Дело о двух лимонах

Дело о двух лимонах

Следующее ШИЗО Ходорковского было в июне. 3 июня в его личных вещах якобы обнаружили 2 лимона и яблоко, которые ему якобы не передавали в передачах. И из-за этого он получил 10 суток ШИЗО.

— Этого тоже не бывает, да? — спрашиваю я у Натальи Тереховой.

— Ну, о чем вы говорите! Они друг дуга угощают, и что же теперь? Может быть, там что-то не проходило по передачам. А на самом деле знаете, как было? Когда Михаила Борисовича поместили в «безопасное место» (там у них общее место для хранения вещей и продуктов), заключенные брали, пользовались продуктами, и когда он должен был вернуться, ему их отдали. Это же нормально. Так люди себя ведут. Вот и появился этот лимон. Когда он пришел, они сказали: «Борисыч страданул изрядно». Даже они так оценили эту ситуацию.

— Насколько я знаю, потом было принято постановление о том, что заключенным нельзя меняться продуктами…

— Нет. Есть правило внутреннего распорядка, в котором обмен запрещен, и дарить друг другу запрещено. Но о чем речь-то ведется? Речь о том, чтобы заключенные не менялись так: у меня квартира в Сокольниках в Москве, а у меня сарай. И они поменялись. Это чтобы исключить подобные сделки, когда один сильнее физически, а другой соглашается из страха. Но извините меня, когда угощают одним лимоном — это совсем другое дело.

Мы по этому поводу обращались в Верховный суд, и он давал нам разъяснения. Такие вещи, как лимон, не могут считаться нарушением. Это совершенно очевидно. Но очевидно для нас с вами, а не для администрации колонии.

Мы обжаловали это взыскание и получили положительное решение. Из всех взысканий мы из тактических соображений не обжаловали одно: эпизод с чаем.

Я смотрела материалы личного дела Михаила Борисовича и поняла, что тома, которые посвящены жизни Ходорковского в колонии Краснокаменска, пусть будут на совести сотрудников колонии. Они столько насобирали материала, что видно, что следили за каждым его шагом. Они пытались выслужиться, писали рапорты.

Когда он сидел в ШИЗО, открыли пол, и там обнаружились какие-то заржавевшие металлические предметы. И рапорт пишут. Очевидно, Михаил Борисович вскрывал пол и туда это помещал. Мелко это, подло. О чем говорит? Прежде всего, о характере. Если бы у человека, который руководит колонией, и у сотрудников был характер, и они бы сказали, что никогда не будут этого делать — они бы и не стали. Но они слепо выполняли устные распоряжения каких-то лиц. Пусть это будет на их совести. Хотя крови они попортили море.

Все наши последующие встречи, как и первая, были в помещении ШИЗО, и он стоял за сеткой. Только так. Мы и писали по этому поводу, и жаловались. Только с 1 марта 2006-го положение изменилось. Свидания перевели в корпус, где обычно встречались с адвокатами заключенные, отбывающие наказание в Краснокаменске.

Там был оборудован отдельный кабинет, но все равно Михаила Борисовича заводили, закрывали. Но, по крайней мере, он был не в клетке, а как бы в отдельной комнате, и между нами было стеклянное окошечко. Не дай бог, мы бы сидели за одним столом! Нас разделяла стена. Я потом говорила Михаилу Борисовичу: я вас все время вижу в клеточку, и уже не понимаю, какое у вас лицо. Хотя мы писали жалобы по этому поводу.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.