Тимур Зульфикаров -- Один день из детства Пророка

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Тимур Зульфикаров -- Один день из детства Пророка

В. АЛЕКСАНДРОВ

Публикуемая поэма давнего и постоянного автора нашей газеты получила первое место на Всероссийском поэтическом конкурсе "Пророк Мухаммед — милость для миров".

…Проезжая на своём вечном осле по ночному Эр-Рияду, а потом по священной Мекке, великий мудрец Ходжа Насреддин сказал:

— Прекрасны ночные огни Эр-Рияда и Мекки… и других городов земли…

Но все огни всех земных городов не стоят маленького пастушьего костра, у которого согревал свои озябшие Персты Пророк Мухаммад…

И все огни всех земных городов — не греют, а вечно живой Костёр Пророка струит вечное тепло…

И еще мудрец сказал:

— Пророк Мухаммад был последним Пророком на земле — после Святых Мусы и Исы…

А последнего сына отец всегда любит более других сыновей…

И потому Пророк Мухаммад — Любимец Отца Творца…

Да будет с Ним милость Аллаха…

И еще мудрец сказал:

— Крест, на котором распяли Пророка Ису — это Меч, вонзённый в Голгофу…

Пророк Мухаммад вырвал, вынул этот Божий Меч из смиренной Голгофы, чтобы посечь Им бесов…

И еще мудрец сказал:

— Кто долго странствует по миру — тот может встретить тех, кто давно умер, и тех, кто еще не родился…

В странствиях исчезает Время…

И потому люди любят странствовать…

Дервиш Ходжа Зульфикар

…Ах, детство — океан чувств… а у меня пустыня-сахра, а пустыня — лишь океан песка…

Раннее дымчатое прозрачное плывущее утро…Утро сиреневое… Утро машущих павлиньих хвостов…

А потом солнце убьёт выжжет всё…

Детство — это утро павлиньих хвостов…

А потом время превратит павлиньи хвосты — в куриные… аайхххйя…

Мальчик в долгой рубахе-дишдаша, босой стоит на бархане и глядит в пустыню Руб аль Хали…

Мальчик-ульд стоит у родного шатра-хейма

Мальчик чутко стоит озябшим столбиком как песчаный сурок у норки

Но это не сурок

Но это не мальчик

Это Пророк

А Пророк не стоит как сурок а летит как орёл

А Пророк не говорит а речет на века… как режет на камнях…

А Пророк видит не одну пустыню Руб аль Хали… Он видит все пустыни вселенной… все пустыни помещаются на Его ладонях…

Айхххйя…

Караван с шелком и мускусом уходит в Сирию…

Караван его родного дяди Абу Талиба…

…Ах, дядя, возьми меня с собой… возьми…

Все еще спят в Мекке, но я не сплю… я всю ночь не спал… ждал…

Я знаю, чую, что утром уйдёт кафиля-караван…

Еще ночная роса лежит на необъятных песках…

Детство — это утренняя роса… быстра…

Ах, бродить босыми ступнями по влажным текучим пескам!

Пески текут нежно проваливаются под пятками моими и ножными пальцами…

Пески щекочут ноги мои…

Я люблю пески… Пески по-собачьи ластятся ко мне… ласкают меня…

Как матерь мама умма Амина бинт Вахб моя из летучего племени древнего Саад ласкала меня в люльке и потом в кроватке моей мекканской…

О Аллах!..

А потом меня отдали кормилице Халиме бинт Абу Зуайб…

Ах, блаженны соски её питающие

Ах, тогда я понял, почуял, что в мире нет чужих сосков, чужого молока, чужих человеков…

А все родные…

И вот умма Амина умерла, стала песком, когда мне было шесть лет

А отец мой Абдаллах ибн Абд аль Мутталиб умер, стал песком, когда я покоился во чреве матери

И вот уже во чреве матери я стал полусиротой

И вот уже не ступив на земной песок я стал полусиротой…

А потом через много лет прозрев — я скажу: "Рай находится у подножья наших матерей…"

О Аллах! Я до шести земных лет бродил в раю — у ног жемчужных матери Амины моей

О!..

Но потом и она стала песком и ноги жемчужные райские её стали песком

Поистине, ноги, бродящие в песке, становятся песком…

Пустыня — это кочующий необъятный прах усопших человеков…

Пустыня — это бескрайний караван-кладбище-мазар, где кости верблюдов переплелись перемешались с костями человеков…

Смерть делает всех равными, а жизнь — нет…

Значит, смерть справедливей, выше жизни?

И пустыня слаще оазиса?

И я хочу уйти в пустыню… в Смерть?.. в царство справедливости?

Но!.. Я хочу отделить кости верблюдов от костей человеков…

Но!.. Я хочу отделить тленных язычников идолопоклонников от вечных верующих в Единого Аллаха…

Но!..

Но есть Слова, которые воскресят вернут мёртвых…

И эти Слова у Аллаха…

И Он скажет мне Их?..

И я верну усопших из песка?..

О Аллах!

Но когда?..

О!.. И!..

И тогда мой дед Абд аль-Муталлиб ибн Хашим стал мне матерью и отцом

Но потом и он ушёл и стал песком… и стал пустыней…

О Аллах, мне тогда еще было восемь лет, и я не знал, не слышал через лай шакалов, и стоны верблюдов, и шелест сыпучих барханов, и плачи матерей погибших воинов-корейшитов — что Ты — Всевышний Вечный Отец мой…

И Ты тогда ещё не говорил со мной…

А только с небес шептал, но я, слепец, ещё не слышал Тебя…

Я ещё не всех родных текучих быстротечных потерял, чтобы услышать Вечного Тебя…

О Боже!.. А в кого верит Сам Творец Бог — Повелитель всех миров?

Иль Он верит в творенье Своё — взявшееся из кровяного сгустка — в человека?

О Боже! Иль моя душа стремится струится в запретные края, где нет Всевышнего… а есть ли такие края?..

Тогда умри, усни, бессмертная душа моя…

…Ах, дядя Абу Талиб, родной… Я заблудился без Аллаха… Я не спал всю ночь… и вот заблудился… устал…

А караван уходит, но верховная верблюдица останавливается близ шатра моего и выпукло слёзно текуче глядит на меня… жалеет меня…

А кому на земле жалеть меня, когда мать, отец, дед покинули меня…

И вот верблюдица жалеет меня…

Ах, дядя Абу Талиб, она хочет взять меня с собой, а ты не хочешь…

Элиф… Лам… Ра…

О Аллах!..

Она чреватая, беременная, у неё сосцы гранатовые, напоённые, как жгучие лозы весенних диких каменистых виноградников близ горы Хара, где впоследствие явился мне Ангел Гавриил с Письменами Аллаха…

И вот сосцы верблюдицы, как обнаженные корни старой акации, болят, мучают её, и она глядит на меня, и ей чудится, что я её новорождённый верблюжонок и хочу взять сосцы молочные припухлые её, и она меня зовёт…

А я вспоминаю блаженные святые вселенские сладчайшие, как персидская халва, соски кормилицы моей Халимы…

Ах, дядя Абу Талиб, возьми меня в караван твой…

Я всю ночь не спал

Я знал, что утром уйдёт караван растворится разбредётся в песках в песках как рыба в океанских волнах…

Еще раннее утро, еще звёзды на небе иссиня лазоревом стоят текут

Ах, как хочется утром спать, но я не спал…

Ах, дядя Абу Талиб, возьми меня в караван

Ах, дядя Абу Талиб, а ведь звёзды это Письмена это Знаки это Иероглифы Бытия… и небытия…

А.Л.М. Айхххххйя!

Но Чьи это Письмена?

Кто в небесах их посеял, поставил, начертал? А? А? А?..

А я знаю — Кто Их начертал…

А если бы были у меня отец и мать — я бы ещё не знал…

Необъятный Творец быстрей открывается сиротам…

Господь Миров Аллах любит сирот…

Элифъ… Ламъ… Мим… Ра…

Айххххйхйааа…

О Аллах!..

Как много насыпано в Чаше родной пустыни Руб аль Хали песка песка песка… аааааа…

А ведь пески — это рассыпавшиеся падучие звёзды…

Когда рассыпаются звёзды — в реках песок прибывает…

Когда палых звёзд — множества — пустыни тогда насыпаются…

И потому верблюды звездопады любят…

Любят верблюды на звёзды глядеть…

Чуют они, что пока падают звёзды и рассыпаясь становятся песком пустыни — колыбели верблюдов не иссякнут…

Так Господь соединяет два мира — мир звёзд и мир песков… мир живых и мир мёртвых?.. А?..

И что же верблюды чуют эту связь — а человеки не чуют?..

Ах, дядя Абу Талиб, а ведь и звёзды, и верблюды, и пальмы, и необъятные барханы, и человеки, и звери — это живые, кочевые Письмена, Знаки, Иероглифы бытия…

Но чьи это Письмена? Как прочитать Их?..

Кто на земле и в небе поставил, начертал эти Письмена…

А я знаю — Кто Их начертал…

А вся пустыня Руб аль Хали — это кочующие песчаные горбы песчаных верблюдов…

Элиф… Лам… Ра… Да? да? да?

Пустыня — это бродячий несметный многогорбый Верблюд… Да?..

Ах, дядя Абу Талиб, возьми меня в караван, в пустыню, в царство песка…

Куда ушли мой отец Абдаллах, и матерь мама умма Амина, и мой дед Абд аль Муталлиб ибн Хашим, который сладко обнимал меня и гладил по спине, где таится Знак Пророка, и щекотал душистой смоляной бородой с запахами ливанских масел и берберийских эфиопских мускусных смол…

Айхйяяяа… Ах, дядя мой родной Абу Талиб, возьми меня в караван твой…

Ведь когда умер мой отец и стал песком, я стал полусиротой…

А полусирота — это птенец с одной лапкой и с одним крылом — и вот он прыгает тщится по земле мекканской каменистой и каждый камень — смерть его, преграда неприступная…

И полные птицы смеются над ним…

И всякая змея жалит его…

И клюют птицы беспомощного неполного его…

Ах! Айхйа! Элиф…Лам… Ра…

Ах, детство — это океан сладких летучих душистых томных чувств, это дамасская духовитая лавка медовых сладчайших пряных целебных обольстительных смол, головокружительных дурманов, масел, мазей, вин, духов…

А у меня была каменистая пустыня белого саксаула и верблюжьей колючки… А…

А потом ушла Амина мать умма моя и стала песком, а я стал птицей без крыл и лапок…

Но мой дед Абд аль Муталлиб стал моими крылами и лапками, но потом и он стал песком…

А.. Элиф… Лам… Ра…

Иль всё на земле становится песком… А?..

А теперь ты, дядя Абу Талиб, стал мне матерью, и отцом, и дедом, и лапками, и крыльями птенца… алиф… лам… ра… Айхйааа…

И что же ты не хочешь взять меня в караван твой, в пустыню, когда все родные мои стали песком и я хочу в пустыню, к ним…

Не навсегда, а только — на краткое свиданье упованье…

Айхххххххйях…

И вот гляди — караван твой остановился нежно, свято споткнулся около шатра моего и не хочет идти без меня

И караван стал упрям и недвижен, как потный осёл, и не хочет идти без меня

И верблюдица чреватая с огненными жгучими сосцами легла близ дома моего и не хочет идти без меня

Айхйахйа… Элиф… Лам… Ра…

А как верблюдица не боится в пустыне плод рожать?..

А как Пророк не страшится в пустыне тленных язычников рождать ронять Божьи Вечные Слова?..

Ах, дядя Абу Талиб, возьми меня в караван, в царство песка, куда уходят человеки, куда ушли мои отец, и мать, и дед…

Но если они ушли в песок и стали песком — то они вернутся из песка, и вновь станут человеками…

Есть, есть такие Слова, которые вернут их из песка…

И эти Слова у Всемогущего Аллаха…

Но Он скажет шепнёт Их нам?.. Ах…

Ах, дядя Абу Талиб, самум, буря, мгла в пустыне вернут усопших нам, ибо самум веет в Двух Мирах и соединяет Два Мира — земной и небесный…

И если ветер выдувает выносит усопших из могил их — то он и возвращает их… на миг? или на новую жизнь?

И знает только Повелитель всех могил и всех песков всех пустынь…

И вот в пустыне они с улыбками на ликах родных явятся нам нам нам….

Но ненадолго… но мы успеем их обнять… и почуять дыханье родное, которого не хватало в детстве нам… нам… нам…сиротам…

Кто долго путешествует, бродит по земле — тот встречает давно усопших и тех, кто еще не родился… и потому люди любят путешествия…

Тут Всевышний смешивает времена…

И будущее и прошлое — становятся настоящим…

…Тогда Абу Талиб плачет блаженно, хотя он воин бесслёзный, как пустыня безводная…

Тогда Абу Талиб подумал со сладким страхом:

— Если Ему подчиняются верблюды, если Ему внимают караваны — то что будет с человеками?..

Тогда Абу Талиб шепчет:

— Мухаммад… родной… мальчик… Кто сказал Тебе эти Слова?..

Тогда Мальчик показывает дрожащими перстами на небеса:

— Он сказал!..

Тогда Абу Талиб потрясенно уязвленно шепчет:

— Пророк…. Пророк… Пророк… Еще Мальчик — а уже Пророк…

Тогда Абу Талиб вспомнил слова матери Мухаммада Амины бинт Вахб: "Когда я забеременела им, то увидела, что из меня вышел Свет, который осветил мне дальные дворцы Бусры на земле Сирии… Я устала, радостно изнемогла от Света Этого…"

Тогда Абу Талиб вспомнил, что когда родился Мухаммад — дворец Кезры Ануширвана Хозроя Великого, который царствовал сорок семь лет и восемь месяцев — дворец Хозроя в Ктезифоне пошатнулся, как от страшного землетрясенья, и четырнадцать башен его разрушились и стали песком…

… А что будет со мной, с беспомощной плотью моей, если четырнадцать Башен стали песком…

Тогда Абу Талиб воспомнил, содрогаясь сладко, жертвенно, обреченно, блаженно, что в День Рожденья Мухаммада священный Огнь огнепоклонников иссяк и потух, несмотря на неусыпную ярость магов, хотя они бросали в Огонь даже одежды свои, а иные — и тела свои огненные ярые…

А озеро тысячелетнее Сава высохло, обмелело, словно летняя лужица в горах Хира…

А великий персидский мубед увидел сон, будто арабские кони и верблюды, пробежали победоносно всю Персию и копыта их горели алмазным пламенем…

А потом они захватят весь мир и не утратят огнь копыт…

И не утеряют святой пыл божиих прозревших душ, душ, душ…

Тогда Абу Талиб воспомнил грядущие Слова Пророка:

— Когда Я вместе с братом моим пас ягнят за нашими домами, ко мне пришли Два Мужа в белых, как сахарные пески моей пустыни Руб аль Хали, одеждах, которых я не видел на земле средь человеков…

У них был золотой таз, наполненный усыпляющим льдом…

Они взяли Меня нежно и разрезали развалили разъяли раскрыли как книгу живот Мой.

Взяли сердце Моё, и разрезали его, и взяли, отобрали из него чёрный сгусток крови и бросили его на тихие пески…

Потом они промыли сердце Моё и живот текучим целительным льдом…

Потом один сказал: "Взвесь Его с сотней человеков из народа Его…"

И Я перевесил…

Тогда он сказал: "Клянусь Аллахом — если ты взвесишь Его со всем народом — Он перевесит…"

…Тогда Абу Талиб воспомнил, что кормилица Мухаммада Халима дочь Абу Зуайба взяла Его к соскам своим кормильным колыбельным млечным в засушливое время, когда вымена верблюдиц, овец, ослиц, кобылиц были высохшими, как солончак, как гроздь сухого винограда

И вдруг! Враз! вымена наполнились, набухли густым молоком и напоили, напитали многих умирающих и трудно стало животным носить такие избыточные живые бурдюки-вымена молока…

А когда Халима с Младенцем села на старую ослицу свою — ослица радостно помчалась, обгоняя иных кобылиц и опуская оставляя их в дорожной пыли, пыли…

И вот засушливые вымена наполнились крупитчатым, густым молоком..

А головы человеков язычников исполнились Божьей благодати

Потому что рядом с Пророком текут реки млека и восстают забытые Вечные Слова Письмена Пирамиды Храмы Звёзды на земле и в небесах…

И дряхлые седые мудрые ослицы обгоняют беговых безумных гонных пенных опьяненных кобылиц, оставляя им слёзную пыль, пыль, пыль… Аййх…

Тогда Абу Талиб, воспомнив эти Знамения Чудеса, а человек быстро забывает о чудесах, тогда Абу Талиб бросается на колени пред коленями Мальчика:

— Пророк! Я собрал этот караван для Тебя...

Чтобы Ты вернулся к божественным Знамениям Чудесам…

Ибо без Чудес жизнь — это летучий песок, прах, верблюжья колючка, саксаул, сорняк…

Чтобы Ты встретил в неоглядных святых родильных песках вновь живых Твоих: отца, и мать, и деда своего… и других усопших…

И на миг перестал быть сиротой…

О Аллах!.. Может, и я встречу там усопших моих…

О Аллах…

О Мальчик… сирота… Пророк…

А потом Ты испьёшь из Родника Семьи и полюбишь Океан всех Человеков на земле

И станешь им отцом, и матерью, и дедом, и братом, и сестрой…

И Всевышний Аллах станет для Тебя и для всех человеков — Бессмертным Отцом…

Айхйяяяя…

Абу Талиб с тайным священным страхом поглядел на худенького бессонного Мальчика в долгой рубахе-дишдаша…

…Ах, верблюжонок, как Ты понесёшь на своих двухстах сорока восьми хрупких косточках и нежных жилах сосудах человечьих скоротечных — груз всех земных караванов?..

О, как человек тленный носит вечный Огнь Дар Костёр Вечного Аллаха?

Но!..

Но глаза у Мальчика роились горели пылали огнём всех звёзд, а долгие доходящие до утренних, уходящих звёзд камышовые алмазные персты воздымались к небу и указывали Пути всем человекам и караванам… к небу… к небу… к Аллаху… к Аллаху… к Аллаху…

Айхйаааааа… Аллаху Акбар… Аллаху Акбар… Аллаху Акбар…

Аллах велик и ждёт как Вечный Отец всякого тленного из нас…

И тленный становится Вечным.

Айхйхйхааааа…

…А Мальчик сел, взошёл на верблюдицу и караван двинулся пошёл…

Элиф… Лам... Ра…

О!..

…Мы описали только один День Откровений из Жизни Пророка, да пребудет с Ним Милость Аллаха…

А таких Дней было множество…

Все Дни Пророка были такими…

ВСЕ!..

1990 г. — апрель 2010 г.