В КРЕМЛЕ. РАЗГОВОР С КОСЫГИНЫМ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

В КРЕМЛЕ. РАЗГОВОР С КОСЫГИНЫМ

В начале 1959 года после первого успешного экспедиционного плавания научно–исследовательской подводной лодки «Северянка», во время которого было сделано научное открытие, тогдашний министр рыбного хозяйства А.А. Ишков решил доложить об этом не кому?нибудь, а тогдашнему первому заместителю Председателя Совета Министров СССР А.Н. Косыгину. Меня как начальника экспедиции и автора проекта переоборудования боевой субмарины в научную обязали подготовить двадцатиминутный доклад. Косыгин назначил прием на 17 часов в один из дней в конце февраля.

Я первый раз попал в Кремль. Процедура попадания запомнилась. В бюро пропусков на бумаге с водяными знаками и разводами, похожей на банкноты, филигранной вязью да еще черной тушью был выписан пропуск. У входа в Спасские ворота охранники сличали его с паспортом. При входе в здание Совета Министров СССР — это на нем мы всегда видели красный флаг на фоне Мавзолея — снова охранники, пропуск и паспорт. В вестибюле — фонтан с нимфами и гардероб. Лифт, способный вместить взвод. Выход на третьем или четвертом этаже, точно не помню. Охранники с автоматами, пропуск, паспорт. Кажется, именно после этой процедуры у меня родилось стихотворение «Бумажный век».

Царит на планете бумажный век.

Жизнь без бумажки — мистика

Какой, к примеру, ты человек

Без, скажем, характеристики.

И без отчета ты не ученый,

А просто так — огурец моченый.

Измыслил новую галиматью —

Пиши доклад, подавай статью.

А вышепоставленные арапы

Требуют справку, требуют рапорт.

В общем, нет спокойного места

Без машинописного текста

Я жду не дождусь благодатного дня,

Когда без бумажного пропуска

В инстанции всякой примут меня

Вот так, нараспашку, попросту.

Когда, собрав со света всего

Мегатонны макулатуры,

Отдам их за королеву Марго

Или части ее фигуры.

Но поскольку к тому времени обмен всего бумажного на Марго еще не произошел, я двигался к приемной, ориентируясь на номер, который был обозначен в пропуске. Паркет, лакированные двери, сияющие в благоговейной тишине таблички: «Председатель Президиума Верховного Совета СССР К.Е. Ворошилов», «Председатель Совета Министров СССР Н.С. Хрущев» и так далее.

Открыв дверь в приемную Косыгина, я обомлел. В не очень большой комнате сидели, стояли, а в общем, маялись около двадцати солидных мужчин. Как выяснилось, это были в основном директора заводов, работники министерств, то есть, как тогда говорили, командиры производства. Некоторые ждали еще с обеда. Начальник канцелярии, остриженный под бокс, в темном пиджаке и почему?то в военных брюках с кантом, одной половиной тела говорил по телефону, а другой объяснял, присутствующим, что расписание шефа нарушил высокий визитер — английский премьер–министр Гарольд Макмиллан. В половине шестого вечера было объявлено, что сегодня никакие разговоры не состоятся, ибо высокие персоны сговорились посетить балетный спектакль. «Северянам» назначили на завтра, в 11 утра. Но на завтра к Косыгину опоздали мы, примерно на двадцать минут. Именно это время потребовалось сотрудникам КГБ, чтобы выяснить, почему вчера в нашей группе было восемь человек, а сегодня только семь. Их волновало, где сейчас научный сотрудник С. Потайчук. Устное заявление директора Всесоюзного института морского рыбного хозяйства и океанографии В.П. Зайцева о том, что Потайчук не прибыл, так как простудился, было перепроверено, и только тогда все нормализовалось.

Алексей Николаевич Косыгин стоял у громадного Т–образного стола и был лицом похож на Керенского из фильмов об Октябрьской революции. Второе, что меня поразило, так это пассивное рукопожатие его вялой и тонкой, как у женщины, руки. Кстати, и манера поведения хозяина кабинета, и, в частности, его высказывания были такими же вялыми и никак не энергичными. Но высокий интеллект и подготовленность к предмету нашего разговора Косыгин обнаружил быстро.

Я, подталкиваемый в спину А.А. Ишковым и В.П. Зайцевым, рассказал о проекте переоборудования подлодки, целях и результатах ее двух экспедиций, об эффективности нового средства исследования и, наконец, об открытии в области биологии североатлантической сельди, имеющем значение для промышленного рыболовства. Ровно двадцать минут, отрепетированные дважды дома.

Завязалась беседа. «А сколько стоит серийная боевая подлодка, из которой переоборудована «Северянка»?» — обратился Косыгин к присутствующему в нашей команде начальнику Главного штаба ВМФ адмиралу Ф.В. Зозуле. Вопрос касался неатомных подлодок проекта 613. Их навыпускали сотни штук, продавали за границу десятками. Почтенный адмирал подумал, а затем попросил разрешения выйти, чтобы справиться по телефону. «Не стоит беспокоиться, оставайтесь», — сказал Косыгин. И тут влез я: «Три с половиной миллиона рублей». — «А на какую глубину рассчитана такая подводная лодка?» — задал Косыгин Зозуле спасительный вопрос. И опять, к моему величайшему стыду за адмирала, отвечать пришлось мне. Среди присутствующих я оказался единственным профессиональным подводником. Затем Косыгин, говоря о перспективах, упомянул об американском проекте глубоководной научной лаборатории «Алюминаут». Для этой подводной лодки, рассчитанной на глубину четыре с лишним километра, был даже изобретен сверхпрочный металлический сплав на основе алюминия. Государственный деятель спокойно сыпал судостроительными и морскими терминами, называл технические характеристики, сопоставлял расходы с возможным эффектом. Внезапно он обратился к адмиралу: «Федор Владимирович, как я понял, там у вас какие?то срочные дела. Я вас больше не держу». Зозуля покраснел и откланялся. А мне стало жалко этого старого человека, прожженного войной, опытного штабного работника, но, видимо, не очень подкованного по части научно–технического прогресса в подводном кораблестроении.

А Косыгин завершил встречу своеобразным гимном этому прогрессу, призвал дерзать и пробовать, поблагодарил за работу. Прощаясь, он снова подал мне, как ближе всех стоящему, свою усталую руку и сказал: «Если у вас будут возникать проблемы в научных делах, прошу обращаться непосредственно ко мне. Спасибо». И обращаясь ко всем: «Если товарищи не возражают, то есть возможность показать участникам экспедиции квартиру, где жил великий Ленин». Товарищи не возражали.