушами и сердцем. Иногда подводному спорту мешают два обстоятельства: водобоязнь и встречающееся у некоторых людей затрудненное дыхание через рот (при подводном плавании дышат только ртом). Эти препятствия можно преодолеть, причем первое очень легко, практическими упражнениями в плавании с маской и дыхательной трубкой. Смотровое стекло маски дает возможность видеть дно и все окружающие предметы, и поэтому человек чувствует себя в воде уверенно.
Был спроектирован бокс для современного отечественного киноаппарата «Конвас–автомат» (позволявшего производить обычную и цветную киносъемку на пленку шириной 35 миллиметров). Он оказался компактным и удобным. В 1959 году он экспонировался на Выставке достижений народного хозяйства СССР.
Получить кинематографическое изображение работы рыболовного трала мы планировали в конце августа на Черном море. Солнечные дни, сравнительно прозрачная вода должны были сопутствовать успеху. Все зависело от подготовки людей. Сможем ли?
А в иностранной печати промелькнуло сообщение о том, что хороию тренированные фрогмены[10] наняты английскими научными организациями для подводной киносъемки трала. Нам даже удалось посмотреть этот фильм. Он назывался «Трал в действии». Сразу бросилось в глаза, что скорость траления занижена. Это создавало удобства для аквалангиста–оператора, но искажало действительную форму трала и, естественно, снижало его уловистость. Такое явление, пожалуй, можно сравнить с парашютом, открывшимся не до конца и еще неполностью «надутым». Неужели сила встречного сопротивления воды устрашила англичан, заставила снизить скорость и не позволила показать на экране истину? Не хотелось верить, что нас постигнет неудача. Сомнения возросли после ознакомления с книгой Ж. Кусто и Ф. Дюма «В мире безмолвия». Известные французские аквалангисты делились опытом наблюдении за торпедной стрельбой с палубы движущейся подводной лодки. Они указывали, что аквалангисту чрезвычайно трудно удерживаться на движущемся под водой объекте, а при скорости свыше двух узлов[11] считали такое наблюдение невозможным.
Два узла — обычная скорость траления, даже не максимальная. А как же быть с наблюдением за работой 23–метрового разноглубинного трала, который рассчитан на три узла?
И мы все?таки решили пробовать. А пока оставалось время на подготовку — целых три месяца. Еще раз была усовершенствована форма кинобокса — маленький бочонок был скруглен и «зализан» на торцах, его подводные крылья сделаны съемными. Это на случай «езды» кинооператора на движущемся трале, когда встречный поток воды, надавливая на плоскости крыльев, не позволил бы поворачивать «Конвас» в нужном направлении. Были переделаны мундштучно–клапанные коробки аквалангов. При горизонтальном положении аквалангиста плоскость коробки изо рта выступает вниз и создает добавочный тормозящий момент. Для обтекаемости коробки пришлось изогнуть, чтобы они прилегали к подбородку. И, наконец, самое главное — люди должны были научиться работать на больших скоростях под водой.
Было решено тренироваться на Клязьминском водохранилище, тем более что там находился стационарный стенд ВНИРО для испытания моделей тралов. Мы применили акваплан, или, попросту, короткую доску, которую на прочном капроновом конце таскала за собой моторная лодка Аквалангист, держась руками за края доски, использовал ее как руль, принимая на себя при этом всю ярость воды, сопротивляющейся движению попавшего в нее инородного тела Решили также испробовать вариант без доски, т. е. просто буксировать подводника на веревке.
Кто же собирался покорять трал и заранее обрекал себя на крупные и мелкие лишения, как, например, погружение в мутную и холодную воду Клязьминского водохранилища и приобретение мозолей от буксирного конца?
Тренирующаяся группа сотрудников института уже получила официальное наименование «Подводная экспедиция ВНИРО на Черное море», а цель экспедиции была определена приказом по институту: «Разработка методики подводных наблюдений за разноглубинными и донными тралами с помощью аквалангов».
В состав экспедиции вошли шестеро москвичей и один керчанин — младший научный сотрудник Азово–Черноморского филиала нашего института (Азчерниро) Борис Выскребенцев. Борис только что окончил ихтиологический факультет рыбного вуза в Москве и еще студентом обучался в нашей подводной секции. Вторым, вернее первым, ихтиологом в группе стал кандидат наук Дмитрий Викторович Радаков, участник плавания на «Северянке», сотрудник Института морфологии животных АН СССР. Затем три инженера — мои коллеги по лаборатории: Олег Соколов, Слава Золотов и Виктор Фомин, тоже знакомые с морскими глубинами через иллюминаторы исследовательской подлодки. Хлопотная роль лаборанта экспедиции выпала Нине Костиковой, которая, кроме того, по совместительству должна была стать и медиком, и подводной кинозвездой. Я был седьмым. Перед самым отъездом это счастливое число изменилось. На правах подводного летописца дирекция разрешила участвовать в наших работах корреспонденту журнала «Вокруг света» Валерии Петровне Лебединской, проявившей вполне понятный интерес к неизведанному.
Подбор людей в любую экспедицию, а тем более подводную, где «один за всех, а все за одного», возведено в закон — дело не простое. Такая экспедиция непременно должна быть комплексной. В состав нашей, например, вошли ихтиологи — чтобы наблюдать за поведением рыбы во время траления; специалисты по орудиям лова — чтобы познавать работу трала как конструкции; гидрооптик — чтобы изучать оптические характеристики воды применительно к научным наблюдениям и кинофотосъемке; конструкторы нашей подводной съемочной и осветительной аппаратуры. Причем каждый должен был хорошо знать свое дело, но, кроме того, экспедиционные законы заставляли любого из нас уметь и многое другое. Например, отрегулировать акваланг и зарядить его сжатым воздухом от компрессора, произвести подводную кино- или фотосъемку в простых условиях, оказать первую помощь товарищу. А экспедиционные авралы, когда всем без исключения приходится перегружать множество больших и малых ящиков с оборудованием или по–бурлацки тащить шлюпку по песку? Это тот самый случай, когда приходится сочетать «благородные привычки джентльмена и практические навыки матроса». Сегодня ты — грузчик, завтра — руководитель погружения, послезавтра — подводный наблюдатель.
Даже в июле клязьминская вода уже на глубине 4—5 метров принимала нас не очень приветливо. Спасало шерстяное водолазное белье, позволявшее сидеть в воде 10—15 минут. Худощавый Фомин замерзал раньше остальных и, выйдя из воды, полчаса приходил в себя, дрожа на знойном песке. «Ничего, Витя, — успокаивали его остальные, — скоро Черное море, там кончится твоя вибрация».
Вторая особенность водохранилища, впрочем, как и любого подмосковного бассейна, это — темень. Желтый цвет переходит в коричневый, в этот момент тело сжимает холодный слой воды, и у грунта — на шести метрах глубины — все заполнено чернотой. Еле различима ладонь, прижатая к маске. Никаких приятных ощущений. Но тренировка есть тренировка. И не из?за страха или холода внушаешь ты самому себе, а просто когда покажется, что тебя течением относит в сторону или тарахтение проходящего катера катастрофически приближается, дергаешь 3 раза сигнальный конец и смущенно всплываешь. Оказалось, ты пробыл внизу не меньше, чем другие, и еще раз убеждаешься, что такая устоявшаяся земная категория, как время, не подходит для измерения под водой. Непрерывная работа мысли и тела аквалангиста, быстрая смена непривычных ощущений, особенно при первом погружении в незнакомом месте, ускоряют бег времени, растворяют его в воде.
Без эксцессов прошла и буксировка за моторной лодкой. Правда, мы не имели указателя скорости и, как показали дальнейшие события, конечно, не превышали двух узлов. Но окрепшие руки и спокойное отношение к бегущему навстречу водяному потоку также можно было занести в арсенал средств обуздания трала.
Исходным пунктом нашего плавания была Керчь. А плавучим домом и рабочим местом почти на целый месяц — средний рыболовный траулер Азово–Черноморской рыбопромысловой разведки «Кристалл». Выполнявший роль гида Борис Выскребенцев прямо с вокзала привел нас на корабль, познакомил с вахтенным штурманом и сказал: «Размещайтесь». После плаваний на подводной лодке любое спальное место, где можно было вытянуться во весь рост, считалось приобретением. Здесь же такое место получил каждый. Для нашей аппаратуры отводилось большое помещение в центре «Кристалла» со звучным названием — лаборатория. А по соседству многообещающе пыхтела труба камбуза. Пожалуй, можно и выходить в море.
Наш генеральный курс пролегал вдоль кавказского побережья. Расспросив рыбаков и изучив навигационные карты, именно здесь мы наметили две сравнительно ровные площадки длиной в 3—4 мили и шириной в 1 милю, где можно было на глубине 15—25 метров наблюдать за работой донного трала. Одна из них располагалась у Нового Афона, как раз напротив старого монастыря, прилепившегося на горном склоне. Другая площадка размещалась между Сочи и Адлером. Эти места были сравнительно удалены от впадающих в море мутных вод Риони, Ингури и Кодори, что гарантировало удовлетворительную прозрачность под водой. Остальные ровные площадки кавказского побережья лежали глубже 25 метров, здесь воздух из акваланга расходовался бы быстрее, наблюдения были бы кратковременными и, главное, царили бы сумерки, препятствующие киносъемке. А для наблюдений за разноглубинным тралом выбор пал на район мыса Пицунда — самое прозрачное место у Черноморского побережья Кавказа
А через день мы уже стояли на якоре перед Сочи. Солнце и море были неподдельно курортными, а глубина под килем — 12 метров — говорила о том, что сейчас самый момент провести первое рекогносцировочное погружение и «окрестить» всех москвичей в черноморской купели.
Первым пошел в воду Радаков. Несмотря на то что водяной термометр показывал 23 градуса, прежде чем надеть акваланг, он натянул на себя тельняшку. Я, кстати, всегда стараюсь поступать так же и защищаюсь майкой не столько от холода, сколько от самого акваланга — аппарат тяжел, плечевые ремни врезаются в тело и вызывают неприятное ощущение. Надев на руку глубиномер, подвесив к поясу нож (на всякий случай), Дмитрий Викторович взвел указатель минимального давления и открыл вентили баллонов акваланга. Манометр показал 150 атмосфер — полный запас. Но, работая под водой, можно увлечься и не заметить, что воздух на исходе. Вот тут?то и нужен указатель минимального давления, который автоматически сработает и, когда в баллонах останется 30 атмосфер, даст резкий щелчок. Щелчок под водой воспринимается очень четко и означает: «Конец. Выходи наверх».
Разбившись для взаимной страховки на пары под воду один за другим ушли все члены экспедиции, оставив в шлюпке среди спасательных кругов Славу Золотова с запасным аквалангом наготове. Я захватил с собой и подводное ружье.
Долгожданное погружение в море. Вода сначала охватила прохладным покрывалом, но через мгновение я уже акклиматизировался и не вспоминал о разнице температур тела и воды. А между тем мои коллеги и я сейчас работали в воде как нагревательные приборы. Более холодная вода, обладающая, не в пример воздуху, громадной теплоемкостью и теплопроводностью, калория за калорией незаметно высасывала из нас жизненную энергию, но нам было тепло, и холод пока не давал себя знать, так как каждый из нас был достаточно тренирован. Но, как бы то ни было, процесс передачи тепла воде совершался, и все заранее постарались отдалить неприятную минуту ощущения холода, надев на себя свитер или майку. Продолжать плавание под водой, если чувствуешь холод, неразумно. Недаром известный австрийский ныряльщик Ханс Хасс утверждает, что холод страшнее акулы. Незаметно наступившее переохлаждение организма может вызвать судороги, а в тяжелых случаях — потерю сознания и остановку дыхания. Первые сигналы к выходу из воды — ощущение озноба, «гусиная кожа», мелкая дрожь мышц.
Мир безмолвия сегодня абсолютно безрыбен. Еще во время долгих поисков рыбы на «Северянке» мне пришлось убедиться, насколько заблуждаются те, кто считает море неким полуфабрикатом ухи. Дескать, стоит только опуститься под морскую поверхность — и перед тобой сразу же предстанут картины из оперы «Садко». К сожалению, море редко балует пришельцев подобными подарками, и подчас для того, чтобы увидеть что?либо интересное под водой, нужно затратить много времени и усилий.
Стало темнеть, но даже в небогатом сумеречном освещении на глубине удалось различить чередование мутных и прозрачных слоев воды. По–видимому, влияла близость реки Сочи, которая несла в море клубы мути.
Пожалуй, пора возвращаться к кораблю. Но где же он? Иду наверх, чтобы разобраться в обстановке. Всплывая, нужно быть особенно осторожным. Затаиваю на минуту дыхание и прислушиваюсь. Где?то вдалеке тарахтит катер, а вблизи все спокойно. Поднявшись на поверхность, осматриваюсь кругом. У всплывающих аквалангистов есть бесшумный враг — парусная яхта. Она неслышно разрезает воду своим глубоким килем, и встреча с ней не сулит ничего хорошего. Вижу «Кристалл», ухожу в воду метра на три и плыву к нему.
В результате пробного погружения было решено уменьшить отрицательную плавучесть каждого акваланга, закрепив между баллонами поплавок из пенопласта. Удалось «макнуть» также и бокс киноаппарата. Все в порядке, не протекает. Когда бокс передавали из шлюпки на «Кристалл», к ней лихо подскочил катер. Стоящий на борту мужчина, энергично жестикулируя, прокричал: «Дорогие, мои хорошие, я архитектор города! Сфотографируйте мне, пожалуйста, под водой выход коллектора городского водопровода. Бочку вина ставлю». Видно, уж очень требовался этому товарищу фотодокумент, если он шел на такие жертвы. Но мы любезно отказались, поскольку еще не научились фотографировать в мутной воде. Огорченный архитектор скрылся так же быстро, как и появился, а «Кристалл» уже снимался с якоря.
Утро встретили в Пицунде. Снова солнце, и неповторимый пейзаж кавказского берега, действующий умиротворяюще. Не верится, что ночные тренировки во Дворце водного спорта, темень и холод на дне Клязьминского водохранилища остались позади. Вокруг ласково колышется сине–зеленое море, а на берегу — стройные сосны и белые ажурные постройки дач. С теневой стороны борта меряем температуру воды — 23 градуса. Белым диском определяем прозрачность — 14 метров. Это у берега, а если отойти дальше, то прозрачность наверняка возрастет. У борта опять гости. Бригадир рыболовецкой бригады просит осмотреть участок дна у берега. Несколько попыток установить там неподвижный ставной невод прошли неудачно — сетное полотно разрывалось, задевая за какой?то выступающий предмет. «А бочка вина будет?» — спрашивает, улыбаясь, Олег, но его тут же оттирают в сторону.
Решили работу с тралом начать после полудня, а сейчас помочь рыбакам. Идем в воду двумя парами, или, как говорили на «Кристалле», двумя «бросками». Почему?то всем понравилось именно это название из лексикона десантных штурмовых групп. Первый бросок, как всегда, — Виктор и я, второй — Дмитрий Викторович и Борис. Мы с Виктором еще не успели привязать к аппаратам облегчающий пенопласт и надеялись на то, что ласты «вывезут». Вторая пара оказалась предусмотрительней, и каждый из них укрепил на аппарате поплавок нужного для себя размера в зависимости от удельного веса «в природе и обществе».
По направлению, указанному бригадиром, под водой плывем с Виктором в сторону берега. Нам должны встретиться растяжки из толстой металлической проволоки — основа для установки невода. Тепло. Видимость хорошая. Аквалангист, спокойно работающий ластами, на фоне зеленого пространства так и просится на обложку журнала. Руки прижаты к телу, светлые волосы чуть развеваются, вверх и назад уходит цепочка пузырьков выдыхаемого воздуха. Ноги, отороченные ластами, превратились в плавники.
Глубина, по–видимому, около двадцати метров. В этот момент я не смотрел на глубиномер, вспомнив о нем позже. Где же эти растяжки? Внезапно мой ритмично щелкающий легочный автомат при вдохе издал резкий трубный звук. Второй вдох — еще звук. Что бы это могло значить? Стало немного не по себе. Плыву дальше, но теперь, как пароход во время тумана, все время подавая гудки. Виктор разводит руками, то ли по поводу моего поющего автомата, то ли из?за того, что до сих пор не встречаются растяжки. А меня начинает беспокоить мысль, доплыву ли с перешедшим в новое качество автоматом и вообще где мы? Вокруг — зеленое пространство, как: говорится, «ни дна ни покрышки». Ориентировка потеряна, кроме направления наверх, которое обозначается всплывающими пузырьками. Мы попали в «голубой занавес». Так образно в литературе называют случай, когда подводник оказывается в сплошной синеве (в нашем случае — в зеленом объеме воды), теряя из виду поверхность и дно, и его глаза не различают никаких ориентиров. Не видя вокруг ничего, кроме моря в чрезмерных дозах, аквалангист быстро утрачивает чувство ориентации, а иногда даже и самоконтроль. Ощущения и рефлексы изменяются, и человек может оказаться на грани отчаяния. В этом случае рекомендуется снять свинцовый пояс и взять его за один конец, чтобы почувствовать вертикальное направление. Ну а когда плаваешь без пояса?
Внезапно холод тысячами иголок пронизал тело, и стало значительно темнее. От неожиданности Виктор рванулся вверх, а я лихорадочно поднес к глазам глубиномер. 39 метров… Без пенопласта мы незаметно провалились на эту глубину, что совсем не входило в нашу программу. А мне?то казалось, что мы идем не глубже 15—20 метров. Легочный автомат по–прежнему пел свою заунывную песню. Скорее наверх из этой холодной преисподней! Энергично всплываем, стараясь не обгонять выдыхаемые пузырьки. Быстрее подниматься нельзя.
Становится светлее. Солнце ударяет в глаза и исчезает снова — акваланг тянет вниз. Заученным движением переключаюсь на дыхательную трубку и плыву к берегу. До него не больше тридцати метров. Сзади черной тенью движется шлюпка с неусыпным Славой, которая все это время шла по нашим следам–пузырям.
Напрасно пытаясь достать ногами дно, на практике узнаем с Виктором, что пицундский берег уходит в воду крутым откосом. Прямо из воды выползаем и ложимся на горячую гальку. Подходят любопытные курортники и охотно помогают освободиться от аппаратов. В качестве аквалангиста мне впервые пришлось побывать на такой глубине. И что, на первый взгляд, странно — погружение проходило совершенно незаметно. Никаких дополнительных ощущений, связанных с возрастанием давления. Плавалось легко и хорошо, если не считать слоя непрогретой воды да необычного звучания легочного автомата. Причину последнего так и не пришлось выяснить, видимо, требовалось воссоздать то же давление и температуру, а для этого не было условий. Удалось убедиться лишь в том, что автомат исправен и прослужит еще долго.
Второй «бросок» оказался удачнее. Пока мы после «похода» отогревались, Дмитрия Викторовича и Бориса на шлюпке доставили прямо к участку осмотра. Через пять минут всплывший Радаков ухватил приготовленный канат, чтобы остропить обнаруженную торчащую из дна гундеру с острым обломанным концом Гундера — это свая, за которую крепят оттяжки ставного невода.
После полудня двигатели «Кристалла» зарокотали вновь. Мы отходили от берега в открытое штилевое море для наблюдения за разноглубинным тралом. Эхолот, ультразвуковой щуп корабля, показывал возрастание глубины под килем: двести, триста, четыреста метров… Но не глубина, а прозрачность была сейчас исходным показателем. Капитан скомандовал «стоп машины», когда зелено–синяя прибрежная вода превратилась в сине–зеленую гладь открытого моря.
Пока матросы под руководством тралмейстера готовили трал, мы еще раз уточнили схему наблюдения. Вариант № 1: погружаемся с ожидающей в дрейфе шлюпки, под водой идем навстречу тралу, пытаемся за него ухватиться и, перемещаясь по тралу, пронаблюдать и заснять работу его отдельных частей. Вариант № 2: наблюдатели со шлюпки, идущей на буксире за «Кристаллом», опускаются на трал по заранее привязанному к верхней подборе пеньковому тросу с ярко раскрашенным буйком на конце. А в дальнейшем — аналогично первому варианту.
И вот мы с Виктором Фоминым спускаемся в шлюпку. Самое главное — не попасть в устье трала, тогда, пожалуй, никто не сможет узнать, что мы видели перед этим. Прикрепляем ножи, на случай, если придется освобождаться от объятий трала. В шлюпке — Борис и Слава, наготове спасательные круги, а на корме «Кристалла» выставлены наблюдатели с биноклями.
Остаемся в шлюпке, а «Кристалл» отворачивает в сторону и идет на исходную для траления позицию. Его курс должен быть направлен прямо на нас и в то же время перпендикулярно солнцу, с тем чтобы трал равномерно освещался боковым светом.
Словно парашютисты–десантники, готовые к решающему прыжку, сидим друг напротив друга, опираясь баллонами о борта шлюпки. «Интересно, кому труднее — подводнику или парашютисту?» — вдруг спрашивает Виктор.
Мне думается, что подводнику. Любое погружение наталкивается на неумолимый факт, на каждые десять метров глубины давление окружающей воды возрастает на одну атмосферу. И если в воздухе изменение давления начинает ощущаться лишь на высоте в несколько тысяч метров, то погружающийся человек уже на глубине нескольких метров начинает чувствовать неудобства подводного существования. И даже на метровой глубине давление на грудную клетку не позволяет вдыхать воздух с поверхности через дыхательную трубку. При этом сравнении исключаются довольно редкие случаи неисправности парашюта или акваланга.
«Внимание!» — крикнул Слава и показал на приближающийся траулер, вспарывающий форштевнем гладкую поверхность моря.
Маску — на глаза, загубник акваланга — в рот. И в тот момент, когда «Кристалл» равняется со шлюпкой, спинами назад вываливаемся за борт. Главное условие — подстраховывать друг друга и всплывать одновременно по первому сигналу. Как?никак, а под нами бездна глубиной в полкилометра. В это же время наши товарищи из шлюпки подают на «Кристалл» длинный буксирный конец и выпускают его с расчетом, чтобы можно было удерживаться над тралом и в нужный миг подобрать всплывших наблюдателей.
Ориентируемся под днищем корабля, надвигающимся огромным утюгом, и быстро разворачиваемся в сторону кормы. Расходимся с гребным винтом, ткущим сверкающую паутину из струй и пузырьков, и пикируем на глубину вдоль буксирного троса. Грохот судового двигателя остается позади, и наш тандем, изо всех сил нажимая на ласты, попадает в царство сумерек и тишины. Бегут секунды…
И вот он — трал! Его быстро приближающаяся передняя часть видна хорошо и на первый взгляд не отличается от изображаемой на чертежах и моделях. Подобно гигантскому воздушному змею, 23–метровый разноглубинный трал парит за кораблем на глубине двадцати метров, раскрыв белесую пасть. На его верхней кромке — ровный ряд кухтылей — поплавков. Разворачиваемся на обратный курс и… После того что произошло дальше, все наши прежние лихие погружения кажутся детской забавой.
Первым «приземлился» на трал и попал под водяной ураган Виктор, тут же познав на практике, что имеет дело с материальной средой, в восемьсот с лишним раз плотнее воздуха. Уцепившись рядом за первую попавшуюся ячею, я успел только увидеть, что встречным напором изо рта Виктора выхватило и утащило за спину загубник. Я рванулся, чтобы помочь. Но вода, навалившись упругой стеной, сталкивала с трала и не пускала. И в тот момент, когда Виктор, лишившись возможности дышать, обозначил жестом: всплывать! — я попытался сделать очередной вдох и не смог. Подача воздуха прекратилась. Затаив дыхание, я начал свободное всплытие.
Куда? Где верх?
Решил идти перпендикулярно поверхности трала, хвост которого еще был виден.
Свободное всплытие с отключенным аквалангом. Много раз подобие этого упражнения отрабатывалось в бассейне в виде горизонтального ныряния. Главная особенность и опасность настоящего свободного всплытия в том, что по мере подъема к поверхности и уменьшения давления воздух в легких расширяется и при задержке выдоха может вызвать баротравму, т. е. повредить легочную ткань. В то же время опасно преждевременно выдохнуть весь воздух. Поэтому свободное всплытие требует достаточного опыта, позволяющего своевременно выдыхать избыточный воздух.
Обычно тренированные спортсмены–подводники выполняют свободный подъем с глубины 30—40 метров, отдельные рекордсмены совершали этот опасный маневр с глубин 50—60 метров. Недавно пришло сообщение о том, что группа английских моряков в Средиземном море осуществила свободное всплытие с глубины 90 метров с целью отработки техники выхода на поверхность из подводной лодки. Подводники, сделав вдох под давлением 9 атмосфер, выходили в заполненную водой рубку лодки и по двое устремлялись вверх, затратив на путь к поверхности 50— 55 секунд. Руководитель этой группы лейтенант Д. Хамлин заявил, что готов совершить подъем с глубины 150— 170 метров, так как, по официальному мнению английских медиков, подобный эксперимент не представляет большой опасности.
Наиболее неприятным при подготовке к свободному всплытию является быстрое увеличение давления перед выходом из подводной лодки, что может привести к повреждению барабанных перепонок. По этому поводу Хамлин заявил: «При спасении с подводной лодки человек не должен жаловаться, если его барабанные перепонки лопнут от давления. Если это будет все, что случится с ним, он должен быть счастлив». Оставим это высказывание на совести английского лейтенанта, но в итоге заметим, что указанные достижения подтверждают удивительную физическую выносливость и приспособляемость человеческого организма к необычным условиям.
А сейчас я всплываю на поверхность, лишенный перед этим возможности вдохнуть глоток так необходимого мне живительного воздуха. Над головой становится очень светло. Ожесточенно работаю ногами, а руками выдергиваю из?за пояса дыхательную трубку. А может быть, сбросить превратившийся в балласт акваланг? Время ползет медленно. Чтобы отвлечься от непроизвольного вдоха, делаю глотательные движения. В глазах начинают мелькать круги, увы, не спасательные. Глотаю, наконец, воду и, сотрясаясь в конвульсивном кашле, выскакиваю наверх. Солнце слепит. Спешу вставить в рот трубку и продолжаю кашлять через нее. Впрочем, чего ждать? Вижу метрах в ста шлюпку, подбирающую Виктора, и плыву к ней, кашляя и ругая горькую, как морская вода, долю исследователя–подводника и несовершенство дыхательной аппаратуры.
Неудача. Сосредоточенными и серьезными были лица наших коллег, когда мы с Виктором рассказывали о происходившем под водой. Удалось установить, что перед погружением мы совершили ошибку, не закрепив загубник резиновым наголовником. Эти наголовники были у нас в достаточном количестве, но до этого на них никто не обращал внимания. Выяснилось также, что мой акваланг не был виноват. Просто встречный поток воды сдавил гофрированные резиновые шланги, закрыв путь воздуху. От мотористов узнали чрезвычайно важную вещь — была завышена скорость траулера. Несмотря на предварительную договоренность, увлекшись спуском трала, капитан забыл снизить обороты двигателя и шел со скоростью около четырех узлов. Пришлось подняться к нему в рубку и еще раз объяснить, чем все это грозило нам под водой.
Было решено сегодня больше не погружаться, а все силы обратить на замену резиновых трубок акваланга на имевшиеся у нас в запасе более короткие и жесткие шланги с текстильным покрытием.
Самое главное, что сегодня мы встретились с тралом «лицом к лицу» и установили, что если он все?таки не позволит «оседлать» себя, то мы сможем поймать его объективом киноаппарата в то время, когда он проходит мимо.
Утром решили начать с более трудного в техническом отношении второго варианта и опуститься на трал по канатной дороге со шлюпки, а затем снова испробовать первый. Отныне для лучшей взаимной страховки погружающиеся группы комплектовались не двумя, а тремя наблюдателями.
Привязав к верхней подборе трала прочный канат — канатную дорогу и передав его на шлюпку, трал вывалили за борт. Одновременно начали потравливать на буксирном конце шлюпку. Дмитрий Викторович, Борис и Нина — второй «бросок» — сидели в готовности. Но вот буксир натянулся, и «Кристалл» дал один гудок. Можно начинать. Друг за другом наши ихтиологи Радаков и Выскребенцев, с видимым усилием перебирая руками по канату, медленно пошли вниз. Следом двинулась Нина, и через минуту ее зеленый купальный костюм слился с окружающим фоном. Я сидел на носу шлюпки, готовый отдать буксирный конец на случай внезапного всплытия товарищей. Иначе «Кристалл» утащит нас далеко. Виктор был готов обрубить канат, связывающий нас с тралом. На этот раз скорость траулера была вполне приемлемой, и сидящим в шлюпке казалось, что мы ползем еле–еле. Но под водой это воспринималось по–другому. Первой за кормой шлюпки показалась голова Нины. Она смогла успешно пройти вертикальный участок канатной дороги. Но когда пришлось, преодолевая мощный встречный поток, подтягиваться на руках, против движения, она выбилась из сил, не дойдя до трала нескольких метров. Немного погодя таким же путем вышли Дмитрий Викторович и Борис. Они с трудом добрались до трала, вернее до того места, где широкая устьевая часть переходит в вытянутую хвостовую, называемую кутком. Достичь верхней подборы и заглянуть сверху в устье не удалось, так как выгнувшийся дугой канат прижало вдоль трала, а ползти вперед оказалось очень трудно.
Снова неудача. Однако с дыханием сейчас все было благополучно, а загубники плотно удерживались резиновыми лямками наголовников. «Пристрелка» трала была произведена уже с двух сторон.
Еще раз будем пробовать схему номер один. Готовимся четверо — Олег, Виктор, Слава и я. Олег попытается снимать. Вышедшие на палубу «Кристалла» повариха и буфетчица сокрушенно вздыхают и качают головами. Садимся в шлюпку, туда же с борта передают и наш «Конвас–автомаг».
Этот уникальный фильм, посвященный специфическим вопросам рыболовства, не появился на широком экране. Но сотрудники Всесоюзного научно–исследовательского института морского рыбного хозяйства и океанографии и многих других рыбохозяйственных учреждений не раз видели цветные кадры, где прямо на них устрашающе надвигаются вначале распорные доски, а затем алчущая пасть разноглубинного трала. Вот мимо проходит его равномерно раздутое, вполне симметричное тело, на котором прилепились загорелые фигурки смельчаков и одна из них — девушка в зеленом купальнике — приветливо машет рукой зрителю.
Привыкнув к трудной обстановке и в первую очередь к жестоко сопротивляющейся встречной воде, шестнадцать раз ходили мы на разноглубинный трал, в деталях познавая его работу. Нам удалось констатировать, что передняя часть трала, доски и крылья при движении в общих чертах соответствуют сложившимся конструктивным представлениям. Ячея хорошо натянута, крылья идут ровно, доски движутся под заданным углом к ваеру, создавая при этом мощные завихрения. Однако при переходе к кутку правильная форма трала меняется, образуется резкая впадина, за которой куток сплющен и почти не раздувается, что не может не сказаться на уловистости трала. Возможно, дело в слишком большой длине трала, которая при малых уловах рыбы, как нам кажется, излишня.
Во время движения трала в толще воды рыба нам не встречалась. Однако большое количество медуз в районе траления позволило составить представление о захвате тралом практически неподвижных, взвешенных в толще воды организмов. Мощные токи воды, вызываемые неоправданно большими, на наш взгляд, распорными досками, вымывают медуз из зоны облова. Радиус действия этих завихрений два — два с половиной метра. Вполне вероятно вымывание не только медуз, но и рыбы, которая вряд ли сможет сопротивляться мощному потоку. Возможно, что эти данные будут учтены создателями новых, более совершенных тралов.
Здесь же хочется сказать, что Борис Выскребенцев, подметивший в работе трала много подробностей (некоторые из них приведены только что), через год усовершенствовал методику наблюдения, применив самодельный буксируемый акваплан. Акваплан имеет рули глубины и поворота и прозрачный плексигласовый обтекатель, защищающий лежащего наблюдателя от встречных токов воды. Киноаппарат укрепляется рядом на поворотной подставке, а с траулером осуществляется связь системой электрической сигнализации. С помощью обоих рулей, а также изменяя длину буксирного троса, Борис много раз парил рядом с тралом, перемещая акваплан во всех трех измерениях.
Второй этап программы исследовательских работ — наблюдение за донным тралом — прошел менее напряженно и, можно сказать, прозаично. За предшествующие дни все освоились, привыкли к подводной жизни. Уши приобрели хорошую сопротивляемость и стали достаточно тренированными, позволяя спокойно менять глубину. Киносъемка донного трала, проходившая на прибрежных площадках, производилась киноаппаратом, с которым плыл оператор, т. е. один из нас. Иногда аппарат при спуске трала привязывался к верхней подборе или любой другой части трала, и тогда оператор по схеме номер один пикировал на него и производил съемку, лежа на трале. В этом случае раздувшееся сетное полотно было надежным ложем для «утомившегося путника». Нам повезло, потому что на пути трала много раз встречалась и рыба.
Главная особенность в работе донного трала — возникновение клубов ила, поднимаемых досками. По существу эта завеса и определяет поведение рыб в пространстве между досками и устьем. Добычей нашего трала стали ласкирь, хамса, барабуля и, наконец, пресловутый морской дракончик и его не менее устрашающая сестра — скорпена. Часть из них была более активна, особенно рыбы, собранные в стаю, другая часть позднее обнаруживала надвигающуюся опасность. Некоторые рыбы долго пытались плыть вместе с тралом, но затем не выдерживали соперничества и скатывались в его устье.
Наблюдения за тралом, завершившие цикл, начатый еще на «Северянке», подтвердили ряд положений, а именно: для пелагических рыб (живущих в пелагиали — толике воды), хорошо обнаруживаемых хищниками, повышенная активность в случае опасности и стайное поведение являются, по–видимому, наилучшими средствами для обеспечения сохранения численности вида. Донные же рыбы для этого используют различную тактику: затаивание, покровительственную окраску, угрожают колючками и лишь в крайнем случае спасаются бегством. Один из главных выводов — это необходимость увеличить скорости траления до четырех — четырех с половиной узлов.
За двадцать дней экспедиции, курсируя вдоль берега, «Кристалл» оставил за кормой около семисот миль, а мы, превратившись на время в человеко–рыб, отсняли, говоря морским языком, десятки кабельтовых цветной кинопленки.
Последние погружения в сентябрьское море мы совершали в шерстяных костюмах и даже просто в теплом нижнем белье, утратив всякую фотогеничность. У двора стоял октябрь, и здоровье для нас было дороже любого зрительного эффекта.
Перед возвращением в Керчь зашли в Сочи, чтобы провести там выходной день, и, естественно, отправились в автомобильную экскурсию на гору Ахун, откуда открывается чудесный вид на горы Кавказского хребта. Автобус, подвывая от напряжения, зигзагообразной дорогой тащил нас в гору, вершина которой была увенчана высокой наблюдательной башней. Осмотрев сначала четыре стороны света, я взглянул вниз, где у подножия башни муравьями копошились человеческие фигуры. «До чего же высоко», — подумал я и спросил у стоящего рядом Виктора, не знает ли он, какая высота этой башни. «Ровно тридцать девять метров, — ответил он с лукавой улыбкой, — совсем как в Пицунде».
Раз уж мы вынужденно отвлеклись от одиссеи «Северянки» и занялись научным дайвингом, то я позволю представить еще несколько эпизодов из этой сферы. А к подлодке вернемся позже.