Глава 8. Новое средневековье как результат Третьей мировой

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 8. Новое средневековье как результат Третьей мировой

Мы установили, что в ходе мировых войн деформации подвергается сама модель государства. Стремительное восстановление СССР после Великой Отечественной и Второй мировой войн смогло состояться только потому, что государство вышло на невиданные высоты. Только проект переноса промышленности из европейской части в Сибирь, Среднюю Азию и на Дальний Восток научил государственный аппарат выполнять невиданные задачи. Советский аппаратный управленец, прошедший школу мировой войны и обретя лавры победителя, умел решать такие задачи, с которыми сегодня не справится целое министерство.

Военное поколение — сплошной социальный парадокс. С одной стороны, война унесла не менее двадцати миллионов советских граждан, а с другой стороны, поколение победителей взяло невиданный темп в деле восстановления и развития страны. Покорение космоса и освоение недр Сибири и Казахстана — все это послевоенный технологический задел. Корпорация «Росатом» по большому счету является результатом ядерной программы, которую курировал Лаврентий Берия. Идея Евразийского союза, созданного только в 2015 году, — кооперация производств из разных уголков союзных республик и их конкуренция на внутреннем рынке — изложена в работе Сталина «Особенности построения социализма в СССР». Антифашистский дискурс, который сегодня во многом заменяет идеологию, — также идеологическая разработка советских времен.

Мировая война всегда меняет социальную структуру общества, а общество, в свою очередь, требует перемен от государства. Если же государство не увидит этих сигналов в обществе, то его может ждать печальная судьба. Бунт, революция, переворот, гражданская война, внешнее управление — вот плата за нежелание государства соответствовать вызовам времени.

Конечной целью наших конкурентов в мировых войнах является коллапс государства в России.

История Отечества указывает нам на то, что внешняя агрессия усиливает государство и объединяет общество, а внутренние кризисы, наоборот, стимулируют смуту, граждане становятся недоверчивыми, а элиты — алчными.

Государство в России, как и сто лет назад, может рухнуть в ходе внутренних противоречий на фоне экономического кризиса. Как это уже было с Советским Союзом. Дивизии советской армии в 1991 году могли подавить любой внутренний бунт или начать наступление до Ла-Манша, однако государственная машина уже до такой степени деградировала, а госаппарат был растерян, что СССР рухнул в мгновение ока. Сговор элит — потрясение для государства не меньшее, чем гражданская война или вооруженное восстание.

Второй важный фактор — отношение к исторической России. Если считать Россией только нынешнюю Российскую Федерацию, то происходящее на фронтах Третьей мировой во многом непонятно. Если же рассматривать Россию как самое крупное суверенное государство Евразии в историческом смысле, включая союзников, родственные народы и близкие земли, тогда стратегия мировой войны против России просматривается более отчетливо.

Дело в том, что когда в евроатлантической прессе и аналитике говорится о противостоянии с Россией, то всегда рассматривается более широкий контекст. Наши евроатлантические конкуренты прекрасно понимают, что суверенитет России распространяется далеко за пределы политических границ РФ. С точки зрения мировой войны и Беларусь, и Казахстан, и Украина, и Киргизия с Арменией и Азербайджаном являются Россией. Не РФ в узком смысле, а Россией в широком смысле.

Просто сегодня государственная модель в России устроена так, что разные территории управляются с помощью разных методов и схем. Для шести областей Беларуси сегодня эффективнее управляться напрямую из Минска в рамках суверенной республики. Где-то, как в Казахстане, вообще построили новую столицу — Астану — для управления новым и сложным государством. Где-то, как в Киеве и Тбилиси, национальные элиты показали свою неспособность к управлению государством и довели республику до греха братоубийства и гражданской войны.

Каждый конфликт вокруг России, в ходе которого рушится государство, является звоночком из будущего для самой РФ: гражданская война в Таджикистане, Приднестровье и Грузии в начале 90-х годов, две цветные революции в Киргизии, приход к власти Саакашвили сначала в Тбилиси и теперь в Одессе, война в Чечне, контртеррористические операции в Дагестане, Кабардино-Балкарии и Ингушетии.

Все постсоветские осколки получили в наследство советское государство. Везде была реализована одна и та же модель. Было политическое руководство — вертикаль обкомов, горкомов и райкомов партии. Параллельно существовала хозяйственная вертикаль власти — областные и прочие исполкомы. Исполкомы хоть и занимались прямым управлением, формально были органом власти при советах — районных, городских и областных. Понятно, что к финалу советского проекта подотчетность исполкомов советам была очень условной. Что, кстати, и сгубило СССР. Граждане и депутаты всех уровней попросту забыли, что Союз был в первую очередь Советский, следовательно, развивать институт советов как орган народовластия надо прежде всего. Вместо этого инициатива отдана партийному аппарату и хозяйственным управленцам, которые очень скоро слились в едином коррупционном и кооперативном экстазе. Потому как система советов деградировала, а других инструментов коммуникации общества и государства просто не существовало.

И ровно в этот момент произошел наш всеобщий откат в новое средневековье. Постсоветское государство, по сравнению с государством советским, является управленческой формой деградации. И вовсе не потому, что люди стали глупее или упали доходы, — просто понизился уровень квалификации госуправленца. Государство перестало ставить масштабные задачи, соответственно, деградировала вся система принятия решений и выполнения приказов.

Государство стало деградировать с того момента, как самоустранилось из политической повестки. Государство перестало заниматься политикой как сферой продвижения смыслов и идей, а стало относиться к политике как сфере распределения финансовых, коммунальных и социальных благ. Если у губернатора вовремя выплачиваются пенсии и нет профсоюзных забастовок — значит, хороший губернатор. Притом что сегодня губернатор не решает даже десятой доли задач, которые решал председатель облисполкома или глава обкома КПСС.

Государство лишилось возможности управлять отраслями хозяйства и перешло к администрированию финансовых потоков, главный показатель эффективности госуправления — освоение бюджетных средств и привлечение инвестиции. И впускной, и выпускной клапан в современной государственной машине — финансы. Естественно, что при такой системе мотивации любой госслужащий превратится в финансового администратора.

Государство деградировало по сугубо объективным показателям. Это произошло после того, как был утвержден курс на размежевание народного хозяйства СССР.

«Незалежным» политикам всех постсоветских осколков можно простить много грехов, кроме главного — подрыва кооперационных связей между предприятиями и внутри отраслей. Государственная экономика СССР была уникальна тем, что каждое предприятие было больше чем индустриальный объект. Каждое производство выполняло социальную функцию: заводы строили детские сады и школы, целые спальные районы отапливались в нагрузку к фабрикам и цехам, летний отдых работников обеспечивался за счет профсоюзной собственности этих же предприятий.

Главная экономическая идея демонтажа союзной экономики — каждый сам по себе. Вот, мол, сейчас перестанем кормить Москву/хохлов/кавказцев/прибалтов/азиатов — и сразу же заживем припеваючи.

Процесс приватизации вырвал промышленные предприятия из общестранового социального каркаса и сформировал базис для зарождения неофеодализма в России. Это связано с тем, что в руки частных лиц попали возможности влиять на целые регионы. Так, например, частный инвестор, который получил контроль над градообразующим предприятием, фактически становится хозяином города, от его воли может зависеть отопление во всем городе. Мэр, начальник милиции и городской прокурор рано или поздно попадают под контроль инвестора градообразующего предприятия.

Вот приблизительно так на клеточном уровне зарождается новое средневековье. Это длительный процесс, который может растянуться на десятилетия. Собственно, мы уже можем видеть, как разворачиваются эти процессы в некогда однотипном государстве.

На территории бывшей Украины МВД уже не контролирует вооруженные отряды отморозков, в некогда самой богатой республике СССР армия бомбит мирные города, протестующих в центре столицы расстреливают снайперы, а люди в масках каждый день совершают налеты на банковские отделения. В Молдавии — бывшей цветущей республике — почти треть работоспособного населения находится на заработках. Граждане Узбекистана и Таджикистана готовы на любую работу в России, лишь бы не возвращаться на родину.

Новое средневековье уже наступило в России. По большому счету везде, кроме РФ, Беларуси и Казахстана, мы имеем дело с утверждением той или иной формы неофеодальных отношений.

Государство стремительно отмирает, а его функции переходят к группам влияния, которые формируют кланы. На втором шаге кланы заключают семейные союзы — и государственные функции становятся передаваемой по наследству привилегией. Мы сейчас переживаем как раз этот этап — когда подрастают дети постсоветских начальников, уже готовые занять ключевые позиции в управлении государством. Это же поколение является топ-менеджментом частных и государственных корпораций и рассматривает государство как бизнес-приложение к основной деятельности. Формирование династий крупного капитала и высокопоставленных чиновников — тревожный звоночек для государства. Мы имеем дело с наихудшей формой политического консерватизма, когда консервируются не идеи, а группы влияния и династии.

Новейшая история постсоветских республик — это зеркало, в которое обязательно нужно смотреться РФ и ее гражданам.

Откат в новое средневековье практически всегда идет по одной и той же схеме, и каждый раз эта деградация происходит под одобрительные крики толпы и на фоне глубокого экономического кризиса. Технология добровольного отката в новое средневековье хорошо видна на примере новейшей политэкономической истории Украины.

Последние два года в информационной повестке прошли под эгидой кризиса в самой крупной национальной республике, которая сделала выбор в пользу европейской интеграции, отказавшись от евразийской. Причем если создание зоны свободной торговли с ЕС ровным счетом ничего не дало Киеву, то отказ от евразийской интеграции серьезно сказался как на интересах самой Украины, так и на возможностях будущего Евразийского союза. Так, промышленные предприятия Украины до последнего были центральными партнерами российского ВПК. Также Украина остается крупнейшим транзитером российского газа и будет таковой до тех пор, пока не завершится проект «турецкий поток», который возник на базе «южного потока». А судя по позиции Анкары, «турецкий поток» может и не состояться. Аналогично обстоят дела в вертолетостроении, производстве турбин для АЭС и еще в ряде стратегических отраслей.

Кризис государства на Украине автоматически является угрозой для государства в России, Беларуси и Приднестровье. Так, Киев остается крупнейшим торговым партнером Минска, от продаж на украинский рынок ГСМ, продуктов питания, тракторов и сельхозтехники Беларусь зависит не меньше, чем Россия от украинского транзита. Для Приднестровья образование на месте Украины зоны нестабильности и вовсе является физической угрозой — Тирасполь фактически оказался в блокаде, и если между режимом Евромайдана в Киеве и прорумынской властью в Кишиневе образуется устойчивый союз, то государственность Приднестровья может ожидать испытания еще большие, чем во время войны в начале 90-х.

То, что мы привыкли называть Украиной, более не является государством в привычном смысле этого слова. Украине образца 1991–2013 годов была свойственна многовекторность, которая на самом деле и была основанием ее постсоюзной государственности. Фактически федеративная республика, состоящая как минимум из семи экономических, этнорелигиозных и географических регионов, была помещена в прокрустово ложе унитарного государства. Причем украинский унитаризм представлял собой деградировавшую версию советской власти — с той лишь разницей, что идеологический вакуум, образовавшийся после коммунизма, был заполнен облегченной версией этнонационализма. Просто пантеон советских героев был заменен на антисоветских, а вера в коммунистическое будущее подменена верой в Евросоюз.

Политэкономическая модель республики заключалась в сверхэксплуатации индустриальных и промышленных активов и их приватизации сотней избранных семей. Украинская экономика и хозяйство представляли поле для либерально-экономических экспериментов имени Егора Гайдара и Анатолия Чубайса. За двадцать один год государство лишилось практически всех индустриально-промышленных активов, которые могли бы обеспечить суверенитет.

Каждый украинский президент внес свою лепту в уничтожение государства как экономического и впоследствии политического субъекта.

При первом президенте Леониде Кравчуке в 1991–1994 годах было уничтожено Черноморское морское пароходство — на тот момент самый крупный торговый флот Евразии со штаб-квартирой в Одессе. Вместе с флотом естественным образом прекратило свое существование судо-, машино- и приборостроение морехозяйственного комплекса. Также в этот период были заложены правила либеральной приватизации, которые работают до сих пор.

Второй президент Леонид Кучма (1994–2004) лишил государство:

• энергораспределения, отдав в частные руки облэнерго;

• металлургии и машиностроения, проведя приватизацию индустриальных гигантов и флагманов Донецкой, Днепропетровской и Запорожской областей;

• химической промышленности, производства удобрений;

• пищевой и перерабатывающей промышленности;

• нефтепереработки;

• курортно-оздоровительной инфраструктуры на побережьях Черного и Азовского морей, в карпатских и крымских горах и т. д.

Правление третьего президента Виктора Ющенко (2005–2010) характеризовалось завершением приватизации металлургии, машиностроения и химпрома. Так как Ющенко пришел к власти в ходе первого майдана, вошедшего в историю под именем «оранжевая революция», то в эти годы наметились процессы не только утраты госсобственности, но и перераспределения уже приватизированных активов между национальными и международными финансово-промышленными группами (ФПГ).

Президент Виктор Янукович (2010–2014) намеревался завершить приватизацию сельскохозяйственных земель, морских и речных портов и газотранспортной системы. Однако излишние аппетиты младодонецких, во главе со старшим сыном Януковича, привели к заговору среди национальной олигархии, который был легитимизирован очередным майданом.

Последний президент Петр Порошенко (с 2014 года) пришел к власти как компромиссная фигура из числа той самой национальной олигархии. Став президентом во вновь парламентско-президентской республике, он получил намного меньше власти, чем было у всех предшественников, потому как он фактически не влияет ни на кабинет министров, ни на парламентское большинство. Тем не менее в планах центральной власти в Киеве утрата государством следующих активов:

• атомных и гидроэлектростанций;

• газо- и нефтетранспортной инфраструктуры;

• морских и речных портов;

• сельскохозяйственных земель.

Плюс надо отметить, что армия была объектом уничтожения и приватизации все годы существования проекта «независимая Украина», и сегодня (в ходе гражданской войны на Донбассе) это выразилось в ее небоеспособности и технической отсталости.

Однако тотальное выдавливание государства из экономики и хозяйства не могло не сказаться на политической системе. Государство постепенно перестало быть политическим субъектом, уступив это право политическим надстройкам ФПГ. В государственном устройстве это выражено в парламентско-президентской форме правления — каждая крупная ФПГ имеет свою фракцию в парламенте, а кабмин представляет собой коалицию интересов украинского частного капитала. К тому же заговор против Януковича и последующий бунт Евромайдана привели к тотальной зависимости украинской олигархии от внешнеполитической крыши США, вследствие чего государство лишилось не только экономического, но и внешнеполитического суверенитета. Сегодня кабинет министров представляет собой коктейль представителей ФПГ и международных аферистов из Грузии и Прибалтики, инсталлированных Фондом Сороса.

Как уже говорилось, считать Украиной то, что сегодня образовалось на территории бывшей союзной республики, в корне неверно. Обескровленное государство лишилось не только собственности, но и территорий — Республика Крым сменила юрисдикцию, а Донбасс фактически суверенен. На месте Украины образовался ряд государственных феноменов, каждый из которых можно считать либо протогосударством, либо административно-финансовым паразитом.

При анализе украинской политики надо помнить, что мы имеем дело с набором самостоятельных химер и протогосударств. Химеры всячески пытаются выдавать себя за легитимных наследников Украины, таковыми не являясь, протогосударства же, наоборот, не определились со своей моделью государства и, соответственно, преемственностью. Поэтому для того, чтобы различать между собой эти химеры и протогосударства, имеет смысл каждое обозначить своим именем.

Итак, на месте Украины появилось как минимум несколько государственных образований, каждое из которых начало развиваться по своей логике. Республика Крым и Севастополь — в условиях краха украинской государственности, пройдя через короткий этап суверенитета, референдум и смену юрисдикции. Российская Федерация, будучи более эффективным государством, чем Украина, смогла обеспечить практически бескровную смену юрисдикции для региона. Причем нельзя сказать, что произошла смена политэкономической модели, даже собственность на полуострове была оставлена прежним украинским владельцам из числа крупного капитала, исключением стали только активы одиозного олигарха Игоря Коломойского.

Крымская политическая элита без проблем смогла интегрироваться в политическую элиту РФ, причем даже мэры и депутаты местных советов остались те же, что и были, только сменили корочки «Партии регионов» на корочки «Единой России».

То, насколько безболезненно и бесконфликтно прошла смена юрисдикции Крыма, позволяет утверждать, что без смены политэкономической модели вместе с территориями и гражданами новое государство получает еще и издержки в виде вороватых и паразитирующих элит. Однако в нашем случае важнее то, как одно государство может интегрировать в себя часть другого государства. Это возможно за счет структурной схожести интегрируемых субъектов.

В ходе государственного переворота от Украины отпал еще один мятежный регион — Донбасс, который вполне сопоставим с такими крупными регионами, как Бавария, Каталония или Урал, а по политэкономическим параметрам является даже более автономным, чем Крым.

На базе Донбасса образовались две народные республики — Донецкая и Луганская, которые, в отличие от Крыма, не сменили государственную юрисдикцию, а пошли по пути построения протогосударства. С одной стороны, ДНР и ЛНР являются частью украинского правового поля, будучи непризнанными республиками, а с другой стороны — война, блокада и мародерство со стороны киевской армии и олигархических добровольческих батальонов выталкивают мятежный Донбасс в автономное развитие. В ДНР и ЛНР вводится многовалютная система, товарные потоки переориентируются в РФ, в результате чего российский рубль вытесняет украинскую гривну и становится основной платежной валютой. В республиках формируются собственные вооруженные силы, полиция, прокуратура. Вопрос о власти решается в течение 2014–2015 годов, в ходе чего формируются новые органы власти. Интересно, что если в Крыму в процессе смены юрисдикции правящие элиты практически не сменились, то на Донбассе при вооруженном восстании от старого правящего класса практически никого не осталось, класс крупных предпринимателей, инвесторов и спекулянтов эмигрировал из ДНР и ЛНР в Киев, Москву и Ялту. Гражданская война, все тяготы которой принял на себя Донбасс, стала точкой невозврата бывшей Украины. Если до выступления армии против мирного населения еще можно было говорить о мирной реинтеграции регионов Украины, то после 2 мая в Одессе, 9 мая в Мариуполе, после бомбежек городов пути назад уже нет. Протогосударства, образовавшиеся на месте бывшей Украины, находятся в глубоком конфликте между собой.

В Киеве же в ходе Евромайдана формируется диктатура крупного капитала, которому уже не нужны формальные посредники в лице политиков, олигархия сама выдвигается на государственные посты: винницкий олигарх с бессарабскими корнями Порошенко, владеющий автоконцерном, кондитерскими фабриками по всей Украине и даже в РФ, телеканалами и радиостанциями, становится президентом бывшей Украины; харьковский рейдер и крупный предприниматель Арсен Аваков становится министром внутренних дел; богатейший человек Украины Игорь Коломойский, владеющий металлургическими заводами, крупнейшим банком Восточной Европы «Приват», крупными сельхозугодьями, выдвигается на пост губернатора Днепропетровской области; младшие партнеры Коломойского становятся губернаторами Одесской и Запорожской областей. После неудачи Коломойского закрепиться в государственной власти пост губернатора Одесской области достается беглому грузинскому президенту Саакашвили.

На месте бывшей Украины постепенно образуются феодальные вотчины, в которых частный капитал приватизирует государственную власть. Из-за того что Украина на стадии разложения, границы между феодами находятся в постоянном движении, а правящие элиты конфликтуют между собой и вынуждены подчиняться внешним силам, которые привели их к власти в ходе госпереворота. Это связано с тем, что капиталы украинских элит сосредоточены в Швейцарии, Британии, Австрии, США и островных офшорах, там же осели их дети и любовницы. Украина как государство рассматривается ими как место, где политическая власть конвертируется в личный капитал. До тех пор пока у государства было достаточно активов, чтобы прокормить десятку финансово-промышленных групп, в республике сохранялась относительная стабильность.

Государство лишилось смысла на этапе потери практически всех активов. Народные массы давно лишились уважения к государству, иначе не выходили бы на майданы и не мигрировали бы в поисках работы в Россию и Западную Европу.

Для элит государство стало интересным помощником, чтобы получить, а затем и защитить собственность и капиталы. В ходе этого процесса одновременно проходило сращивание бюрократии и крупного капитала, понять, где начинается чиновник и заканчивается предприниматель, было уже невозможно. Но поскольку государство — слишком крупный объект, то никакой частной корпорацией его попросту невозможно взять под полный контроль, тем более что не все государственные функции привлекательны для частного капитала. Так, например, заниматься социальной политикой, спортом и медициной не так интересно, как армией, МВД, нефтегазовыми активами и банковским сектором.

К тому же финансово-промышленных групп слишком много — и каждый участник хочет получить свою долю государства в кормление. На любые попытки монополизации в деле приватизации государственных функций частный капитал отвечает бунтом. Попытка семьи Януковича монопольно приватизировать или управлять через государство всеми привлекательными активами обернулась Евромайданом, когда олигархические группы, которые старались отодвинуть от процессов приватизации и финансовых потоков государства, опираясь на недовольство киевлян и понаехавших, совершили государственный переворот.

Смысл олигархической модели государства в том, что контрольного пакета нет ни у одной группы, поэтому между крупным капиталом идет постоянная борьба за активы, сферы влияния и государственные должности. Зачем олигарху Коломойскому был нужен скромный пост губернатора Днепропетровской области? Затем, что этот пост позволял ему не только защитить свои инвестиции, но также повысить ставки в олигархической конкуренции.

В ходе Евромайдана государство разложилось и потеряло монополию на применение силы, среди протестующих стали формироваться вооруженные отряды, которые подчинялись только своим «фюрерам» и спонсорам: так, сотни самообороны майдана постепенно эволюционировали в добровольческие батальоны. Позиция губернатора позволила олигарху Коломойскому под видом «борьбы с сепаратистами» создать собственные вооруженные силы — так появились батальоны «Днепр-1», «Днепр-2» и «Правый сектор». В Одесской области у партнера Коломойского, также губернатора, был создан батальон «Шторм». Аналогично появились уже откровенно неонацистские вооруженные отряды вроде «Азова», «Донбасса» и «Торнадо». Через полгода понять, сколько и у кого вооруженных сил на Украине, было уже невозможно. Так, например, широко разрекламированный в ходе Евромайдана «Правый сектор» всего через год стал своеобразной франшизой по созданию частных вооруженных сил — в разных областях «Правый сектор» формируется на базе олигархических групп, в разных регионах у «Правого сектора» могут быть разные инвесторы, и «Правый сектор» из Закарпатья никак не связан с «Правым сектором» из Днепропетровска.

Государство потеряло право на применение силы и военную монополию. Так же как двадцать лет назад частные торговые посредники паразитировали на государственной промышленности, сегодня олигархические батальоны паразитируют на остатках армии и МВД.

Как это выглядит в реальности? Правящим элитам нужна гражданская война с Донбассом, чтобы получать кредиты от США, потому что последние готовы инвестировать в создание хаоса на границах с Россией. Война на Донбассе — огромный бизнес на всех уровнях. На самом высоком уровне — межгосударственном — это доступ к кредитам МВФ, Всемирного банка, ЕС и США, которые тут же осваиваются и становятся частным капиталом.

На уровне государственном война на Донбассе нужна для того, чтобы установить диктатуру и ликвидировать гражданские свободы; любой противник режима объявляется сепаратистом, агентом России и Донбасса, пятой колонной и бросается за решетку либо принуждается к эмиграции. Эта же война позволяет полностью стерилизовать информационное пространство, когда любая альтернативная точка зрения вычищается из эфира. Общество погружается в пропагандистский транс: во всем винят Путина, Россию и сепаратистов, а реваншизм и милитаризм превращается в официальную идеологию. На этом фоне нацизм выглядит обычным делом — и толпы зигующих подростков в крупных городах становятся привычным явлением.

На уровне областей и крупных городов гражданская война оказывается прибыльным бизнесом: военкомы спекулируют повестками, отсрочками и белыми билетами; милиция и СБУ (украинский аналог ФСБ) приторговывают оружием; олигархические батальоны берут подряды на рейдерские захваты рынков, торговых центров и т. п.; на таможне под видом гуманитарной помощи провозится контрабанда. Новости о том, как батальон «Правый сектор» или «Азов» участвовал в захвате рудоуправления или «отжал» свалку металлолома, стали обыденными в бывшей Украине — этому перестали удивляться и сообщают короткой строкой.

Мародерский бизнес на гражданской войне лучше всего виден на оккупированном Донбассе. Главный бизнес, который контролирует МВД, СБУ и олигархические батальоны, — это блокада Донбасса. Все основные дороги, ведущие в мятежные ДНР и ЛНР, перекрыты, поля заминированы, объявлен особый режим пропуска. Донбасс является густонаселенным промышленным регионом со слабо развитым сельским хозяйством, соответственно, блокада со стороны Киева приводит к резкой нехватке продовольствия и росту цен. Проезд каждого грузовика облагается пошлинами на блок-постах, которые контролирует либо МВД, либо СБУ, либо армия, либо олигархические батальоны, часто приходится платить по нескольку раз, в результате продукты на рынках Донецка и Луганска стоят дороже, чем на рынках Киева и Днепропетровска.

Мародерство тоже стало бизнесом в гражданскую войну — из домов граждан выносятся бытовая техника, личные вещи, драгоценности, часто берут в заложники людей, за которых можно требовать выкуп. Грабеж достигает таких масштабов, что почтовые службы уже не справляются с объемами пересылок. Если сначала в мародерстве были замечены преимущественно олигархические батальоны, которые рассматривали гражданскую войну как личный бизнес, то вскоре к ним присоединились и армейские солдаты с офицерами.

Грабежи сопровождают любую войну, однако если в народных республиках Донбасса мародерство порицается и его пытаются искоренить, то в бывшей Украине оно стало официальной идеологией. Петр Порошенко во время избирательной кампании весной 2014-го прямо говорил, что «дети Донбасса первого сентября будут сидеть по подвалам, прячась от бомбежек, а наши дети пойдут в школу». Летом 2015 года государственную награду получил старший лейтенант Марьян Рак, который, катаясь пьяным на БТР, убил 6-летнюю Полину в Константиновке. Бизнес на войне и грабеж постепенно становится государственной идеологией, которую практикуют на всех уровнях — от главы государства до постового.

Уничтожение государства и превращение его в частные феоды оказалось своего рода национальным спортом. Мародерство стало главными политэкономическим процессом, а война только ускорила течение исторического времени.

Разложение государства происходит на всех уровнях. Так же как Крым сменил юрисдикцию, переходят в новую юрисдикцию Одесса и Одесская область. США как главный инвестор проекта феодализации Украины получили право прямого управления стратегически важным регионом, где сосредоточены все главные морские торговые порты, регионом, который граничит с Румынией, Молдавией и Приднестровьем и является ключевым транзитным коридором в балканском направлении. Насколько стратегически был важен Крым в 2014 году, настолько стратегически становится важной Одесская область в 2015-м.

В рамках общего процесса разложения государства и феодализации украинских земель пост губернатора занимает беглый грузинский президент Михаил Саакашвили — интереснейший персонаж современности, который, безусловно, войдет в историю. По своей политической функции Саакашвили является вассалом США и топ-менеджером глобального финансового капитала.

Его почти десятилетнее правление в Грузии привело к радикальной ликвидации государства. В маленькой кавказской республике всегда были проблемы с государством, даже в советские времена. Огромная социальная роль «воров в законе», легализованная спекуляция, ввоз контрабанды через черноморские порты Грузии, высокий градус национализма — все это наблюдалось еще в советской Грузии. Именно ГССР, наравне с прибалтийскими республиками и Молдавией, находилась в авангарде антисоюзного движения. В Грузии по инициативе республиканских властей не проходил референдум о сохранении СССР, причем во всех остальных республиках он проходил — и за сохранение высказалось более 80 % граждан.

Саакашвили стал образцовым президентом колонизируемой территории — государство в годы его правления продало все активы, частными стали даже троллейбусные и трамвайные маршруты. Получаемые от продажи средства Саакашвили пускал в архитектурные фан-проекты и поддержку туризма. На фоне уничтожения государства проходят создание эффективной полиции и поставки вооружений из США, параллельно накачиваются шовинистические настроения и готовится война за «оккупированные русскими» Южную Осетию и Абхазию. К 2008 году общество готово к гражданской войне, в результате Грузия надолго теряет возможность интеграции с Россией, Южной Осетией и Абхазией, обрываются остаточные экономические и кооперационные связи — и республика надолго погрязает в политическом и экономическом кризисе. Саакашвили, уходя, изменил модель правления с президентской на парламентскую, и теперь, похоже, политические кризисы закончатся только вместе с грузинской государственностью.

Экономика и хозяйство Грузии подверглись той самой колонизации, после которой народ потерял возможности для самореализации. Туризм, этническая кухня и народные танцы — грузин низвели до фольклорного уровня, как это обычно и происходит с колонизируемыми народами вроде индейцев или австралийских аборигенов.

Грузия вернулась к состоянию, как до вхождения в состав Российской империи: маленькая экономика, которая не является частью большой хозяйственной системы и поэтому не способна производить продукцию с высокой добавленной стоимостью. Уход в экономику туризма — не что иное, как откат в доиндустриальную эпоху. Государство и общество, которое способно производить только сувениры, шашлыки и гостиницы, попросту обречены. И если национальному государству в Грузии уже вряд ли поможешь, то общество еще имеет шансы. Хотя, учитывая, что грузинское общество находится в расколе со времен позднего СССР, оно вряд ли сможет стать основой для более эффективного и справедливого государства. Проект национального государства в Грузии, похоже, обречен на медленное угасание, впрочем, так же как в Молдавии и на Украине.

Но вернемся к Саакашвили. Перед нами не просто человек, а политический топ-менеджер, который осмысленно и целенаправленно занимается демонтажом государства на территории бывшего СССР. Так же как грузин Джугашвили семьдесят лет назад системно занимался проектированием и монтажом государства в России, Грузии и еще десятке стран, так сегодня грузин Саакашвили занимается демонтажом государств на той же территории. Для Саакашвили, как и для Джугашвили, главное — реализация проекта, все остальное вторично.

Кстати, на своей родине Саакашвили проиграл и с позором был изгнан, попасть к себе домой в Тбилиси он не может, потому что там его ждут уголовные дела. Грузинское общество, пусть и с запозданием, но дало оценку Саакашвили. Другой вопрос, что эта оценка носила сугубо формальный характер — ну проиграл Саакашвили выборы, но собственность-то государству не вернули, с Южной Осетией и Абхазией помириться никто не попытался.

И вот Саакашвили становится губернатором Одесской области. Казалось бы, каким боком Саакашвили к Одессе?

Дело в том, что на примере судьбы Одесской области мы можем наблюдать, как реализуется еще один принцип нового средневековья — земли уходят под чужое управление, как во времена раздробленности после смерти Ярослава Мудрого. Хлоп — два месяца — и Крым принял вассальную присягу князьям московским; киевские, конечно, обиделись, но по факту согласились. А вот с тем, что Донбасс посягнул на право самому стать великим княжеством, — с этим Киев смириться не может. В логике неофеодалов это уже смута. То, что один регион видит свое будущее в евразийской, а другой — в европейской интеграции, это не повод для применения армии против гражданских, но, похоже, у бывшего лидера днепропетровских комсомольцев, а ныне баптистского пастора Александра Турчинова, который и отдал преступный приказ о применении армии против гражданского населения, уже сформировано неофеодальное мышление. Перейти из княжества в княжество земля с холопами может, отложиться — не имеет права. Поэтому АТО — аналог крестового похода, карательный поход на взбунтовавшуюся чернь. Тем более что все донецкие миллиардеры, феодалы и их дети свалили, остались только чернь и челядь по присмотру за хозяйским добром. В логике неофеодала никакой ДНР и ЛНР не может существовать, это плебеи, которые посмели бунтовать.

Логика АТО киевских властителей на территории Донбасса — типичная стратегия неофеодала. Феодальное мышление отличается, например, от мышления социалистического или капиталистического тем, что рассматривает земли отдельно от людей, на них проживающих. Для феодала жизнь простолюдина настолько ничтожна, что не заслуживает даже внимания, поэтому логика распада государственности на Украине — это реализация неофеодальной деградации. Государство разбалансировано, экономика настроена на импорт товаров, экспорт сырья и металлопроката, тотальную приватизацию и внешние займы. Структура народного хозяйства такова, что около 90 % прибыльных и развивающихся производств сконцентрировано в руках двадцати избранных семей. Группа миллиардеров образовала политический клуб, где все решения принимаются коллегиально, в логике этого клуба все участники являются равными — и вот одна семья по фамилии Янукович решила стать первой среди равных. Так случился Евромайдан.

Клуб владельцев украинской экономики очень замкнут и консервативен. В логике этого клуба никакой гражданской войны нет — есть группа идейных и безбашенных сепаратистов, которые подняли сначала бунт, а следом вооруженное восстание, потом к этим безбашенным сепаратистам поехали добровольцы со всего бывшего Союза, криминал потянулся. В общем, в логике владельца украинской экономики — взбунтовалась чернь. И в этом смысле донецкий олигарх Ахметов ближе днепропетровскому пастору-комсомольцу Турчинову, хотя именно из-за Турчинова сейчас украинская артиллерия ровняет с землей родной поселок Ахметова на рабочей окраине Донецка.

Классовая сущность украинских правящих элит в том, что они уже мыслят в неофеодальной логике. Украинская политическая элита уже стала панами, что выливается в государственную идеологию евроинтеграции. Среди киевских политических и деловых элит принято поклоняться евроинтеграции и веровать во вступление Украины в ЕС. Вера в Европу органично заменила веру в коммунизм. Украинские элиты не интересуются Европой, не изучают политическое устройство Евросоюза, не следят за политической дискуссией в Европарламенте и дебатами в бундестаге между Меркель и левыми. Все это не нужно, а нужно просто верить в Европу, тем самым реализуя свой комплекс неполноценности, пытаясь доказать, что ты не второго сорта. Обязательное наличие открытого шенгена, дача в зоне ЕС или офшоре, зарезервированные на католическое Рождество и Новый год шале в Альпах — вот характеристика украинского элитария, который считает себя успешным человеком. Здесь на Украине у него заботы, заводы, холопы и чернь. Холопы — это такие послушные недолюди, которые, как бараны, берут повестки, идут в военкомат, а потом становятся калеками на Донбассе. Чернь — это холопы, которые реализовали право на бунт, которое черни никто не давал, потому что право на бунт для холопа реализовано в шоу-политическом формате — в виде выборов. Холопу раз в четыре года предлагается спектакль, по типу как с Петрушкой на ярмарке, только смотрит холоп не переносной театр скоморохов, а телевизор, и раз в несколько лет ему напоминают, что он на самом деле никакой не холоп, а самый настоящий хозяин всей страны и теперь его самый главный клад — голос, который надо обязательно прийти и отдать в чью-то пользу, и предлагают на выбор странных персонажей. Хотя почему странных — таких же, как в переносном театре у скоморохов: Петрушка, Поп, Солдат, Царь, Баба и зверушка какая-то.

Так вот, холоп должен сидеть смирно и раз в несколько лет ходить на выборы. За примерное поведение холопу иногда подбрасывают бонус в виде повышения прожиточного минимума или субсидии на отопление. А вот с чернью совсем другой разговор — чернь должна быть уничтожена, дабы никто из холопов не вздумал бунтовать.

Украинская элита бомбит города Донбасса не потому, что очень не любит их, вовсе нет. Они очень любят города, но еще больше любят свои активы — у каждого украинского олигарха, хоть днепропетровского происхождения, как Коломойский, хоть бессарабско-винницкого, как Порошенко, были свои активы на Донбассе. Как минимум филиалы карманных банков, автосалоны, заправки и сетевые пром- и продтоварные магазины.

Донбасс уничтожают, потому что видят землю Донбасса и его жителей в абсолютно разных действительностях. Землю надо вернуть — потому что у черни нет права иметь свое государство и быть себе хозяином, потому что это может вызвать и у других холопов желание повторить бунт. Если бы взбунтовавшуюся чернь взяло бы в свой феод «московское княжество» — это еще можно было бы понять: другой более сильный игрок показал свое право на землю, но ведь он не заявляет права, следовательно, земля господская. А чернь надо изгнать либо уничтожить, и неважно, каким способом — голодом, бомбежками или расстрелами. Лучше всего применять сразу все методы.

Собственно, бойня 2 мая в Одессе была спланирована как сугубо средневековое действо — сожжение взбунтовавшейся черни. Приблизительно так же поступали немецкие князья в отношении чехов-гуситов, так же сжигали североамериканских индейцев, которые шли наперекор воле протестантских колонизаторов.

Так называемая АТО против Донбасса — это абсолютно нормальная с точки зрения неофеодального мышления ситуация. Киевских неофеодалов, наоборот, удивляет, почему власти России поддерживают чуждую им феодальную чернь, а не классово близких киевских господ. В политической культуре РФ еще сильны социалистические нормы политического этикета. Олигархия отодвинута от постов, а правящий класс бюрократии занимается сверхпотреблением тихо, не особо афишируя личные состояния. Тем более что, например, абсолютно легальные гонорары в госкорпорации позволяют вести образ жизни миллионера, а если учитывать разветвленность корпоративного бизнеса и наличие сотен разнообразных «дочек» и управленческих надстроек вроде наблюдательного совета, то реальное влияние топ-менеджера российской госкорпорации может быть выше, чем любой гонорар. Бизнес по добыче, транспортировке и переработке нефти или газа является мировым бизнесом, и пост руководителя такой компании, с контрольным пакетом государства российского, по определению делает тебя частью мировой элиты.

А вот собственные миллиарды и конфетные фабрики от Винницы до Липецка не дают Петру Порошенко входа в мировую элиту. И в этой психологической зависти господ из Киева к господам из Москвы и есть внутренний психологический комплекс украинской национальной элиты, которая уже деградировала до неофеодального мышления. Потому что для украинской элиты величайшим оскорблением является поддержка российской элитой взбунтовавшейся черни на Донбассе. «Крымнаш»(тм) киевские неофеодалы еще могут понять — «отжали» землю с холопами, обидно, конечно, но предки украинской элиты в 1954 году аналогично поступили под шумок праздника. А вот с Донбассом в неофеодальной логике подло поступают знать и бояре московские. Чернь раззадоривают донбасскую, лихих голов и вольных людей через свою границу на Донбасс пропускают, оружие подбрасывают, пару раз переодетых стрельцов отправляла Москва помогать отрядам черни — примерно так рассуждает среднестатистический украинский элитарий, и в нем рождается искреннее неофеодальное чувство предательства. Мы-то, украинские неофеодалы, думали, что вы в Москве такие же, а вы нам нож в спину, наших холопов мятежных поддерживаете, не даете в своем уделе порядок навести: бунтовщиков перевешать, атаманов распять, руины Донецка распахать и солью засеять — и тут такое предательство со стороны Москвы. В логике неофеодала поступок правящих элит России просто не может быть объяснен ничем, кроме как предательством.

В отечественной истории уже был подобный случай. Дело было в середине XVII века во время многочисленных войн казаков и запорожцев против Польши. Как мы помним из истории, в 1654 году состоялось историческое событие: царство Московское и земли под контролем гетмана Хмельницкого объединились в союзное государство, обширные территории от современной Винницы до Полтавы и от Киева до Запорожья соединились с огромной страной. Экономический эффект объединения дал плоды уже через пятьдесят лет. Стремительно интегрированы Сибирь и Дальний Восток, началось освоение Новороссии — огромного края от Харькова до Одессы. Объединение наследников северно-консервативной лесной Руси с наследниками южно-вольнолюбивой степной Руси дало огромный импульс к развитию нового государства. Московское царство к моменту объединения находилось в кризисе развития, совсем недавно закончилось Смутное время, когда казалось, что поляки воцарились в Кремле навсегда.

События 1612 года, когда в Москве правили сразу двое самозванцев — Лжедмитрий I и Лжедмитрий II, — были всего за сорок лет до воссоединения Украины с Россией в 1654 году. Внутри московских элит того времени шли ожесточенные споры о том, как поступать с мятежным казацким войском Хмельницкого и крестьянским ополчением.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.