Фазы перманентного геополитического выбора

Фазы перманентного геополитического выбора

История становления современной Турции после краха Османской империи, которой мы вкратце коснулись в предыдущей главе, демонстрирует симметричные волны смены ориентаций. Изначально зажатая между Россией и Англией Турция осознает себя ближе всего к Средней Европе, конкретно к Германии, которая находится в том же положении, что и Турция, только в ином секторе «береговой зоны», к Северо-западу. Турция ориентирована на Германию как на свое европейское alter ego. Но эта ориентация — еще не сам геополитический выбор. На самом деле здесь пока еще нечего выбирать: находясь в сходной геополитической ситуации, обе страны естественным образом тяготеют друг к другу, поддерживают друг друга, стремятся к проведению совместной консолидированной политики в регионе. Турция — естественная опора континентальной Европы (до второй половины ХХ века — Германии) на Ближнем Востоке, и наоборот, Германия органично выражает и защищает интересы Турции в Европе. Это тоже закон геополитики, но скорее в той ее части, которая связана с логикой отношений стран между собой внутри «береговой зоны».

Настоящий же выбор начинается в ином контексте: это фундаментальный выбор между атлантизмом и евразийством.

Современная Турция рождается в кровавой битве на Босфоре против англичан. Кемаль Ататюрк строит новую Турцию, «молодую Турцию» на жестком противостоянии англо-саксонскому (атлантистскому) проекту. Иными словами, евразийский выбор лежит в самом основании современной турецкой государственности, с этого антианглийского (и во вторую очередь прогерманского) импульса начинается для Турции отсчет современной истории. Геополитическая линия Ататюрка однозначна: Турция не намерена быть атлантистской колонией, она хочет быть свободной от атлантизма. Это свободный и фундаментальный выбор отца-основателя нового государства. И этот выбор геополитически является евразийским.

Далее следует серия симметричных шагов в сторону Советской России. Убежденный сторонник лаицизма и светскости Ататюрк видит в большевизме то, что хочет видеть: новую нацию, светскую республику, динамично развивающийся евразийский полюс, выбирающийся из развалин старой империи. И как сам Кемаль Ататюрк решительно рвет с османским прошлым, так и Ленин рвет с царизмом. Следует сближение Анкары с большевистской Москвой, одним из зримых следов которого является современный Карабах, отданный Кремлем Советскому Азербайджану в знак симпатии к младотурецкой Анкаре.

Однако, как и в любой «береговой» стране, геополитический фундаментал, с одной стороны, всегда относителен и ограничен конкретными историческими рамками, с другой стороны — сопряжен со стремлением региональной державы увеличить свою национальную мощь и независимость, играя на геополитических противоречиях главных планетарных полюсов. Поэтому Ататюрк не идет на «советизацию» Турции, настаивая на «третьем пути» между социализмом и капитализмом, на модели солидарного и самобытного национального государства. Отсюда определенные трения с Советской Россией в первой половине ХХ века: Анкара хочет идти своим путем, с позитивной ориентацией на Москву и отвержением атлантизма, но с большой долей независимости. Этому способствует стремление нацистской Германии вопреки всем правилам геополитики объявить себя самостоятельным геополитическим субъектом. Высокомерное невежество Гитлера приводит к грандиозной бойне, когда цивилизации Моря в противоестественном альянсе с цивилизацией Суши приходится совместно и ценой колоссальных жертв тушить обреченный на неминуемый провал пожар восстания «береговой зоны» против обоих геополитических полюсов.

К концу 40-х годов Турция снова стоит перед необходимостью определить свою геополитическую ориентацию. Германии как самостоятельного игрока отныне больше нет, Европа разделена, и политический выбор приближен к ясности дуальной геополитической картины — американский атлантизм или советское послевоенное евразийство.

На этот раз Анкара делает выбор в пользу Атлантики и цивилизации Моря. Этому способствует успешная дипломатическая тактика Лондона и Вашингтона, а также недальновидная политика Сталина, который — после территориальных успехов в Восточной Европе и шокированный нацистской агрессией — считает, что самый надежный способ справиться с «береговой зоной» — это просто завоевать ее. Здесь появляется мифологема о якобы «стремлении Сталина захватить северную Турцию» и реализовать в советской версии старый царистский миф об «освобождении Царьграда». Трудно сказать, были ли такие планы у Сталина, документальных подтверждений нет, но ничто не убеждает нас, что их не было. Могли быть, могли и не быть — и то, и другое вполне вписывается в геополитическую логику событий, следующих за Второй мировой. Другое дело, что этот миф был удачно использован американцами, чтобы повлиять на Анкару в атлантистском ключе: так как национальное государство для турок — высшая ценность, то угроза потерять его была воспринята весьма серьезно. Кроме того, СССР стал активно поддерживать ряд исламских государств, региональных соперников Турции, а Запад предлагал гарантии и защиту в обмен на присоединение Турции к атлантистской стратегии.

В этой геополитической фазе Турция делает атлантистский выбор и строит свою политику на антикоммунизме и антисоветизме, следуя логике Вашингтона. В вопросе Северного Кипра СССР занимает жестко прогреческую позицию, поддерживает курдов, арабские баасистские страны против Израиля, что еще усиливает интеграцию Анкары в цивилизацию Моря. Но при всем этом Турция остается совершенно самобытным государством. Если на первом этапе это было «евразийство третьего пути», то теперь это «атлантизм третьего пути».