Палестина

Палестина

Предложение заселить Уганду сослужило сионизму большую службу. Это всем уже понятно, и трудно было бы поэтому выводу высказать что-нибудь новое. Надо только сделать одно замечание: противники восточно-африканского проекта охотно печатают сведения и даже слухи о непригодности этой страны для колонизации. Мне кажется, прежде всего, что раз есть комиссия и будет экспедиция, неудобно забегать вперед и пророчествовать в ту или другую сторону, да еще полагаясь на слухи или случайные справки. Но, кроме того, мне кажется, что такая тактика — стремление нарочно обесценить английское предложение — в высшей степени вредна. Это предложение нам дорого главным образом потому, что оно как раз навсегда уничтожает все малодушные возражения о практической неосуществимости евр. государства. Нам очень часто приходилось слышать: «Да ведь вам, прежде всего, земли не дадут!» После VI конгресса мы получили право отвечать: «Землю готова дать Англия, если только мы пожелаем взять». Неужели вы хотите, чтобы нам на это с насмешкой возразили: «Да, вам предлагают заселить такую землю, которая. не годится для заселения!»

Я полагаю, что Уганда в конце концов окажется очень недурным участком земли — не без недостатков, конечно, да ведь и в Италии есть малярия и пеллагра. Я полагаю, что люди, которые некогда в будущем заселят эту страну, заживут там припеваючи, если, конечно, сумеют устроиться как следует. Я полагаю, кроме того, что предложение англичан сделано с искренним желанием помочь нам (и в то же время, конечно, заселить один из своих пустырей), а совсем не с расчетом бросить нам лицемерно такую кость, на которой нечего обглодать. Я полагаю, что если весть о новом предложении, исходящем от Бельгии и относящемся к заселению евреями Конго верна, то и это предложение сделано чистосердечно и добросовестно, в полном искреннем убеждении бельгийцев, что они предлагают нам такую вещь, которая выгодна и для нас. Я полагаю так потому именно, что считаю евреев силой, которая способна оживить и обогатить всякую землю, и думаю, что просвещенные и дельные люди, будь они англичане или бельгийцы, не могут не сознавать этого. Иными словами, в той сделке, которая в будущем даст нам собственный клочок земли, мы явимся в высшей степени выгодными контрагентами для страны, с которой эта сделка будет заключена, а выгодному контрагенту ни один серьезный предприниматель не предложит таких условий, которые заведомо неприемлемы. Кто ценит по достоинству еврейскую народность, тот не может не понимать, что, предлагая нам землю, и англичане, и бельгийцы в их собственном интересе должны были искренне иметь в виду и наш интерес.

Тем не менее, я безусловный противник и Уганды, и Конго, и какого угодно Эдема, если это не Палестина. В ближайшем будущем я надеюсь развить достаточно эту точку зрения на роль Палестины, но и сегодня мне бы не хотелось ограничиться одним утверждением без всяких доводов.

Сионистское движение, как уже не раз указывалось, не есть реакция против внешних враждебных давлений. Оно возникает из инстинкта национального самосохранения: этот инстинкт так же могуч, естествен, универсален, как инстинкт личного самосохранения или продолжения рода. Антисемитизм, угрожая этому инстинкту национального самосохранения, заставил его пробудиться; таким образом, антисемитизм явился только поводом (крупным, но далеко не единственным) к возрождению национального чувства среди евреев, но не причиной и источником этого чувства, ибо источник его — в вечном и неистребимом инстинкте, который каждая народность неугасимо носит в себе, пока живет, и который особенно у евреев проявляется с исключительной, почти невероятной мощью. Следовательно, для того, чтобы познать во всех подробностях истинную сущность сионизма, надо опуститься к источнику и проанализировать еврейский инстинкт национального самосохранения.

Инстинкт национального самосохранения есть стихийное стремление оградить свою национальную индивидуальность, со всеми ее особенностями, от изменения под влиянием посторонних давлений. Отсюда ясно, что инстинкт этот, в сознательной или бессознательной форме, неустанно требует для данной народности такой обстановки, к которой национальная индивидуальность этой группы была бы наиболее приспособлена, иными словами, в которой эта индивидуальность встретила бы наименьшее постороннее давление. Еврейская национальная индивидуальность, какою она представляется теперь, впитала в себя, конечно, немало новых особенностей за долгие века бродяжничества, но зерно ее, сущность ее, то, что ученые называют «духом юдаизма» и отпечаток чего находят на всех решительно созданиях еврейского ума в разные годы и в разных странах, — это «нечто» является совершенно чистым от посторонней пыли, приставшей к нашим подошвам во время скитальчества; и из того, что в духовном складе Лассаля и Берне, живших в XIX веке этого скитальчества, ярко выделяются те черты, которые характеризуют духовный склад библейских пророков, росших еще на почве Палестины, явно вытекает, что сущность еврейской национальной индивидуальности есть именно палестинская индивидуальность. Это — психологически тот же вывод, к которому, изучая черепа, антропологически пришел г-н Юдт в книге «Iudische Statistik[7] »: «еврейский тип определился в Палестине».

Из этого логически следует, что наиболее приспособленная среда, которой требует инстинкт национального самосохранения, может быть дана только Палестиной. Только в Палестине сущность национального еврейского духа могла бы развиться вполне свободно и самозаконно, не терпя ущерба от необходимости приспособляться в чужеродной обстановке. Поэтому, если и в другой стране евреям, может быть, будет житься привольно и сытно, то истинное еврейство как таковое в ней возродиться, естественно, не может.

Правда, на VI конгрессе сионистов у Макса Нордау вырвалась фраза: «Кто говорит, что мы должны спасать еврейство, а не евреев, тот пусть явится с этими взглядами на спиритический сеанс, а не на базельский конгресс». На эту довольно-таки циничную фразу мы могли бы ответить, что тому, кто из-за евреев забывает о еврействе, место в заседании благотворительного общества, а не на конгрессе возрождения. Но мы этого не скажем, ибо понимаем, что со стороны почтенного руководителя это не более как неудачный ораторский экспромт, и что всякий истинный сионист не постигает блага евреев иначе как в виде полного, всестороннего и свободного развития еврейства. Если бы нам не было никакого дела до еврейства, а только до евреев как людей, то гораздо проще и гуманнее было бы пропагандировать среди евреев идею всеобщего обращения хотя бы в лютеранство.

Сущность сионизма, который является выражением общееврейской заветной потребности, есть сохранение еврейства для полного, свободного, всестороннего развития. Такое развитие возможно только на почве Палестины. Вот почему Палестина не может быть вычеркнута из программы сионизма иначе как насильственно и противоестественно.

Это — чисто априорное обоснование роли Палестины, но, кроме того, всем известны, конечно, многочисленные практические соображения, хотя бы то, напр., что вряд ли масса в таком же количестве откликнется на призыв к простому переселению, в каком откликнулась бы на призыв к переселению в св. Землю.

Видя в Палестине неотъемлемую цель нашего движения, я не могу не видеть в Уганде или Конго серьезных помех. Я, конечно, тоже слышал все заверения на тему: «одно другому не мешает»; но не могу не сознаться, что все эти заверения оставили во мне впечатление или непродуманное, или неискренности. Если бы дело шло просто о рациональном переселении в Уганду тех тысяч евреев, которые теперь нерационально переселяются куда глаза глядят, тогда никто бы не встревожился и общество Пса охотно занялось бы этим проектом. Но речь идет о настоящем еврейском штате с собственным правительством и законодательством, т. е. о первом опыте еврейского государства. Я прямо не постигаю, как можно не понять, что такого рода первый опыт неминуемо поглотил бы все и духовные, и финансовые силы сионизма. Люди вокруг до сих пор сомневаются в том, что можно ли (как они выражаются, «искусственно») создать государство, а мы, кажется, уже мечтаем создать целых два государства сразу; причем одно, так сказать, по необходимости, а другое, так сказать, из принципа.

Наше движение, конечно, богато силами и будет еще богаче со временем, но и нам не следует чересчур уже смешить публику. Или государство в Уганде, или государство в Палестине; если в Уганде, то забудем о Палестине. Уганда безусловно угрожает убить Палестину.

Истинный победитель в затруднениях жизни есть тот, кто умеет использовать во благо себе самое затруднительное положение. Мы должны сделать то же самое с Угандой и Конго (если Конго не сказка) и вообще со всяким предложением рая земного вне св.Земли. Мы должны устроить так, чтобы все эти предложения, грозящие навеки удалить нас от Палестины, послужили нам, напротив, козырем для достижения Палестины.

Я считаю эту мысль достаточно ясной. Если такое государство, как Англия, нашло для себя выгодным предложить евреям Уганду, то в умелых руках это предложение может послужить очень убедительным и заманчивым аргументом для Турции. Финансы Турции плохи, в будущем году они станут еще плоше. Кроме того, если Турция медлила до сих пор, она ничем не рисковала. Но медлить теперь, когда явились сильные конкуренты, значит рисковать полной и вечной потерей удобного случая заселить пустынную страну и превратить солидный хронический убыток в еще более солидный и постоянный доход.

Все это ясно и уже многими высказывалось.

Таким образом, нет недостатка, выражаясь по-американски, в «платформе» для новых, более плодотворных переговоров с турецким правительством. Но ведутся ли переговоры? Желают ли вести эти переговоры те лица, от которых это зависит? Не решили ли они махнуть на все рукой?

Прискорбно, конечно, то, что в этом огромном движении столь многое зависит от настроения одной личности, но раз это уже так, было бы лишней потерей времени ограничиться сетованием. Надо не сетовать, а действовать. Надо нам, еще желающим, еще не махнувшим рукой, сделать так, чтобы принудить наших официальных представителей снова и с новой энергией начать турецкую кампанию, именно теперь, когда случай так благоприятен. Вместо того, чтобы растерянно смотреть по сторонам, декламировать или ругаться. Мы, еще не махнувшие рукой, должны активно доказать наше твердое желание, чтобы борьба за Палестину продолжалась, мы должны ясно выраженным массовым заявлением напомнить нашим представителям, что имя св. Земли еще не вычеркнуто из базельской программы, и потребовать от них немедленных действий в этом направлении.

Я писал из Базеля и сохранил до сегодня это убеждение, что наши представители сами тоже остались внутренне верными девизу Палестины. Я даже допускаю, что в эту самую минуту, когда я пишу, д-р Герцль ведет с падишахом переговоры — под покровом обычной и неизвестно для чего нужной таинственности. И если это так, то массовое заявление нашей воли только должно его порадовать как доказательство того, что он угадал и опередил заветные желания своих верителей. Но если это не так, если под затишьем действительно кроется отказ от Палестины, то массовое заявление верности Палестине с нашей стороны и категорическое требование, чтобы и наши верхние представители оставались ей верны и снова направили все свои усилия на св. Землю, является нашим долгом, и нам придется, быть может, горько потом каяться, если мы этого теперь не сделаем. Мы должны напомнить. Если напоминание подействует, тем лучше. Если бы напоминание не подействовало, тогда мы, по крайней мере, будем ясно знать, кто с нами и кто против нас, и сможем ясно показать это на будущем конгрессе не только в прениях, но и в выборах. Ибо люди, которыми мы дорожим, дороги нам как борцы за Палестину, без которой немыслимо наше полное возрождение. Если эти люди захотят перешагнуть через Палестину, мы должны твердо перешагнуть через них, с сожалением, но без малодушия, без колебания, согласно первому и последнему нашему правилу: во что бы то ни стало.

1903 г.