Либерализм, многопартийность и демократия
Либерализм, многопартийность и демократия
Каждый из элитократических режимов имеет свое отношение к партиям. Тоталитаризм использует партийные структуры как машину мобилизации масс и контроля над их настроениями. Попытка создать оппозиционную партию в этих условиях приравнивается к государственному преступлению. Авторитарные режимы нередко (но и не всегда) используют форму партии для консолидации элиты и выстраивания пропагандистских фасадов, призванных удовлетворить зарубежных партнеров и наивных подданных. Для авторитарных режимов партии — инструмент, не имеющий отношения к демократии. Мы знаем это. Секрет современной «демократии» заключается в том, что и многопартийность — это тоже не демократия. Проблема многопартийности ? ее фасадность. Есть партийная витрина, а есть реальный процесс принятия решений.
В соответствии с либеральной идеологией демократическое политическое устройство должно обеспечить власть большинства при гарантиях прав меньшинств вплоть до отдельной личности; компетентность управления, осуществляющегося в интересах всего народа; мирное разрешение — в соответствии с заранее определенными правилами — противоречий между разными социальными группами, представленными в политической сфере партиями (многопартийная система), и экономическими интересами, представленными частными собственниками (капиталистическая рыночная экономика).
На практике каждый из принципов либерализма действует не полностью или с оговорками. Реализация этих принципов также может сильно расходиться с идеалом. Демократически избранный парламент времен Великой французской революции санкционировал массовый террор. Многопартийная политическая борьба в Европе и Америке в XIX веке то и дело сопровождалась баррикадными боями, казнями и зверствами, в которых «демократы» не уступали в жестокости сторонникам монархии и диктатуры. Я уже не говорю о коррупции, казнях невиновных по приговору суда присяжных и потоках черного пиара в отношении неугодных политиков. Все это можно объяснить неготовностью малокультурных масс к демократии. Необходимо длительное существование в условиях многопартийности, прежде чем массы научатся ею пользоваться. Но все дело в том, что демократия этим массам и не предназначалась.
Либеральная демократия предназначалась для политической элиты. Только по мере совершенствования избирательных технологий, позволяющих контролировать сознание избирателя, в странах Запада в конце XIX — первой половине ХХ века было введено всеобщее избирательное право, и широкие массы получили возможность участвовать в выборах руководителей страны.
Особенно опасным, с точки зрения либерализма, считается распространение демократии на производство, так как большинство трудящихся недостаточно компетентно для того, чтобы вмешиваться в вопросы управления предприятием. Вместе с тем либеральная доктрина предполагает, что на уровне всего государства люди имеют право выбирать руководство страны. Этот парадокс заставляет предположить, что широким массам предоставляется право на выборы лишь там, где они заведомо некомпетентны и потому могут быть легко манипулируемы группировками элиты. Там же, где демократия может быть реальной, она не допускается.
Существующий механизм прямых выборов не обеспечивает реальной демократии. Кандидат подбирается партийными или государственными группировками и независим от избирателей в выполнении своей предвыборной программы. Избиратель распылен, неорганизован и не имеет возможности поддержать людей, которые ему действительно известны, — последние не обладают достаточными для выдвижения организационными и финансовыми ресурсами, даже если их идеи могут быть поддержаны. Таким образом возникает явление «демократия для элиты».
В соревновании либеральных и коммунистических режимов в ХХ веке многопартийная манипулятивность одержала победу над однопартийной авторитарностью. Ее политика оказалась наиболее гибкой. Пусть спектр выносимых на суд избирателей вопросов и тем более ответов весьма ограничен, пусть СМИ навязывают населению иррациональные мифы. Но все же рациональная критика этих мифов хотя бы не запрещена, и избиратель во время выборов имеет возможность хотя бы намекнуть элитам, какой курс он считает меньшим из зол. Пусть кандидатов в депутаты выбираем не мы с вами, а партийные чиновники и их спонсоры. Но при широком наборе альтернатив мы можем хоть отчасти воздействовать на формирование власти: чиновники, опасаясь конкуренции, обращают внимание на наиболее острые проблемы «низов». Если в нарушение закона у вас под окнами строят дом, вы можете апеллировать к влиятельным конкурентам местных властей. Если такие конкуренты не боятся связываться с партией власти.
При этом технологии манипулирования массовым сознанием совершенствовались на протяжении всего ХХ века, особенно во второй его половине, когда решающую роль в избирательной кампании стали играть электронные средства массовой информации и связанные с ними информационные войны. Теперь фактор личного общения избирателей с кандидатом сведен к минимуму (когда избиратель нужен лишь в качестве массовки), а телевизионный образ связан с реальностью правилами, известными только специалистам. Судьбу выборов определяют денежные средства и власть, которые поставили под свой контроль более мощные и эффективные информационные средства. Сам кандидат может быть просто марионеткой выдвинувшей его олигархии и плохо разбираться в темах, о которых говорит. Его готовят, как актера, который получает текст перед выступлением. Возможно и выдвижение на выборы действительно выдающейся личности. Но это — не решение простых людей или народа, а воля специальных групп интересов.
Очевидно, что в таких условиях политические решения также принимаются практически без учета интересов избирателей, а «мнение общества» формируется средствами массовой информации в ключе, желательном для их хозяев. Это позволяет создавать опору политическому курсу среди населения. Характерно, что к таким же методам прибегают и тоталитарные режимы.
И КПСС, и Республиканская партия США, и Социал–демократическая партия Швеции, и «Единая Россия» управляются не обществом, и даже не массой своих членов, а партийной бюрократией и высшим партийным руководством. Сама по себе многопартийность не добавляет стране демократии. Даже партия с демократическим наименованием может быть организована авторитарно. Трудность в создании демократически организованных партий заключается в вечной нехватке ресурсов. Действительно, кто из представителей финансовой и бюрократической элиты будет вкладывать средства в партию, которую он не сможет контролировать?
Смысл партийных механизмов и в тоталитарных, и в плюралистических режимах — обеспечение контроля над социальной почвой. Формы контроля различны, а суть одна — элита внедряет в общество свои идеи и ценности и в то же время подстраивает их под вкусы самих масс. Соответственно, система тем эффективнее, чем теснее социально–психологическая связь общества и партийной идеологии (идеологий).
Другая функция партий — предварительная «обкатка» кадров. Если государственный чиновник стремится отгородиться от надоедливого населения, то партийный кадр идет к нему со своей агитацией. И здесь уже население отпихивается от надоедливых партийцев. Низовой партийный актив может быть безответственным (сильно не напортачит даже по неопытности), но учится общению с населением. Вышестоящие работники присматриваются к активу и вытаскивают наверх наиболее оборотистых и в то же время лояльных «комсомольцев» (в смысле — молодых партийцев). Впрочем, партийные каналы — далеко не единственная кузница кадров (свою роль играют хозяйственная и военная карьера, феодально–родственные связи). В принципе можно обойтись и без этого «партийно–комсомольского» канала. Партиец хорош как коммуникатор, прослойка между властью и населением. Но он мало в чем разбирается конкретно, и важное дело ему поручать опасно.
По мере роста значения электронных СМИ в управлении массовым сознанием партийцы становятся лишним звеном в системе современной плюралистической элитократии. И только сакральность ритуалов «демократии» позволяет им сохранять свою «жреческую» социальную нишу.